«Мужчины так жестоки, злы, коварны! Они меня просто пугают! А Флорис — хуже всех… Он хочет превратить меня в покорную рабыню!» — подумала она, посмотрев украдкой на своего невозмутимого спутника.
— Ах! Вот и наши отважные друзья! Без взрыва порохового погреба, столь удачно устроенного ими, судьба сражения могла бы оказаться весьма плачевной, мой дорогой маршал! Не знаю, не знаю, удалось бы — вам выиграть эту битву… — промолвил король и направил коня к маленькой группе всадников.
Флорис и Адриан приветствовали короля, не покидая седел. Батистина тоже поклонилась, как будто она была в амазонке. Король взглянул на нее бархатистыми глазами, и она словно ощутила ласковое прикосновение к своей коже.
— Эти господа оказали мне величайшую услугу, сир, взорвав пороховой погреб. Они сохранили жизнь тысячам и тысячам наших солдат. Но, ваше величество, вы не можете отрицать: все события развивались именно так, как и было предусмотрено моим планом, враг попал-таки в ловушку! — гордо выпятил грудь красавец Морис, бросая игривые взгляды на Батистину, которую он узнал, несмотря на ее странное одеяние.
— Мы признаем это, признаем, мой дорогой граф! Не беспокойтесь! Именно вы останетесь победителем в битве при Фонтенуа в памяти грядущих поколений! — заверил маршала король.
Батистина, разумеется, считала, что именно благодаря ей французы выиграли сражение, но она уже убедилась, что не стоит рассчитывать на мужскую благодарность. Она только посмеялась в душе над тем, как настаивал маршал на достоинствах своего плана и на том, что успех сражения был предрешен.
Послышался быстрый топот копыт. Полковник Бамбертон, окруженный десятком «красных мундиров», остановился перед королем.
— Послание от его светлости герцога Камберленда, — процедил сквозь зубы полковник, бросив на Батистину исполненный ненависти взгляд.
Король торопливо схватил записку, сломал печати и принялся читать.
— Он очень умен и тонок, этот англичанин! — прошептал король, улыбаясь. — Передайте его светлости, полковник, что мы согласны и в скором времени собственноручно напишем ему, — добавил он громко.
Полковник Бамбертон поклонился и вскочил в седло. Батистина была уверена, что слышит, как он в ярости шепчет:
— Проклятые французы! Чертова француженка!
Людовик расхохотался и протянул письмо Адриану и Флорису.
— Мы хотели бы получить кое-какие разъяснения, господа! — с лукавой улыбкой промолвил он.
Федор приблизился к своим молодым хозяевам с факелом в руке. Батистина тоже склонилась к плечу Адриана и прочла следующее:
«Сир!
Спешу поздравить Вас, ваше величество, с блистательной победой, коей Вы, без сомнения, обязаны изумительному таланту Вашего главного стратега, маршала Мориса Саксонского, но также и беспримерной хитрости мадемуазель де Вильнев и четырех ее сообщников. Мы просим Вас, ваше величество, передать сей несравненной особе известие о том, что ее краткое пребывание в нашем лагере произвело на нас сильнейшее впечатление и оставило неизгладимый след в наших сердцах. Мы питаем надежду иметь удовольствие разбить Ваше войско в ходе следующей кампании, но сейчас я настоятельно прошу Вас проявить великодушие и позволить нам забрать тела убитых.
Остаюсь Вашим верным и преданным противником
Вильгельм-Август, герцог Камберленд».
«О, бедный Вилли! Как все это сложно и ужасно!» — подумала Батистина. Сердце ее сжалось при мысли, что она причинила бедняге страшную боль.
Король не сводил с нее блестящих от возбуждения глаз, выслушивая почтительные объяснения Адриана.
— …Вот таким образом моя сестра и сообщила герцогу Камберленду ложные сведения о плане сражения, господин маршал, — закончил свою речь Адриан.
Морис Саксонский довольно потирал руки.
— Итак, ваше величество не станет больше упрекать меня за то, что я пригласил мадемуазель де Вильнев взглянуть на боевые действия!
Батистина могла бы поклясться, что он весело ей подмигнул.
Король чуть пришпорил коня и подъехал к девушке. Он внимательно оглядел эту очаровательную. Диану-охотницу, по-мужски сидевшую в седле и одетую в широковатый для нее кафтан, который все же не мог скрыть двух бесподобных прелестных выпуклостей. Что-то в этой девушке изменилось, появилось нечто новое, неуловимое и сделало ее еще соблазнительней… Она смущала и волновала короля…
Батистина заметила, что король и Флорис переглянулись, словно два заговорщика. У нее вдруг возникло подозрение, что они оба ведут какую-то не совсем честную игру. Но какова ее роль в этой игре?
— Господа, вы все получите достойное вознаграждение за проявленную вами отвагу! — промолвил король. — Что же касается вас, мадемуазель де Вильнев, то через три дня, то есть пятнадцатого мая, мы отпразднуем вашу свадьбу с маркизом де Портжуа перед лицом всей нашей доблестной армии, как и подобает праздновать свадьбу настоящей героини…
Это был приказ, и он требовал беспрекословного подчинения. Батистина задрожала.
22
— И в довершение всего меня изнасиловали! — закончила свой рассказ Батистина с каким-то злобным удовлетворением.
— О, Иисусе! Пресвятая Дева Мария! Святой Иосиф! Моя голубка… моя голубка! — громко всхлипывала Элиза, опускаясь от волнения не на табуретку.
Батистина с наслаждением плескалась в большой лохани, наполненной горячей водой. Элиза только что вымыла золотистую гриву ее волос и теперь сушила их полотенцем.
— А что, это так страшно, что меня изнасиловали? Что касается меня, то… Ну, в общем, я не нашла, что это так уж ужасно… Да к тому же Эрнодан, кажется, поспел вовремя… — тараторила Батистина, вылезая из лохани.
— Господи милостивый… Господи милостивый… — заунывно тянула Элиза, утратившая способность двинуться с места.
— Как ты думаешь, что это значит? — продолжала Батистина, растираясь полотенцем.
— Что… что? — стонала старая няня.
— Ох, ты выводишь меня из себя, дорогая! Что, да что! Я же спрашиваю, что означает, будто Эрнодан поспел вовремя? Ты имеешь представление о том, что эти типы собирались со мной сделать?
Нянька поднялась на ноги. Она немного пришла в себя после утешительных слов Батистины, но не слишком была уверена в том, что им следует беседовать на подобную тему.
— Не… Нет, нет… Я не знаю… Нет… Ты… Ты… Ты спросишь у господина Флориса… потому, что ты выходишь за него замуж…
— Ну уж нет! Не буду я у него ничего спрашивать! Он мне ненавистен!
— Но… Но, моя голубка! Ты должна уважать и почитать своего мужа… Ты должна будешь согласиться терпеть кое-что, терпеть с его стороны, даже если… это покажется тебе… — запиналась и краснела не знавшая, куда деваться от смущения, Элиза.