– Дети тоже не считают, что их родители правы, – после короткой паузы заговорил я, отвернувшись к стене пещеры. – Ты ведь не станешь позволять ребенку творить что вздумается? Нет, ты будешь его воспитывать.
Стражник вскинул бровь, с интересом поглядывая на меня. Ну да, молодой здоровый лоб рассуждает о воспитании.
– Ченгер не может вести себя так, как я не приказал, Густав, – вновь обернувшись к спутнику, сказал я. – И это я решил, что бесполезно пытаться быть для всех хорошим, так не бывает. Расстраивает ли меня, что жители Чернотопья боятся меня, а не любят? Да нет, это нормально. Но этого не изменить. Пусть лучше страх заставляет их соблюдать закон, при этом живя в безопасности, без голода и угроз, чем если бы меня любили, а жить продолжали в том же дерьме, что и раньше. Мне не будут благодарны, но зато я сделаю своих людей богатыми и счастливыми. Плохо это или нет – так устроены люди, и нам с тобой нужно работать с тем, что есть.
Я замолчал, поднимаясь на ноги. Собранная посуда прогремела, сталкиваясь краями, когда я ее поднял.
– Ваша милость, простите, что…
– Ничего, Густав, – отмахнулся я. – Главное, чтобы ты понимал, что полезнее для Чернотопья – любимый и понятный барон или работающий на благо своих подданных.
И, вручив ему стопку чашек с котелком и решеткой, я кивнул мужчине на выход из пещеры. Он подхватился с места и, накинув плащ, ушел мыть посуду.
– Надо же, а я думал, мне придется это объяснять, – заявил Ченгер, возникая перед очагом. – Так он за ту вдовушку расстроился, я даже заподозрил, Густав в нее влюблен.
Усмешка на лице демона выглядела нахальной. Я понял, что если бы стражник действительно питал к той женщине чувства, Ченгер бы еще больше порадовался факту, что переспал с ней.
Что бы я там ни думал, он верен своей природе – коварный и расчетливый, идущий к собственной цели, не перебирая средствами.
– Если мне понадобится совет, как управлять своим баронством от существа, пришедшего из другой реальности и питающегося чужими мучениями, я обязательно спрошу твоего мнения, – кивнул я, снимая с камней заряженный артефакт.
Амулет действительно впитал в себя тепло, и теперь был полон под завязку. Однако его свойства, само собой, не изменились. Я просто пометил в уме, что артефакты у меня получаются все лучше и легче. Так что, даже если с Чернотопьем ничего не выгорит, я точно без куска хлеба не останусь.
Видимо, именно поэтому другие демонологи в Аркейне предпочитают тратить силы и время на то, чтобы трудиться в его мастерских, а не бегать в Катценауге, рискуя жизнью и рассудком каждый день. Нормальный выбор, и я бы, возможно, не случись со мной одержимости, тоже выбрал именно этот путь.
Но, как известно, жизнь всегда одинакова: как только на твоих руках оказывается выигрышная комбинация карт, выясняется, что теперь ты играешь в шахматы.
– Мне перестать рассказывать о тебе байки? – утратив всю напускную веселость, уточнил Ченгер.
– Да, пока что хватит, – кивнул я, вешая артефакт на шею и пряча под рубаху. – Потом, если потребуется, пустим еще пару слухов. Я как раз тут придумал несколько историй.
Демон кивнул и, вытянув руки к огню, безбоязненно погрузил ладони прямо в пламя.
– Пока вы тут мило беседовали, я успел сбегать в Чернотопье. Послушал, о чем рассказывает брат Курт.
– Он уже проповедует? – не скрывая удивления, спросил я.
Демон кивнул, с легкой усмешкой наблюдая, как языки огня в бессилии лижут покрывшиеся чешуей пальцы.
– Толковый малый, – согласился он. – И прекрасно понимает, за чей счет он живет на этой земле. Пару историй о тебе ему уже, похоже, поведали в деталях, так что брат Курт собрал слушателей и на пальцах рассказывает о том, каким должен быть благородный человек.
– Вот как? И каким же?
Мне действительно стало интересно. Критика власти, по крайней мере в Крэланде, мягко говоря, не приветствовалась. Любители покричать на площади о том, что аристократ плохой, быстро оказывались либо в застенках, либо сразу на той же площади, но уже на дыбе. Так что нужно иметь достаточно стальные нервы, чтобы вот так, не разобравшись, заняться просветительской деятельностью среди лояльных к своему правителю подданных.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Аристократы отвечают перед королем за благополучие каждого человека на вверенной им земле, – молитвенно сложив руки, неожиданно мягким и вкрадчивым голосом процитировал Ченгер. – Те же, кто своим долгом пренебрегает, впоследствии раскаиваются перед Райогом. Им дано право судить и решать, как вы станете жить в этом мире, но они же и обязаны следить, чтобы на их земле все было хорошо. И чем лучше служит своим людям и королю аристократ, тем достойнее станет его награда у создателя.
Я кивнул, больше удивляясь сказанному, чем актерским навыкам демона. Если закрыть глаза и просто слушать, покажется, будто передо мной не Ченгер сидит, а сам брат Курт.
– Так что за верность своих людишек можешь не переживать, – вновь став самим собой, махнул рукой он. – Там все в полном порядке. Хотя, конечно, женщин стоило бы привести побольше. А то я так скоро уже всех осчастливлю своим присутствием в их серой и скучной жизни.
Я пропустил это мимо ушей. Ну нравится ему хвастать своими постельными подвигами, его дело. Я‑то знаю, что замужних и уже сговоренных девок он обходит третьей дорогой, чтобы не создавать проблем в первую очередь мне. А если все по согласию, да к общему удовольствию, то и осуждать в этом нечего. Не аристократки, девственность беречь не требуется.
– А еще, – заметив, что я никак не отреагировал на его хвастанье, продолжил Ченгер, – скоро дождь кончится, и можно будет продолжать путь.
Договорив, он вновь исчез в одно мгновение, будто никогда и не сидел на лавке. А через несколько секунд, хлюпая подошвами по раскисшей земле, в пещеру вошел Густав, неся в руках отмытую посуду.
– Ваша милость, там уже видно чистое небо, скоро можно будет продолжить путь, – сообщил он, и я кивнул в ответ.
* * *
Деревня Большая, трактир «Старый воин».
– Ваша милость, как только дождь прекратится, мы сможем продолжить путь, – сообщил воин в промокшей накидке с цветами Черноземья. – Отдохните, ваша милость.
Трактир смотрелся неказисто, а занявшие в нем почти все места крестьяне и торговцы не выглядели хоть сколько‑нибудь благожелательно. Но о другом обществе в захолустье оставалось только мечтать.
Оглядев зал, душный и пропахший потом и топленым салом, младшая дочь барона Черноземья вздохнула, придерживая юбки кончиками пальцев.
Пол оказался настолько грязным, что даже наступать на него было противно. А уж от мысли, что придется сесть за покрытый черными пятнами стол, и вовсе кружилась голова. Но будущая баронесса фон Ней, отправленная на встречу со своим женихом, бароном соседнего графства, старалась не слишком кривить лицо – аристократу не пристало демонстрировать свои эмоции.
Меж тем Олаф, молодой и симпатичный слуга, приставленный бароном к дочери, уже подошел к хозяину заведения и, склонившись через стойку, обсуждал будущий обед, которым трактирщик будет кормить ее милость и пришедших с ней воинов и слуг.
Кортеж насчитывал всего два десятка человек, из которых только пятнадцать представляли дружинников. Баронессе требовалась свита, а потому с ней в качестве сопровождения ехала старая кормилица и еще трое слуг.
Ах, Олаф! Как же жаль, что ты простолюдин. С такой красотой и достоинством, какое не у каждого благородного встретишь, ты мог бы стать прекрасной партией. Но, увы, дочери аристократов не имеют права выбирать себе мужа по сердцу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Отец сосватал дочурку в другое графство, так как в Огонвеже не нашлось подходящего варианта. Новый граф, назначенный его величеством Равеном Вторым, не имел сыновей, а со Шварцмарктами случилась какая‑то жуткая история с переворотом. И, говорят, теперь там всем заправляет бастард погибшего барона. Как это мерзко!