Он подданный оттийской королевы. Лексий не был самым пылким сыном Сильваны, он вообще не был ей родным сыном, но он точно не хотел бы, чтобы тайна его страны попала в руки к Регине Локки…
Регина. Он вспомнил о ней, и у него по спине пробежал холодок.
– А что скажет на это твоя обожаемая королева? – спросил он вслух. – Что Пантей и прочие скажут, когда узнают, что её видный подданный саботирует поиски пропавшей сильванской царевны? Как, по-твоему, ей понравится, что ты выставляешь её в невыгодном свете?
Рад пожал плечами.
– Если она сочтёт нужным меня наказать, она это сделает.
Он говорил об этом так хладнокровно, словно ему было всё равно.
– Ладно, – сказал Лексий, сдаваясь. Пусть этот странный человек думает и делает что хочет. В конце концов, он выбрал сам. Некоторым другим сегодня не дали такой роскоши. – А что Клавдий сделает со мной?
– А при чём здесь ты? – хмыкнул Рад. – Ты же не виноват, что какой-то дурной оттиец всё сделал не так. Ты, конечно, изо всех сил старался спасти положение, но не вышло, вот и всё. Кстати, если попытаешься рассказать, как всё было на самом деле, я буду настаивать, что ты был под чарами и ничего не понимал, так что лучше даже не суйся. Я сам начал это дело, и, клянусь чем угодно, я не хочу, чтобы ты пострадал из-за того, в чём не виноват.
Не виноват? Ага, как же. Как будто Лексий не мог ничего сделать. Как будто он не мог-… Лексий вдруг вспомнил ощущение, которое ударом тока поразило его рядом с Амалией Иллеш. Как будто стоишь у парового котла, который вот-вот взлетит на воздух…
– Так не пойдёт, – отрывисто сказал он. – Господи, Рад, я никак не пойму, ты герой или идиот, но это нерпавильно, должен быть другой выход…
А какой? Сделать вид, будто они вообще ни с кем не встречались? Что они не нашли ничего, кроме камней и птиц? Лексий ухватился было за эту мысль – и с отвращением её отбросил: кроту понятно, что Рад не согласится лгать. Для какой-нибудь благой цели – может быть, но не для спасения собственной шкуры…
– Ки-Рин! Это вы?
Он вздрогнул, узнав голос господина Ренки. Они были немножко знакомы ещё в Урсуле, до этого странного похода. Коллега уже был в преклонных для волшебника годах, ему перевалило за тридцать семь, и, поговаривали, он всеми правдами и неправдами избегал необходимости лишний раз колдовать… Сейчас он был вот вообще некстати. И как только его сюда занесло – уходил вроде совсем в другую сторону? И куда он дел напарника-оттийца? Не иначе, под шумок столкнул с ближайшего обрыва…
– Ого! – господин Ренки с удивлением воззрился на дом, виднеющийся у Рада за спиной. – Что это там? Вы уже были внутри?
Рад закусил губу и мотнул головой.
– Про́пасть! – в его голосе очень правдоподобно звучала смесь злости, досады и стыда. – Я всё объясню…
И он объяснил. До конца дня он повторил свою историю раза три, чтобы все в лагере точно услышали. Даже после третьего раза Лексий так и не сумел уловить детали. Всё было как в тумане. Он странно рассеянно слушал, как Рад убедительно играет человека, который волей-неволей вынужден признать свою ошибку, погубившую всё дело. Даже не пытался вникнуть в доносящийся в ответ ропот недоверия, недоумения и гнева. Односложно отвечал на вопросы, которые задавали единственному очевидцу, и вспоминал, как когда-то очень давно, совсем в другой жизни, прогуливал уроки ради каких-нибудь глупостей, а Рад выгораживал его перед учителями. Он всегда был таким честным, что, когда приходилось лгать, ему верили…
Лексий не был знаком с оттийским уставом, но процедура, кажется, требовала разоружить допустившего столь серьёзный промах и доставить его в Леокадию к начальству для дальнейших разбирательств. Рад безропотно отдал подчинённым свой меч. Его не охраняли, не ограничивали его передвижения – на него теперь просто смотрели так, будто не узнавали. Никто от него такого не ожидал. Ещё бы! Лексий знал его куда дольше, но тоже никогда не подумал бы, что сегодняшний день кончится вот так…
Пока лагерь, гудя от возбуждения, на разные голоса обсуждал, как быть дальше, Лексий улучил минутку и ускользнул от костра. Лист бумаги, подобранный в доме на горе, обжигал его сквозь карман. Может, после всего, что сегодня случилось, было уже поздно, но он должен был узнать, что же он нашёл…
На пустыню спускались сумерки, разобрать текст без огня было нелегко, но первые же строчки заставили Лексия забыть, как дышать. Не веря сам себе, он залпом прочитал страничку до конца и безвольно опустил руку, с трудом переводя дыхание. Судьба, должно быть, так шутит. И… это не смешно. Если и смешно, то только ей одной.
Это было заклинание, открывающее портал. Лексий был уверен – то самое, по вине которого они здесь оказались. То самое, которое он два года тщетно искал в библиотеках и за которое в своё время отдал бы что угодно…
Он снова уставился на листок, и его сердце пропустило удар: около первой строчки было начертано до боли простое и знакомое «1<».
Ну конечно. Он мог бы и догадаться. Разорвать ткань реальности и выйти вовне – это вам не шуточки… Вот только легче от логичности этого факта не становилось. Последняя капля для этого сумасшедшего, в порошок стирающего дня.
Так, значит, пути на Землю нет. Не может же он попросить кого-нибудь пожертвовать ради него жизнью. Да пусть даже только частью, всё равно не может. Когда чары неподъёмны для одного, можно объединить усилия, но никогда не знаешь, какое заклинание станет для тебя последними. Даже если бы они поверили в его историю, Лексий не готов был рискнуть судьбами своих друзей.
Ему вдруг захотелось разорвать лист и пустить по ветру. Какой в нём смысл? Лунолис был прав. Ему никогда не вернуться домой…
– Ки-Рин?
Элиас приблизился так бесшумно, что Лексий едва успел спрятать листок обратно в карман.
– С тобой всё нормально? – осведомился братец.
– Да, – неловко солгал Лексий, отворачиваясь, чтобы Элиас не видел его лица, но тот вдруг взял его за плечо и развернул обратно.
– Про́пасть, да что же на самом деле произошло с вами в том доме?! – потребовал он.
Наверное, Лексий был совсем уж не в себе, потому что за раздражённым подозрением в этом резком голосе ему послышались нотки тревоги.
– Ты сам слышал, – горько фыркнул он. – Этот… оттиец всё испортил. Ты был прав.