Старый хозяин Чернотопья не только изменил собственной супруге, одобренной его величеством, но и додумался признать ублюдка. Одна лишь мысль о том, что в высшем обществе родного графства можно оказаться в одном помещении с таким отвратительным плодом неблагородной любви, баронессу бросало в дрожь.
Меж тем Олаф закончил говорить с трактирщиком, и грузный хозяин, размахивая толстыми руками, принялся отдавать распоряжения. Работники заметались по залу, быстро убирая свободный грязный стол и сменяя его новеньким откуда‑то из кладовки, красивым, с резными ножками, накрыли его чистой скатертью.
Олаф подошел к своей хозяйке и, низко поклонившись, указал в сторону сервируемого места.
– Ваша милость, разрешите сопроводить вас к столу, – низкий, с легкой хрипотцой голос слуги в очередной раз заставил баронессу почувствовать, как сковало дыхание, а кончики пальцев свело судорогой – так хотелось дотронуться до красивых золотых волос на голове Олафа.
Но она держала себя в руках и позволила себе лишь кивнуть.
Олаф был молод, высок, широкоплеч, просто нечеловечески прекрасен, и служил у отца учителем этикета и танцев. Немудрено, что девушка быстро потеряла голову, сразу же безоговорочно влюбившись в мужчину, так отличающегося от всех, кто встречался ей раньше на землях Черноземья.
Лавки убрали, заменив удобными креслами, набитыми конским волосом. Девушка мягко опустилась на сидение, а слуга придвинул ей стул, чтобы госпожа не утруждалась. Госпожа – так Олаф обращался к ней только наедине, и при этом говорил с таким придыханием, что у баронессы сердце кровью обливалось.
Ну почему жизнь так жестока! Если бы она не родилась в семье барона, они могли бы быть счастливы. Но нет, она аристократка, и потому их чувствам – конечно же, взаимным! – не суждено зайти дальше позволенного между учителем и ученицей.
Народ в трактире, первое время открыто пялившийся на гостью, быстро потерял к ней интерес. Сопливая благородная девка, преисполненная собственной гордости, но смотрящая при этом на простых людей, как на дерьмо. Таких в Большой уже повидали достаточно.
А вот их новый барон, Киррэл «Чертополох», всего разок появившийся в торговой деревушке, сумел произвести на простолюдинов иное впечатление. Умный, рассудительный и ко всем относится с уважением, пока человек не докажет, что этого не заслуживает.
Да, барон повесил одного ростовщика, действующего без королевского разрешения. Ну так тут все по закону – нет бумаги от его величества, не смей и наживаться на соседях. Еще приговорил одного дебошира к прилюдной порке – и тоже за дело! Нечего по ночам пьяным на добропорядочных жителей нападать. А то ведь одному пареньку, который с девушкой гулял, руку сломал и зубы выбил. Но после кары баронской присмирел, отработал долг перед пострадавшим честь по чести и больше ни капли в рот не берет.
Слухи о жестокости Киррэла до местных доходили, но верили им не слишком – здесь, в самом богатом поселении баронства, прекрасно знали, как нужно держать в руках дело, если не хочешь разорения. Да и пострадавшие по приказу барона все больше сволочи и твари, которых не жалко. То один разбойников на уважаемую семью наведет, то второй работорговлей промышляет – казнить таких нужно.
Не знал Киррэл, что репутация у него уже сложилась. Но в Большой обещанного приезда своего хозяина ждали с нетерпением. Накопились дела, которые без баронского слова не решить. Опять же, судьи своего в Большой не имелось, и нужно было либо самим в Чернотопье отправляться, чтобы справедливости искать, либо ждать, когда его милость приедет сам.
А девчонка, явившаяся в такую непогоду, тем временем начала жаловаться. И мясо ей слишком сухое, и вино кислое. Не так себя вел барон Киррэл, совсем не так. Он и сам не пил почти, и другие рядом с ним старались не налегать, чтобы не опозориться перед уважаемым человеком.
– Ваша милость, – на пороге трактира возник мокрый дружинник. – Дождь закончился, мы можем ехать дальше. Если вы не пожелаете остановиться здесь для отдыха…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Говорил он через весь зал, совершенно не опасаясь никого из присутствующих. Сняв капюшон, воин смахнул ладонью влагу с лысой, как коленка, головы и шагнул ближе к своей госпоже.
– Мы отправляемся немедленно! – визгливым голосом заявила та, подскакивая со стула так резко, что стоящему за ее спиной слуге пришлось ловить мебель.
– Тогда я велю парням готовиться, – кивнул дружинник и покинул трактир.
Юная аристократка же обвела помещение капризным взглядом и, закусив губу, подхватила края платья. Быть может, если бы она не кривила лицо в гримасе отвращения, никто бы и не подумал ничего плохого – в самом деле, мало ли аристократов ездит по своим делам через торговые поселения. Но народ видел ее выражение лица и его не оценил.
А потому, когда вечером в Большую прискакала единственная лошадь без всадника, но покрытая попоной с вышитым гербом Черноземья, никто из жителей и гостей и не подумал спешить им на выручку. Пропала мелкая стерва – ну так, чай, лес место опасное, всяко может случиться.
Глава 13
Дорога на Мелководье. Киррэл «Чертополох» .
Прошедший ливень превратил Чернотопье в настоящее болото. От проторенной тропы, соединяющей город с северной деревенькой, осталось только направление. Если бы не расходящиеся по обе стороны бывшей дороги деревья, угадать, там ли ты едешь, было бы невозможно.
Но выбора особенно не было – все баронство стояло в низине, да еще и болот хватало, так что почва постоянно напитывалась влагой. Воздух пропитался сыростью и похолодел, не спасало даже выглянувшее из‑за туч солнце – слабый ветерок оказался промозглым, норовил забраться под плащ и выстудить внутренности.
Но мы ехали, хотя у коня возникли проблемы довольно скоро – не привыкшая к таким трудовым подвигам лошадь быстро выдыхалась, и Густав оказался вынужден больше идти, ведя скакуна в поводу, чем действительно на нем ехать. Однако стражник, отпросившийся на побывку с семьей, не жаловался, прекрасно понимая, что другого шанса встретиться с родными можно ждать очень долго.
Я же перебирал заготовленные артефакты. С магией стихий у меня были откровенные проблемы – ничего, кроме начального уровня, мне не давалось, так как там требовался дар нужной направленности, и чистой силой, как я делал с патронами, уже не обойдешься. Зато демонические амулеты радовали.
Помимо гончей, к езде на которой я все больше привыкал, у меня хватало и других приспособлений. Палочек в Эделлоне не имелось, но мне ничего не помешало сделать себе железную дубинку и покрыть ее нужным ритуалом. Набор артефактора, конечно, уже был растрачен, но инструменты‑то остались, а близость сотрудников Аркейна позволяла покупать часть необходимых ресурсов – ребята ведь в путь тронулись не с пустыми руками, явно предупрежденные о моих наклонностях к изготовлению необычных для ордена вещей.
Получившийся жезл действовал просто, создавая вокруг цели клетку диаметром в половину и полтора метра в высоту. При активации артефакт призывал костяные клыки, которые вырастали из земли вокруг жертвы и были достаточно крепкими, чтобы распространенным в Эделлоне железом сломать их было трудно. Само заклинание держалось всего минуту – на большее у ритуала не хватало сил, но все‑таки полезная штука.
На пальцах у меня имелось по серебряному кольцу – каждое из них создавала демонические перчатки. Примерно такие описывал в своих «Записках » Янис Вагнер, но под руководством Ченгера мне удалось усовершенствовать изначальную модель, собрав практически тактические перчатки – тонкие, не мешающие мелкой моторике и при этом крайне крепкие. Оба кольца подпитывались моим даром напрямую, и в теории я мог носить их достаточное время, чтобы закончить любую схватку, в которую мне не повезет влезть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Помимо амулета гончей, на шее висел и еще один артефакт. Последний аргумент – одноразовая золотая пластинка с кристаллом этерния. Над ним я возился дольше всего, однако я был упрям и замотивирован, осознав, насколько был близок к смерти в Черной. Эта висюлька создавала в полуметре от меня быстро расширяющееся облако газа, который воспламенялся, превращаясь в демонический огонь высотой в два метра и диаметром в шестнадцать. Учитывая стоимость ингредиентов – а ритуал пришлось наносить дорогой краской из перетертой в порошок желчи редкого мутанта Катценауге – я искренне надеялся, что мне никогда в жизни не придется его использовать.