– Да пошёл он, – теперь Тота осмелел.
– Вот это верно, – поддержал коллегу Остап. – Наливай.
Под хмельком, от шикарного застолья, они уже стали забывать, где находятся и зачем приехали, а вспоминали о бурной молодости, как появился разъярённый Бердукидзе.
– Закройте окно – дует! А ты, – ткнул он Остапа, – на сцену. Хорошую, спокойную музыку давай. Поживее! – Бердукидзе исчез, а Остап развёл руками:
– Тота, что им сыграть?
– Я знаю, – вскочил Болотаев. – Муслима… Магомаева.
– Ты? – угрюмо спросил Остап. – Вновь сорвёшь.
– На сей раз не сорву. Позволь, – горячо прошептал Тота, обнимая старого друга.
– Давай, – согласился Остап. – А что будем исполнять?
– «Ноктюрн», – загорелся Тота. – А потом «Верни мне музыку».
– О! Вещи со смыслом, – поднял указательный палец музыкант. – Ты явно что-то задумал.
– Подыграй.
– Подыграю… И даже с удовольствием! – усмехнулся Остап. – Только какой вариант?
Классический концертный вариант «Ноктюрна» продолжается почти шесть минут. Такое исполнение в ресторане исключено – посетители затоскуют, отрезвеют. Поэтому группа Остапа отрепетировала два альтернативных варианта, из которых Тота выбрал «короткий».
Прозвучали первые вступительные аккорды, после которых Тота медленно вышел на сцену. Как любому артисту, ему в тот момент очень нужна была поддержка зала. И хотя ему необходимо было устремить взгляд поверх голов в «бесконечность», он боковым зрением уловил радостную улыбку Амёлы, и она первая стала аплодировать. Тота, как это делал великий маэстро Муслим Магомаев, выправил грациозно стать – это он очень хорошо умел. А вот голос, конечно же, не тот, но ведь Тота профессиональный актёр, и у него своеобразный тембр, а если к этому ещё добавить природное обаяние и искренность исполнения, то это завораживает зал, впечатляет. Исполняя припев, он спустился со сцены, встал около главного стола, где сидела Амёла, босс и все важные гости, и, глядя в потолок, для неё, спел:
Я к тебе приду на помощь, только позови, Просто позови, тихо позови. Пусть с тобой всё время будет Свет моей любви, зов моей любви, Боль моей любви…
Заканчивал он эту грустную композицию уже на сцене. Зал уже был, как говорят артисты, отлично «подогрет» и «заведён». Публика дружно аплодировала. А Остап, когда он в паре с Тотой кланялся залу, прошептал:
– А ты её задел, – и следом в микрофон объявил: – «Верни мне музыку».
Эта композиция требовала серьёзного вокала, и поэтому мало кто её осмеливался исполнять. Однако в репертуаре ресторана она была незаменима, потому что не исполнение, а сам текст эффектно действовал на сентиментальных женщин. И на сей раз этот эффект блестящей музыки сработал полноценно, ибо вновь как бы невзначай Тота спустился со сцены и уже у стола Амёлы, но глядя в никуда, тихо пел:
Уведу тебя я, уведу, На виду у всех знакомых уведу. Уведу, быть может, на беду. Одной натянутой струной Мы связаны с тобой…
…А ведь правильно говорят «не садись не в свои сани». Вот станцевал (для ресторана) шикарно и уймись. Так нет, Тота вновь петь захотел. И даже высокую ноту размечтался взять – голос почти что сорвал, еле-еле, и то Остап и музыканты помогли, Тота песню допел и побыстрее ретировался в закоулке. Снова у него удушье, теперь уже от стыда. Он вновь открыл окно. Вроде дождь чуть ослабел. Воздух свежий, горный, прохладный и манит. Скоро, совсем скоро последний поезд до Цюриха. Ему никак нельзя на него опоздать. Его ждёт мать. Она в Чечне. В Чечне, можно сказать, уже идёт война. Там же беременная Дада, за которую он тоже в ответе. А он здесь, на высокогорном швейцарском курорте, богатую публику ублажает, к тому же напрашиваясь и задарма.
Это, конечно, позор. А если бы мать узнала? А если в данный момент что с матерью случилось? От этих мыслей ему совсем стало плохо. Спасение только одно – бежать, отсюда бежать, бежать к матери, домой, в горы Чечни, а не Швейцарии. И он подумал, что не хочет он более видеть все эти сытые рожи. Он не пойдёт обратно через зал, он просто вылезет в окно, благо первый этаж.
Он уже прикидывал, как это всё осуществить, и даже ногу на подоконник занёс, чуть брюки не порвал. И тут вспомнил про костюм, взятый напрокат. Это его самого взяли в прокат. Он так разозлился, в первую очередь на Амёлу Ибмас, которая притащила его сюда, а он перед ней поёт и кривляется… И в это время на весь зал голос Остапа:
– По просьбе гостей с юга. – Тота вслушался. Так они всегда в ресторанах раззадоривали этих самых гостей с юга, и это всегда «прокатывало». И сейчас Остап, после умелой артистической паузы, продолжает: – Бессмертная вещь – «Девушка в красном». Объявляется «белый танец». Дамы приглашают кавалеров.
– Ага, уже пригласили, – злобно процедил Болотаев, с шумом резко придвинул к окну массивный стул, и уже ступил на холодный мраморный подоконник, и уже голова его была снаружи, как он услышал