– Что, во имя всего святого, это означает? – прошептал Лавулер приятелю. – Сказка? Или за ней что-то кроется?
– Не знаю. И как он умудряется держать всех в таком обаянии?
Его светлость продолжал, говоря очень медленно и бесстрастно:
– Каин, старший, в положенный срок унаследовал титул своего отца, который был графом и завершил свой путь по жизни. Если вы вообразите, что вражда между ним и Авелем теперь пошла на убыль, позвольте мне разуверить вас в столь естественном заключении. Возвышение Каина лишь подлило масла в огонь ненависти: нашего друга Авеля теперь жгло желание стать преемником своего брата, Каина же жгло желание во что бы то ни стало воспрепятствовать ему. Положение, как вы замечаете, чреватое многими возможностями. – Он умолк и обвел взглядом своих слушателей, взиравших на него с недоумением и живейшим любопытством. – Одолеваемый мыслями о достижении этой, главной, цели своей жизни, Каин вступил в брак и, без сомнения, почитал себя победителем. Но Фортуна, капризная бабенка, как видно, невзлюбила его: годы шли, а сын, который наполнил бы сердце Каина радостью, все не появлялся и не появлялся на свет. Вы представляете горесть Каина? Авель, однако, торжествовал все больше и больше и, боюсь, без колебаний… э… высмеивал неудачу своего брата. – Его светлость посмотрел на мадам де Сен-Вир, которая застыла в неподвижности рядом с Фанни, и принялся мерно обмахиваться веером. – Кажется, супруга Каина один раз подарила ему мертворожденного ребенка. И Каину словно бы приходилось оставить всякую надежду, но вдруг, вопреки ожиданиям Авеля, госпожа графиня вновь обрадовала супруга. На этот раз Каин решил, что его желание должно непременно сбыться. Возможно, он научился не доверять своей удачливости. И когда время графини приблизилось, он увез ее в свое поместье, где она разрешилась от бремени… дочерью. – Вновь герцог умолк и поглядел через залу на Сен-Вира. Он заметил, как граф покосился на дверь и гневно покраснел, увидев прислонившегося к ней Руперта. Его светлость улыбнулся и покачал лорнет на ленте. – Да, дочерью. Теперь оцените хитрость Каина. В его поместье жил, а может быть, прислуживал ему крестьянин, чья жена только что подарила ему второго сына. Фортуна или Случай, таким образом, расставили ловушку Каину, и он в нее попался, Подкупил этого мужика, чтобы он обменял своего крепыша сына на его дочь.
– Какое злодейство! – воскликнула мадам де Воваллон довольным тоном. – Герцог, вы ввергаете меня в ужас!
– Постарайтесь простить меня, мадам. Ведь в моей истории есть мораль. Итак, обмен был произведен и остался тайной для всех, кроме родителей обоих младенцев и, разумеется, повитухи, помогавшей графине. Но что сталось с ней, мне неизвестно.
– Mon Dieu, каково! – заметила мадам Дюдеффан. – Как мне отвратительны эти негодяи!
– Продолжай, Джастин, – нетерпеливо сказал Арман. – Ты меня чрезвычайно заинтересовал.
– Да, я так и предполагал! – Его светлость задумчиво кивнул.
– Но что произошло с дочерью… Каина?
– Терпение, Арман. Сначала разделаемся с Каином и его якобы сыном. Каин вскоре вернулся с семьей в Париж… Я упоминал, что все это происходило во Франции? А приемному отцу своей дочери приказал переехать в какое-нибудь отдаленное место, не сообщив никому, куда именно, включая и его самого. Мне кажется, на месте Каина я бы не желал так страстно потерять всякий след своей дочери, но, без сомнения, он поступал так, как считал наиболее разумным.
– Герцог, – перебила герцогиня де ла Рок, – немыслимо, чтобы на свете нашлась мать, согласившаяся на подобный обмен!
Мадам де Сен-Вир дрожащей рукой прижала платок к губам.
– Почти немыслимо, – протянул герцог мягким голосом. – Вероятно, графиня страшилась своего супруга. Он был весьма и весьма неприятным человеком, поверьте мне!
– Поверить этому нетрудно, – сказала герцогиня с улыбкой. – Бессердечный злодей! Но продолжайте.
Из-под тяжелых век Эйвон смотрел, как Сен-Вир дернул душившее его жабо, потом он перевел взгляд на сосредоточенное лицо Меривейла и слегка улыбнулся.
– Каин, его жена и лжесын вернулись в Париж, как я уже сказал, к великому разочарованию бедняги Авеля. Авель наблюдал, как его племянник растет, ни лицом, ни натурой ни в чем не проявляя ни единой фамильной черты, и бешенство его возрастало, но правды он не подозревал, в какое бы недоумение ни приводил его мальчик. Как подобное могло прийти ему в голову? – Эйвон расправил манжеты. – На время оставим Каина и вернемся к его дочери. Двенадцать лет она жила в глухом сельском уголке со своими приемными родителями, которые растили ее как собственную дочь. Но на исходе этого срока Фортуна вновь занялась делами Каина и наслала чуму на область, где жила его дочь. Чума скосила и ее приемного отца, и ее приемную мать, но мою героиню она пощадила, как и ее названого брата, о котором ниже. Ее отослали к тамошнему кюре, который дал ей приют и заботился о ней. Прошу вас не забыть этого кюре. Он играет в моей истории не большую, но важную роль.
– Подействует ли это? – шепнул Давенант.
– Взгляните на Сен-Вира! – ответил Марлинг. – Кюре! Какой блестящий ход. Он поймал его врасплох.
– Мы не забудем кюре, – мрачно сказал Арман. – Когда он сыграет свою роль?
– Теперь же, Арман, ибо в его руки приемная мать моей героини перед смертью отдала свое… письменное признание.
– Так, значит, она умела писать, эта крестьянка? – заметил Конде, который слушал, сдвинув брови.
– Мне кажется, принц, в молодости она была камеристкой какой-то знатной дамы, потому что писать она, бесспорно, умела. – Эйвон увидел, как судорожно сжались руки мадам де Сен-Вир, лежавшие у нее на коленях, и был удовлетворен. – Признание это много лет пролежало запертое в ящике письменного стола кюре.
– Но ему следовало предать его гласности! – быстро сказала мадам де Воваллон.
– Я тоже так думаю, мадам, но он был на редкость добросовестным священником и считал, что получил его на исповеди, тайна которой нерушима.
– Но девочка? – спросил Арман.
– Ее, мой милый Арман, забрал в Париж названый брат, который был на много лет ее старше. Звали его Жан, и он купил харчевню на одной из ваших самых скверных и убогих улиц. Так как ему было неудобно держать там девочку нежных лет моей героини, он переодел ее мальчиком. – Мягкий голос стал жестче. – Мальчиком. Я не стану испытывать вашу чувствительность рассказом о том, какой была ее жизнь в этом обличии.
У мадам де Сен-Вир вырвалось рыдание.
– Ah, mon Dieu!
Губы Эйвона сложились в язвящую усмешку.
– Ужасная история, не так ли, мадам? – промурлыкал он.
Сен-Вир привстал с кресла, но снова упал в него. Люди вокруг начали вопросительно переглядываться.