Этот рассказ бесконечен. Ну а как обстояли дела в первопрестольной, когда в ней не было большевиков и малого народа? Читаем в том же письме: «На моих глазах, Ваше Величество, лет шесть тому назад в Москве снесли древнюю колокольню Страстного монастыря, и она рухнула на мостовую, как поваленное дерево, так что не отломился ни один кирпич, настолько прочна была кладка, а на ее месте соорудили новую псевдорусскую колокольню. Той же участи подверглась церковь Николы Явленного на Арбате, относившаяся ко времени царствования Ивана Васильевича Грозного и построенная так прочно, что и с помощью железных ломов еле удавалось отделить кирпичи один от другого.
Наконец, на этих днях я просто не узнал в Москве прелестную маленькую церковь Трифона Напрудного, с которой связано одно из преданий об охоте Ивана Васильевича Грозного. Ее облепили отвратительными пристройками, заново отделали внутри и поручили какому-то богомазу переписать наружную фреску, изображающую святого Трифона на коне и с соколом в руке.
Простите мне, Ваше Величество, если по этому случаю я назову еще три здания в Москве, за которые всегда дрожу, когда еду туда. Это прежде всего на Дмитриевке прелестная церковка Спаса в Паутинах, названная так, вероятно, благодаря изысканной тонкости орнаментовки, далее – церковь Грузинской Божьей Матери и, в-третьих – Крутицкие ворота, своеобразное сооружение, все в изразцах. Последние два памятника более или менее невредимы, но к первому уже успели пристроить ворота в современном духе, режущие глаз по своей нелепости – настолько они противоречат целому. Когда спрашиваешь у настоятелей, по каким основаниям производятся все эти разрушения и наносятся все эти увечья, они с гордостью отвечают, что возможность сделать все эти прелести им дали доброхотные датели, и с презрением прибавляют: "О прежней нечего жалеть, она была старая!" И все это бессмысленное и непоправимое варварство творится по всей России на глазах и с благословения губернаторов и высшего духовенства.
Именно духовенство – отъявленный враг старины, и оно присвоило себе право разрушать то, что ему надлежит охранять, и настолько оно упорно в своем консерватизме и косно по части идей, настолько оно усердствует по части истребления памятников.
Что пощадили татары и огонь, оно берется уничтожить. Уже не раскольников ли признать более просвещенными, чем митрополита Филарета?
Государь, я знаю, что Вашему Величеству не безразлично то уважение, которое наука и наше внутреннее чувство питают к памятникам древности, столь малочисленными у нас по сравнению с другими странами. Обращая внимание на этот беспримерный вандализм, принявший уже характер хронического неистовства, заставляющего вспомнить о византийских иконоборцах, я, как мне кажется, действую в видах Вашего величества, которое, узнав обо всем, наверно, сжалится над нашими памятниками старины и строгим указом предотвратит опасность их систематического и окончательного разрушения"»78.
Слово Михаилу Васильевичу Нестерову: "По возвращении с Кавказа мне пришлось впервые заседать в комиссии храма Христа Спасителя. Двадцать лет существовала эта курьезная комиссия. Обычно почетным председателем ее был московский генерал-губернатор.
В числе их был и вел. князь Сергей Александрович… Заседание началось и прошло в ознакомлении меня в общих чертах с тем, что было сделано (вернее, чего сделано не было) за истекшие двадцать один год. В двадцати томах было изложено это хронологическое бездействие, в продолжении коего храм Христа Спасителя, его росписи гибли.
К моему приходу гибель дошла до предела. Лучшие картины Семирадского, Сурикова, Сорокина лупились. Краска на них висела клочьями. Копоть покрывала все стены храма густым слоем. Надо было действовать, однако всем действиям умело ставились противодействия лицами, в этом заинтересованными… Быстрее, чем мы думали, наступили события, которые всему положили конец. Комиссия распалась сама собой, а храм Христа Спасителя, его живопись умирает естественной смертью"79.
Вновь возвращаемся к Алексею Константиновичу Толстому. У него был острый взгляд, и то, что просмотрели первые поэты России и Польши, увидел он. В "Крымских очерках" (1856-1858) мы с удивлением читаем следующие строки:
Тяжел наш путь, твой бедный мулУстал топтать терновник злобный;Взгляни наверх: то не аул,Гнезду орлиному подобный;То целый город; смолкнул гулНародных празднеств и торговли,И ветер тления подулНа Богом проклятые кровли.Во дни глубокой старины(Гласят народные скрижали),Во дни неволи и печали,Сюда Израиля сыныОт ига чуждого бежали,И град возник на высях гор.Забыв отцов своих позорИ горький плен Ерусалима,Здесь мирно жили караимы;Но ждал их давний приговор,И пала тяжесть Божья гневаНа ветвь караемого древа.И город вымер… 80"
Да, это Чуфут-Кале, Еврейский город, это Крым, где столетиями жили крымчаки и караимы. И вышеприведенный отрывок, впервые опубликованный в "Русской беседе", так и был озаглавлен "Чуфут-кале". Это чудное стихотворение обязано своим появлением знакомству Толстого с караимским раввином Соломоном Абрамовичем Беймом (1817-1867), автором книг "Чуфут-Кале и караимы" (СПб., 1861) и "Память о Чуфут-Кале" (Одесса, 1862). В письме от 28 ноября 1858 г. своему двоюродному брату Н.М. Жемчужникову Толстой с удовольствием писал о знакомстве "с одним из образованнейших и приятнейших людей, а именно с караимским раввином Беймом. Он написал историю караимов, которую хотел прочитать в Симферополе. История эта чрезвычайно любопытна и беспристрастна…" Толстой советует брату немедленно "тиснуть ее без пощады" в университетской типографии81. Соломон Абрамович вдохновил Толстого и на другое дивное стихотворение, датируемое летом 1856 г.:
Войдем сюда; здесь меж руинЖивет знакомый мне раввин;Во дни прошедшие, бывало,Видал я часто старика;Для поздних лет он бодр немало,И перелистывать рукаСтаринных хартий не устала.Когда вдали ревут валыИ дикий кот, мяуча, бродит,Талмуда враг и Каббалы,Всю ночь в молитве он проводит… 82
Алексей Константинович несколько преувеличил вражду хахама к Талмуду (о Каббале вообще нечего говорить). Дело в том, что раввин Бейм ратовал за сближение с раввинистами, вызвав недовольство своих соплеменников. Бейм знал множество восточных и европейских языков, отличался редкой добротой и терпимостью. Умер он в Петербурге, куда приехал по заданию Императорского географического общества, выполнив 12 деревянных муляжей, изображавших старинные караимские типы в оригинальных костюмах. Личность, безусловно, замечательная и не случайно оставившая след в творчестве поэта83.
На балансе антисемитов в результате останется несколько строф А.К. Толстого об откупах, о процветающем питейном деле, от которого жиды богатеют и жиреют, а русский народ беднеет и худеет, и, кажется, все.
Спустя несколько десятилетий другой поэт, кстати, обязанный многим Козьме Пруткову, дал следующий ответ:
Отчего на РусиСтала жизнь не легка?Хоть ребенка спроси,Хоть спроси старика,И ответ прозвучит,Как всеобщий набат:Виноват в этом жид,В этом жид виноват!Если всюду растетТолько чертополохЕсли беден народ,Если климат наш плох,И везде дифтеритЗаражает, как яд,Виноват в этом жид,В этом жид виноват! ….Жид идет! Жид пришел!И жидам счету нет;Жид – источник всех зол,Жид – причина всех бед,Жид, красней за наш стыд,За наш личный разврат…Виноват во всем жид,Жид во всем виноват!..
Эти строки принадлежат поэту Дмитрию Дмитриевичу Минаеву (1835-1889), всегда относившемуся с уважением к еврейскому народу. Известный пародист и переводчик, он неоднократно писал на еврейскую тему. Так, он талантливо пародировал "Еврейскую мелодию" Льва Мея ("Еврейско-русская мелодия"), перевел "Моисея" и "Дочь Иеффая" Альфреда де Виньи, "Вечного жида" Николауса Ленау (Стреленау), "Еврейскую песню" Барри Корнуолла, поэму А.
Шамиссо "Искатель истины", где один из героев – философ Моисей Мендельсон.
Особенно много он переводил австрийского поэта Людвига Франкля: "Цветы Иудеи", "Последний первосвященник", "Субботняя песнь" и др. Перевел стихотворение Л.О. Гордона "Братьям" (1873). Созданная им по мотивам талмуда легенда "Нахум Иш Гамза" впервые была опубликована в 1880 г. в журнале "Молва"; затем перепечатана в "Русском еврее" (№ 12, 1880) и в "Недельной Хронике восхода" (№ 28 1888).
Да, действительно, "жид" во многом виноват, но "виноват" и в хорошем.