– Ничего подобного, – воскликнула Адель протестующе, и голос ее сорвался на крик, означавший, что тлевшие угольки злобы на мужа разгорелись и вот-вот запылают ненавистью.
– Я совершенно не собираюсь спорить с тобой по данному вопросу, Адель, – заявил Адам ледяным тоном. – Я уже все решил, и ничто не заставит меня передумать, тем паче твое ненормальное стремление удержать ребенка возле себя. Кроме того я переговорил с Эдвином, и он изъявил желание вернуться в школу как можно быстрее.
Помолчав, Адам пристально посмотрел на жену.
– Он сам, по крайней мере, понимает, как это важно. Добавлю, что он, учитывая данные обстоятельства, проявил максимум прилежания, продолжая заниматься самостоятельно. Но это меня все равно не удовлетворяет. – Адам прокашлялся и несколько смягчил тон. – Ты должна подумать об Эдвине, дорогая. Ему недостает занятий в школе и друзей, что вполне естественно, и поэтому... – Адам заколебался, но затем продолжил уже мягче, – и поэтому я пришел, чтобы сообщить тебе, что намерен сам завтра же отвезти его в Уорксоп. Завтра же.
Адель с трудом подавила готовый сорваться с губ крик. „Так быстро, – думала она, и слезы выступили у нее на глазах, так что ей пришлось отвернуться, чтобы Адам не увидел их. – Конечно же муж делает это, чтобы добить меня. А вовсе не ради Эдвина. Он просто ревнует меня к Эдвину, потому что мальчик предпочитает оставаться дома со мной!” Внезапно ее охватило непреодолимое желание вскочить и наброситься на него с кулаками. Причинить ему боль. Подумать только, пытаться отнять у нее единственное существо, которое она любит и которое любит ее. Как это жестоко!
Однако, взглянув на Адама, она сразу увидела, как непреклонно это красивое лицо. С замирающим сердцем Адель поняла, что ровным счетом ничего не добьется, если будет возражать мужу. Он неумолим.
– Хорошо, Адам, как скажешь, – произнесла Адель голосом, в котором еще дрожали слезы. – Но я хочу, чтобы ты знал: я соглашаюсь на это... – голос ее понемногу набирал силу, – это... смехотворное решение, которое ты принял, потому что, по твоим словам, сам Эдвин выразил желание вернуться в школу. Хотя, должна заметить, он вряд ли является таким уж надежным судьей, чтобы самому решать, возвращаться ему в школу так быстро или нет. Лично я считаю, что возвращаться в школу, когда уже кончается первое полугодие, просто нелепо. Да он не успеет приехать, как ему надо будет возвращаться домой. Такое мотание взад-вперед подрывает здоровье ребенка, особенно если речь идет о нашем мальчике. Ведь он еще совсем маленький и так тяжело болел. По-моему, Адам, ты слишком жесток по отношению к нему.
Искушение сказать жене какую-нибудь колкость было столь велико, что Адам не стал сопротивляться:
– Эдвин уже давно не маленький мальчик. Более того, я не намерен допустить, чтобы он рос и воспитывался как девчонка. А именно это ему и грозит, если он по-прежнему будет оставаться маменькиным сынком. Ты всегда чрезмерно баловала его, и он лишь чудом не испортился.
Адель чуть не поперхнулась, а ее бледное лицо залилось краской.
– Это все неправда, Адам. Эдвин никогда не был маменькиным сынком, как ты изволил выразиться. Да и как мог он им быть? Ты ведь послал его в школу, когда ему было всего... – голос пресекался от волнения, но через минуту она смогла продолжить чуть не плача: – Всего двенадцать. И если я его и баловала, то совсем немного, просто потому, что он такой чувствительный и его всегда подавлял Джеральд.
Адам поглядел на жену, ничего не понимая, но затем улыбнулся, иронично скривив губы.
– Боже! Вот уж не знал, что ты такая наблюдательная, моя дорогая. Я рад, что теперь ты поняла, как жестоко обходится Джеральд со своим младшим братом. Бедный Эдвин, ему приходится терпеть все издевательства. Кстати, это еще одна причина, почему я хотел бы, чтобы Эдвин как можно скорее уехал из дому. Ведь это положило бы конец его мучениям. Там, в школе, ему будет значительно лучше. Пока он еще маленький и не может на равных бороться с Джеральдом, пусть поменьше времени бывает дома. Я, правда, надеюсь, что Эдвин будет выше всего этого и поведет себя благороднее, чем наш старший сын, который, надо сказать, далеко не на высоте. – Последние слова были произнесены тихо, но с большим презрением.
Казалось, Адель не обратила на них никакого внимания. Она неожиданно ощутила безмерную усталость и с трудом смогла, глубоко вздохнув, провести по лбу тыльной стороной ладони. К горлу подступила тошнота, голова кружилась; больше всего на свете Адель хотела, чтобы Адам поскорей ушел и оставил ее в покое. Усилия, которые ей потребовались для того, чтобы выглядеть по возможности спокойной и не сказать чего-нибудь невпопад, окончательно подрывали еще оставшиеся у нее силы. Она чувствовала себя окончательно выпотрошенной.
– Хорошо, Адам. Будем считать, что вопрос решен, – произнесла она еле слышно, борясь с желанием промолчать, удалившись в свой внутренний мир, где уже ничто и никто не сможет ее побеспокоить. – Извини, но у меня болит голова, прямо раскалывается, – закончила она жалобным тоном. – Да и у тебя, наверное, есть другие, более важные дела.
– Да, безусловно. – Адам внимательно посмотрел на жену, и ему вдруг сделалось невыносимо грустно. Теперь в его голосе зазвучали нотки сочувствия: – Надеюсь, тебе станет получше, моя дорогая. Прости, если этот разговор был тебе неприятен. Но меня действительно волнует судьба Эдвина.
Считая, что беседа окончена, Адам слегка склонил голову и, учтиво откланявшись, повернулся, чтобы уйти. Но что-то заставило его замешкаться и снова посмотреть на жену. Он нахмурился, заметив в глазах Адели какое-то странное выражение – отсутствующее, стеклянное.
– Можно ли надеяться, что ты составишь нам вечером компанию за ужином? Ты ведь, наверное, знаешь, что мы ждем сегодня гостей, и твое присутствие...
Адель выпрямилась на своем стуле.
– Сегодня вечером? – Голос был хриплым, испуганным.
– Да, сегодня, – подтвердил Адам. – И не говори мне, что ты забыла про сегодняшний ужин, который Оливия устраивает для Брюса Макгилла. Это австралийский овцевод, владелец самых больших ранчо в Австралии. Она говорила тебе об этом еще в начале недели, – резко бросил Адам, пытаясь, однако, держать в узде свое раздражение.
– Но ведь она говорила о субботе, Адам. Я абсолютно уверена, что речь шла именно об этом дне. Я не могла перепутать, – воскликнула она раздраженно.
„Неужели?” – подумал про себя Адам, холодно взглянув на жену.
– Но сегодня как раз суббота, Адель.
В растерянности Адель коснулась рукой лба:
– Конечно! Как я могла забыть? Глупость какая-то, – поспешно проговорила она. – Что касается моего самочувствия, то уверена, что вполне смогу спуститься к ужину.