показывали – ждёт «молодых» в Монако.
– Джакузи на двоих с шампанским, – рассказывал он Тоте, а потом: – А тёлка! Такая тёлка!
– Она в красном? – не выдержал Болотаев.
– Да. В красном… Всё-таки в такие моменты понимаешь, что деньги могут всё. Такая кадра!.. Налей… Всё, нам пора.
Вновь Болотаев остался один. Теперь, будучи под легким хмельком, он почувствовал себя более свободным и раскрепощённым, а на ум почему-то пришла известная поговорка «Баба с возу, кобыле легче». От этого заключения ему стало совсем легко. Он посмотрел на часы и твёрдо решил: чем где-то под дождём шляться, лучше он, раз так получилось, ещё здесь в тепле, сытости и под звуки любимой музыки посидит, а к девяти, за час до отхода последнего поезда, демонстративно через весь зал пройдёт и если надо и судьба, то Амёла его увидит и пусть поступает, как знает… Хотя… хотя ещё одна рюмка, которую он выпил один, уже чуть иначе заставила его соображать. Кровь стала закипать, и всякие резвые и даже резкие мысли, как пластика в лезгинке, стали в его воображении возникать. И неизвестно, во что бы всё это вылилось, будь всё, как представлялось Болотаеву, но всё потекло в ином русле, потому что вдруг появился разгорячённый от выступления Остап:
– Тота, дорогой, выручай… – Он торопился, говорил бессвязно. – Эта в красном. Я её узнал. В «Метрополе» останавливалась. И ты с ней пару раз был. Хе-хе, налей по стопке. – Он залпом выпил и, чуть отдышавшись, произнёс: – А вы друг к другу неровно дышали. Было такое или ещё есть?
Болотаев не ответил, а Остап захохотал:
– У нас с тобой яхт нет! И не надо… Но ты должен выручить. То ли она, то ли ещё кто Магомаева заказал.
– Ну и что? – рассержен Тота.
– Не исполнить блажь клиента нельзя. Нам нехило обещано. Выручай. Ты ведь пел и любил петь под Муслимчика.
– Это было давно, – усмехнулся печально Болотаев, – и, как говорится, неправда.
– Долю получишь.
– Ты о чём, Остап?! Перед ними?
– Тота, – не на шутку обиделся музыкант.
– Остап, прости. – Тота обнял товарища. – Прости, у меня ведь с ними иные отношения… Ты ведь знаешь и понимаешь. Да и не смогу я. И не мог.
– Но-но! – возразил Остап. – Как Муслим, понятное дело, никто не сможет, но у тебя если не голос, то этот дух магомаевский был и должен быть.
Этими словами Остап Тоту просто «купил», так что у последнего, как у всех непризнанных творческих личностей, лицо от удовольствия вытянулось, а Остап к тому же добавил:
– Особенно если кураж поймаешь… Я тебе в этом помогу – ещё по одной.
Выпить не успели, потому что внезапно появился встревоженный Бердукидзе:
– Остап! – Увидев рюмки в руках: – Положи! Не дай Бог сорвёшь концерт. Сам знаешь… Что за пауза?
– Заказали Муслима Магомаева…
– Ну и что? Ты ведь сказал, что можешь всё и вся?
– Ну, Магомаев! – возразил Остап.
– Что Магомаев?! «Фанеру» поставь.
– Обижаете, начальник, – выдал Остап. – Я и «фанера»?! Тем более ваш заказ.
– Да, да, – спохватился Бердукидзе. – Всё должно быть на высшем уровне, – он налил себе стопку коньяка, стоя залпом выпил. – Что делать? – Он обхватил голову руками. – Эта дура уже возомнила себя принцессой. Магомаева ей подавай! Где его взять?!
– Вот! – Остап указал на Тоту и, увидев реакцию последнего, добавил: – Тота, дорогой, только не надо…
– Да ты что?! – перебил его Болотаев. – То, что было по молодости…
– А ты что, старый стал? – это уже начальствующий голос Бердукидзе. – А я ведь тоже знаю, что ты танцор.
– Да, танцор. Был! Но не певец, тем более Магомаев.
– А это не Большой театр, – вставил Остап.
– Я не смогу, – взмолился Тота.
– Надо, – постановил его начальник. – Как говорили в кино, «надо, Федя, надо» и побыстрее.
С этими словами Бердукидзе ушёл, а Тота с обидой и не в полный голос, а себе под нос:
– Я не Федя… Да и вообще, пошёл ты, – выругался Болотаев и двинулся в другую сторону, твёрдо решив уйти, как услышал вдогонку:
– Ты не Федя, но и не прежний Тота, оказывается.
Болотаев встал. Тяжело выдохнув, развернулся. Какое-то время эти два эстрадных товарища молча смотрели друг на друга, словно вспоминали всё, и Тота, как бы оправдываясь, сказал:
– Столько не выступал… Я не могу, не хочу, я опозорюсь.
– О чём ты говоришь, Тота? – усмехнулся Остап. – Мастерство не пропьёшь и не продашь… А она, – Остап на этом слове сделал значительное ударение, – очень грустная, даже печальная сидит.
– Кто «она»? – встрепенулся Тота, а Остап понял, что «наживка» сработала, продолжил: – Ты думаешь, она просто так Магомаева заказала?
Болотаев стремительно вернулся к столу, залпом выпил стакан воды и, схватив за руки Остапа, с жаром выдал:
– Ты поможешь мне, подсобишь?
– На эстраде? – спросил Остап. – Всё, что хочешь, и всё, что смогу.
Они, как в былые времена, стали с жаром обсуждать репертуар Муслима Магомаева, и тут Остап сказал:
– Давай, как в «Метрополе».
– Как в «Метрополе»? – удивился Тота. – А ты это помнишь?
– Конечно, помню, – засмеялся Остап. – Я всё думал, где