Вполне очевидно, что подобная обстановка, даже в случае быстрой ликвидации оккупации, порождала благоприятные условия для усиления коммунистического влияния. К тому же ничего не предпринималось для снабжения японцев необходимыми средствами в целях обеспечения их внутренней безопасности. Полицейские подразделения, контролировавшиеся из центра, насчитывали порядка 30 тысячи человек. Муниципальная полиция с 77 тысячами личного состава подчинялась местным властям. Между ними не имелось почти никакой связи, не говоря уже о взаимодействии. А ведь коммунистическая опасность была особенно актуальна в городах. На вооружении полиции находились только пистолеты, из расчета один пистолет на четверых полицейских. Контрразведки не существовало вообще. И хотя Япония была островной страной, у нее отсутствовала морская охрана. Не было, конечно, и никаких вооруженных сил, которые могли бы быть использованы в случае возникновения беспорядков. Трудно даже себе представить более благоприятную обстановку для прихода коммунистов к власти. К тому же японские коммунисты имели в то время полную свободу в своей политической деятельности, в результате чего численность их рядов стремительно возрастала.
Мне довольно часто приходилось слышать высказывания, что столь плачевные результаты деятельности американской военной администрации, мол, связаны с проникновением коммунистов в ее состав. Генерал Макартур был об этом также осведомлен, да вопрос этот возник и во время нашей дискуссии. Если я понял его правильно, он не считал невозможным, что в числе нескольких тысяч сотрудников администрации могли быть и члены компартии. Вот его слова: «По всей видимости, таковые у нас есть. Имеются они и в военном министерстве, и в Госдепартаменте. Но это большого значения не имеет».
Таким образом, он считал, что при их небольшой численности и незначительном влиянии коммунисты играли несущественную роль.
У меня нет никаких данных для оценки политического влияния коммунистов на деятельность американской военной администрации в Японии. Если бы правительственные учреждения оценивались по степени влияния коммунистов на их деятельность (лично я об этом не думал, однако в Вашингтоне одно время шли разговоры на эту тему), то к военной администрации в стране предъявлялось бы гораздо больше претензий, чем к Госдепартаменту. Его сотрудникам повезло, что во главе последнего стоял генерал, а не гражданское лицо. В противном случае и их не обошли бы подозрительность и осуждение со стороны конгресса, в особенности в лице ныне покойного сенатора Джозефа Маккарти. (В то время по Соединенным Штатам прокатилась волна «охоты за ведьмами», коснувшаяся всех без исключения правительственных ведомств.)
По возвращении в Вашингтон я представил госсекретарю доклад, в котором изложил, естественно, гораздо подробнее, чем упомянул здесь, обстановку, сложившуюся в Японии. В заключение дал целый ряд рекомендаций по принятию необходимых мер.
Степень контроля военной администрации за деятельностью японского правительства должна быть ослаблена. Японцев следует поощрять к большей самостоятельности и независимости, не навязывая новых законодательных реформ. Главенствующей должна стать реформа по возрождению экономики. Чистка должна проводиться более лояльно и закончиться по возможности быстрее.
Оккупационные расходы необходимо сократить, репарации приостановить вопреки возможной оппозиции некоторых членов дальневосточной комиссии. Расчеты по имущественным претензиям должны быть упрощены и ускорены.
В ближайшее время не следует торопиться с подписанием мирного договора, обратив основное внимание на создание условий, при которых японцы будут в состоянии взять на себя груз независимости. К началу переговоров о мирном договоре должен быть составлен его новый проект – весьма кратко, в общих чертах и без карательных мер. (В Госдепартаменте циркулировал проект договора – весьма объемный, с хитроумными юридическими формулировками и большим количеством санкций.)
После подписания мирного договора нам следует оставить в Японии определенное количество войск, но их численность, стоимость содержания и влияние на общественную жизнь и экономику должны быть сведены до минимума. Оставим ли мы свои вооруженные силы, базы и другие военные объекты в Японии после заключения мирного договора – необходимо будет рассмотреть в будущем. Однако уже сейчас надо принять решение, что мы еще долгое время будем оставаться на Окинаве и вместе с тем примем все необходимые меры по восстановлению экономической стабильности и созданию нормальных условий жизни для островного населения. (От подобных шагов в других частях страны желательно воздержаться, поскольку неизвестно, как долго мы там еще будем находиться.) Полицейские силы Японии тем временем надо усилить и перевооружить, добавив к ним сильную и эффективную береговую охрану, а также морскую полицию.
Эти рекомендации госсекретарь передал в дальневосточное управление для изучения и критических замечаний. Там их приняли с двумя небольшими поправками. Но поскольку эти предложения затрагивали в значительной степени наши военные интересы и могли быть решены прежде всего военным руководством, их направили на рассмотрение и получение президентских санкций в совет национальной безопасности, многие члены которого являлись представителями вооруженных сил. На это потребовалось время. Не все рекомендации, однако, были приняты, так как затрагивали не только военную политику в целом, но и личные привилегии, удобства и преимущества военных. Тем не менее большинство рекомендаций после тщательного изучения и одобрения президентом стали основой для необходимых распоряжений военной администрации в Японии в конце 1948-го и начале 1949 годов.
В какой степени эти рекомендации нашли свое отражение в практической деятельности военной администрации, сказать не могу. Думаю, однако, что генерал Макартур, в принципе относившийся к ним одобрительно, будучи хорошо проинформированным об осторожности и медлительности при принятии окончательного решения, применил многие из них с опережением своей собственной властью, не дожидаясь окончания их рассмотрения в Вашингтоне. В результате эффект осуществления принятых решений по Японии оказался растянутым во времени и в целом довольно незначительным. Так, Зебальд в своих мемуарах[35] не говорил, что слышал вообще о таких решениях, хотя и отмечал некоторые перемены, произошедшие в Японии в 1949 году. В мемуарах генерала Уиллби[36] также ничего об этом не говорилось. Временами возникало чувство, что Вашингтон тогда не очень-то интересовался деятельностью этой державшейся весьма самостоятельно и независимо оккупационной команды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});