Тут он остановился и посмотрел на нее с такой любовью, что у нее остановилось сердце.
— Вы и вправду так меня любите? — вырвалось у нее.
Он молча улыбнулся и провел кончиком носа по ее переносице, а когда она зажмурилась, снова поцеловал ее.
— Императрица!
Тирант с принцессой на руках быстро повернулся на голос. В спальню вбежала одна из приближенных девиц Кармезины — очевидно, сочувствуя любви своей госпожи, она стерегла комнату снаружи, следя за тем, чтобы туда никто не вошел и не помешал влюбленным.
Теперь эта девушка выглядела испуганной.
— Ее величество идет сюда, чтобы прочесть молитвы.
Тирант осторожно отнес Кармезину к ее туалетному столику и оставил там. Затем огляделся по сторонам в растерянности: спальня принцессы была такова, что спрятаться там было решительно негде: ни портьер, ни больших сундуков.
Он колебался, впрочем, недолго и без лишних раздумий бросился на пол в углу комнаты, а принцесса схватила в охапку приготовленные для одевания платья, юбки и плащи и навалила их кучей на Тиранта. Затем она преспокойно уселась сверху и принялась водить черепаховым гребнем по волосам.
Вошла императрица. Она была полностью одета и причесана и, казалось, испытала неприятное удивление, застав дочь неприбранной.
— Вам следовало бы поторопиться, дитя мое, — сказала императрица, — потому что ваш отец ждет вас. Он желает прослушать утренние молитвы вместе с вами.
— Эти ужасные волосы, матушка! — промолвила Кармезина, заставляя гребень запутаться в густых прядях. — Должно быть, мне снились тревожные сны, от которых все мои волосы перепутались, и вот теперь приходится разбирать их, чтобы не вырвать все из головы при неосторожном причесывании.
— Ничто не приводит мысли в порядок так хорошо, как тщательно причесанные волосы, — согласилась императрица. — Не стану вас торопить — сделайте все хорошенько.
И она уселась рядом с дочерью, расположившись на самой голове скрытого под одеждой Тиранта. И когда он представлял, что именно сейчас находится прямехонько над его левым глазом и левой ноздрей, ему делалось дурно.
— Император еще не разговаривал с вами о том празднике, который он собирается задать в столице в честь победы над Великим Караманем? — осведомилась императрица и чуть поерзала, устраиваясь поудобнее (ибо голова Тиранта имела шарообразную форму и, следовательно, оставалась малопригодной для сидения).
— Нет, — ответила принцесса, выпутывая свой гребень из очередной беды. — А что это будет за праздник?
— Грандиозный! — сказала императрица. — Начнется с торжественного пиршества в честь всех знатных и прекрасных дам столицы. Столы будут накрыты на большой городской площади, и они послужат естественной преградой для ристалища. И пока дамы и немолодые сеньоры будут пировать, все юные и доблестные рыцари сойдутся на ристалище в благородных поединках. На других площадях установят статуи и фигуры. Думаю, уже сейчас мастера трудятся, изготавливая фонтаны, которые будут изливать вино и сладкую воду для всех желающих.
— Должно быть, получится великолепно, — заметила принцесса.
Она потихоньку запустила руку в ворох одежд, нашла волосы Тиранта и стала перебирать их, пропуская между пальцами.
— Надеюсь, севастократор оправился достаточно, чтобы принять участие в ристаниях, — проговорила императрица.
— Это не мне судить, матушка, — отозвалась принцесса. — Как бы я смогла судить об этом, коль скоро я не лекарь? Да и самого севастократора я не видела уже давно.
— Уверяют, будто он уже начал вставать на ноги и даже ходить без посторонней помощи, — сказала императрица.
— Я рада слышать это, — преспокойным тоном молвила Кармезина. А сама тайком накручивала волосы Тиранта на пальцы и злодейски путала их, чтобы затем разглаживать и причесывать.
Императрица посмотрела на дочь. Кармезина замерла, не вынимая руки из груды одежд, и с самым невинным выражением лица улыбнулась.
— Я уже почти совершенно готова, матушка, — сказала принцесса. — Осталось лишь надеть верхнюю одежду и закрепить прическу.
Императрица грузно поднялась.
— Не буду мешать вам. Поторопитесь, государь уже ждет.
И с этим мать принцессы вышла из ее спальни.
Тирант не видел того, что происходит, и не все понимал из услышанного, поэтому и после ухода императрицы он продолжал некоторое время лежать в неподвижности. Он боялся и дохнуть под тяжелыми бархатными одеждами, хотя меховая оторочка и причиняла ему множество страданий.
А принцессу начали одевать и шнуровать, и тяжесть, что придавила Тиранта, постепенно облегчалась. Сперва его избавили от лифа, потом от блио, затем от верхних юбок и наконец от обширного плаща. Под плащом и обнаружился севастократор, изрядно помятый и чрезвычайно красный. Волосы его торчали дыбом.
Он сел на полу и встряхнулся, точно зверь, перенесший трепку.
— Боже праведный! — вскричала Кармезина. — В каком это вы виде, севастократор! Как вам не стыдно! — Она бросила ему гребешок. — Приведите себя в порядок, иначе я не стану и глядеть на вас.
Он принялся покорно приглаживать тот вихрь, что устроила на его голове принцесса. Тем временем придворные девицы закрепили прическу Кармезины множеством заколок и укрепили в ее волосах драгоценные камни.
— Мне пора уходить, — сказал Тирант, приближаясь к ней.
— Да, — отозвалась Кармезина. Она не сводила с него взгляда и улыбалась через силу. — Вам пора уходить. Но мы ведь увидимся на мессе?
— Да, — сказал он. — Мы увидимся.
— Вы сможете принять участие в ристаниях?
— Я счел бы для себя величайшим позором, если бы уклонился от этого.
— Но вы одержите победу?
— Если не будет никого другого, кому эта победа понадобится больше, нежели мне.
— Кто же может оказаться этим «другим»? — удивилась Кармезина.
— Человек, который должен заслужить прощение своей возлюбленной, восхитив и удивив ее.
— Как! — воскликнула Кармезина. — Разве это не вы?
— Разве я должен заслужить ваше прощение?
— А разве вы не провинились передо мной?
— Если вы так утверждаете, то провинился.
Он подошел к принцессе совсем близко и уже потянулся к ней руками, чтобы обнять, но она вскрикнула:
— Не прикасайтесь! Вы испортите прическу!
И тотчас две девицы из числа приближенных Кармезины схватили Тиранта за руки, чтобы он не вздумал дотронуться до волос принцессы. Так что ему ничего не оставалось, как тянуться к ней губами и лишь слегка касаться ее щек или подбородка, — потому что девицы висели на нем и не позволяли ему придвинуться к Кармезине вплотную.