Взглянув вниз, Шарп увидел, что партизаны взяли Виченте в заложники и один из них приставил ружье к его голове. Смысл послания был ясен – убьете нашего парня, и мы убьем вашего человека.
– Вот дерьмо! – выругался Шарп, пытаясь сообразить, как быть дальше.
Впрочем, долго ломать голову не пришлось – Жоана, ускользнув от попытавшегося остановить ее Харпера, устремилась вниз и с криками налетела на мужчин, окруживших Виченте. От нее они услышали о том, что случилось в Коимбре, о насилиях, грабежах и бесчинствах французов, о том, как трое солдат затащили ее в пустую комнату и как англичане спасли ее от позора и смерти. Расстегнув рубашку, девушка показала партизанам разорванное платье, а потом прокляла их за легковерность.
– Вы что же, поверили Феррагусу? – спросила она. – Разве Феррагус хоть раз был добр к кому-то? И если эти люди шпионы, то почему они здесь? Почему не идут с французами? – Один из партизан, похоже, попытался возразить что-то, но Жоана плюнула ему под ноги. – Ты делаешь за врага его работу. Хочешь, чтобы твою жену и дочерей насиловали? Или, может, у тебя и жены-то нет? Может, ты и не мужчина вовсе и забавляешься не с женщинами, а с козами?
Она еще раз плюнула на землю, застегнула рубашку и, повернувшись спиной к партизанам, зашагала вверх.
Четверо последовали за ней. Шли они осторожно, мушкеты держали наготове и, остановившись на безопасном расстоянии, задали какой-то вопрос. Жоана ответила им.
– Она говорит, – перевела Сара, – что ты сжег в городе склад с продовольствием, которое Феррагус собирался продать французам. – Скорее всего, Жоана говорила не только об этом, потому что одной фразой она не ограничилась и слова вылетали у нее, как пули, а тон резал презрением. Слушая ее, Сара улыбалась. – Если бы она была моей ученицей, я бы заставила ее вымыть рот с мылом.
– Хорошо, что я не твой ученик, – заметил на это Шарп.
Партизаны, похоже, пристыженные словами юной соотечественницы, посмотрели на него, и он прочел на их лицах сомнение. Повинуясь внезапному импульсу, Шарп поднял мальчишку на ноги. Четыре мушкета мгновенно повернулись в его сторону.
– Иди. – Он выпустил его протертый до дыр воротник и подтолкнул к склону. – Иди и скажи, что мы не желаем им зла.
Сара перевела сказанное, и парнишка, благодарно кивнув, понесся к своим товарищам, один из которых, самый высокий, повесил мушкет на плечо и неспешно зашагал вверх. Задав несколько вопросов, на которые ответила Жоана, партизан коротко кивнул Шарпу и пригласил чужаков поговорить.
– Так что, они нам верят? – поинтересовался Шарп.
– Они еще и сами не знают, – ответила Сара.
Потребовалось не меньше часа, чтобы убедить упрямых и недоверчивых партизан, что они стали жертвами обмана со стороны майора Феррейры, и, только когда Виченте, положив правую руку на распятие, поклялся жизнью жены и ребенка, его соотечественники согласились с тем, что Шарп и остальные не предатели, и отвели их в крохотную деревушку высоко в горах, представлявшую собой всего лишь несколько хижин, в которых летом жили пастухи. Сейчас эти лачуги были переполнены беженцами, спасавшимися от ужасов войны. Все мужчины имели при себе британские мушкеты, полученные в свое время от Феррейры. Именно поэтому они и доверяли майору, хотя немало было и таких, кто знал и его брата, причем с нелучшей стороны. Некоторые знали и семью Виченте, и именно они помогли убедить Сориано, что португальский офицер говорит правду.
– Их было пятеро, – сообщил Сориано, – и мы дали им мулов. Последних.
– Они говорили, куда пойдут?
– На восток, сеньор.
– К Каштелу-Бранку?
– А потом к реке, – подтвердил Сориано.
До войны он был мельником, но мельницу пришлось разобрать, ценный деревянный механизм сжечь, и теперь, оказавшись в тылу французов, Сориано не знал, что делать дальше и чем кормить свою семью.
– Отведите людей на юг, – посоветовал ему Виченте. – Там много французских фуражиров. Убивайте их. А нам дайте какую-нибудь обувь и одежду для женщин и проводников. Мы пойдем за майором Феррейрой.
Какая-то женщина осмотрела рану Виченте и, сказав, что плечо заживает хорошо, наложила новую повязку со мхом. Обувь для девушек подыскали, а вот от предложенной одежды – тяжелых черных платьев, совершенно неудобных для путешествия по пересеченной местности, – пришлось отказаться, зато Сара выпросила подростковые штаны, рубашки и куртки. Со съестным в деревне было плохо, но путники все же получили немного хлеба и козьего сыра и около полудня двинулись дальше. До реки Тежу, по расчетам Виченте, оставалось около шестидесяти миль; там он надеялся найти лодку и на ней спуститься вниз по течению к Лиссабону, где стояли португальская и британская армии.
– Дня три пути, – сказал Шарп, – может быть, больше.
– По двадцать миль в день? – усомнилась Сара.
– Мы способны идти и быстрее, – заверил ее Шарп.
Считалось, что для армии норма – пятнадцать миль в день, но ведь армия обременена орудиями, боеприпасами, ранеными. Совсем недавно генерал Кроуфорд, пытаясь успеть к битве при Талавере, прошел с легкой бригадой сорок миль в день, только вот там были более или менее приличные дороги, а Шарпу и его товарищам предстоял марш по холмам и долинам, куда не рисковали заглядывать французские патрули. Будет неплохо, думал он, если они доберутся до реки за четыре дня, и в таком случае преимущество Феррейры вполне может увеличиться до двух дней, потому что братьям удалось разжиться мулами.
Обо всем этом размышлял Шарп, шагая на восток. Их окружал унылый, голый пейзаж, хотя кое-где внизу, в долине, и виднелись деревни. Шарп понимал, что к тому времени, когда они достигнут реки и отыщут лодку, братья успеют уйти далеко вперед, возможно, даже укроются в Лиссабоне, а в городе армия воли ему не даст.
– Кроме как через Каштелу-Бранку, другого пути к реке нет? – спросил он у Виченте.
Виченте покачал головой:
– Это безопасный маршрут. Французы нам не помешают. И дорога ведет туда.
– Дорога? Вот это? – Тропинка, пригодная для мулов и мужчин,