этой стороне и стоит поискать… Ноа отличался терпением, оно всегда вознаграждается. А вот поспешность как раз заставляет совершать ошибки.
Он снова закрыл шкаф, посмотрел кругом. До сих пор охота не была особенно удачной. Рейнольдс уже собирался уходить, когда решил во второй раз перерыть верхний ящик. Его внимание привлекла одна деталь, которую он пропустил в спешке. Ноа снова ее нашел: большой запечатанный конверт из крафт-бумаги, без всяких надписей. Детектив вынул его из папки, где тот хранился, и внимательно осмотрел. После минутного колебания разорвал верхний клапан и, сунув руку в конверт, вынул оттуда несколько скрепленных между собой листов бумаги. Сначала он спросил себя, что перед ним такое. Листы формата А4, с печатным текстом и подписями. Ноа поднес один из них к свету. Кажется, какой-то договор… Затем прочитал больше, до слов: «У меня нет никакого намерения или желания считаться законным родителем…» В верхнем левом углу стояло название общественной организации, абонентский ящик в Лос-Анджелесе.
Детектив почувствовал, как внезапно его дыхание участилось. Возможно ли, что сейчас он держит в руках самую важную деталь пазла?
Погруженный в свои мысли, он слишком поздно услышал шум мотора.
Черт!
Рейнольдс поспешил поставить папку на место, сунул конверт под куртку и бросился в коридор. Оказавшись в гостиной, он собирался выскользнуть через заднюю дверь, но услышал стук каблуков и увидел силуэт, который вырисовывался за витражом слева от входной двери. Не успеет! Ключ с шумом поворачивался в замочной скважине и замер, когда кто-то с другой стороны двери понял, что та не заперта. Мгновением позже створка с шумом распахнулась. Появилась светловолосая женщина, которая при виде Ноа испуганно вытаращила глаза.
Рейнольдс поспешно вынул удостоверение частного детектива.
— Дверь была открыта, — пояснил он. — Я думал, дома кто-то есть, вошел и позвал хозяев. Мне очень жаль, что напугал вас.
Затем он понял, что все это без толку: мать Генри глухая. Но, похоже, она прочитала его слова по губам, так как схватила со стойки у входа блокнот и ручку. Ноа услышал, как стержень скрипит по бумаге. Затем женщина показала ему написанное:
«Я вам не верю».
Он постарался изобразить самую невинную улыбку, но и сам знал, что мало наделен артистическими способностями. «Нет-нет, что вы, уверяю: здесь было открыто». Женщина одарила визитера откровенно скептическим взглядом. Снова из-под ручки вышло торопливое:
«Чего вы хотите?»
— Я расследую смерть Наоми Сандерс, — произнес Рейнольдс, преувеличенно артикулируя каждый звук. — Я журналист.
Ответ насквозь продрал страницу блокнота:
«Убирайтесь».
Он поднял руки. «Согласен. Я уже ухожу».
Ноа прошел перед хозяйкой дома. Ее нахмуренные брови напоминали перья перепуганной птицы, а телом она походила на длинноногого зуйка. Детектив живо представил себе полые кости, медленные движения, некоторую вялость.
— Еще раз примите мои извинения. Хорошего дня.
У него был мобильник, свисающий с левой руки как фотоаппарат… Повернувшись, чтобы пожать женщине руку — она отказалась протянуть ему свою, — Ноа привел его в действие.
В тихой комнате щелчок раздался для него одного.
Он услышал, как захлопнувшуюся за ним дверь запирают на ключ.
* * *
Большая красная вывеска сверкала на фоне обложенного тучами ночного неба: ««Пасифик сторидж». 800.44. Хранение. Один доллар за первый месяц». После занятий я оставил Чарли, Джонни и Кайлу, садящихся на паром на Гласс-Айленд, и подождал другой — на континент. Затем направился на юг, на 5-ю автостраду, до выезда Мукилтео — Уидби-Айленд-Ферри на уровне Эверетта.
Затем на запад до 526-й дороги, чтобы через километр съехать с нее и свернуть налево от светофора на Эверетт-уэй.
Еще через пару километров справа наконец появился маяк, который служит символом отделений «Пасифик сторидж».
Маяк на входе был ненастоящим, его фонарь бросал отблески на облачное небо. Когда я припарковался на стоянке перед справочной, дул свирепый ветер. Он заставлял хлопать флаги и шевелил ряд чахлых кустов. Потоки воздуха несли с собой сырость, но дождя не было.
Молодой парень за стойкой — едва ли старше меня — выглядел так, будто от скуки вот-вот дойдет до состояния дохлой крысы. Он оторвал сонные красные глаза от своего смартфона и поднял их на меня.
Ограничившись коротким «привет», я выложил на стойку ключ и счет. Отвернувшись к экрану компьютера, он что-то набрал на клавиатуре и вновь посмотрел на меня.
— Хранилище оформлено не на ваше имя, и там не ваша фотография, — заметил он подозрительным тоном.
— Оно на имя Лив Майерс, — сказал я. — Это моя мать. Меня именно она и послала. Вот ключ и счет. Если хотите, позвоните ей, ее номер у вас есть.
Парень поколебался, зевнул, и его охватила огромная лень.
— Нет. И так хорошо.
Он нажал на кнопку за стойкой, и я услышал, как у меня за спиной заработал мотор, открывающий дверь.
— Вы можете показать мне, где это?
Парень еле заметно скривился — без сомнения, он предпочел бы и дальше посылать эсэмэски.
— Конечно, приятель. Это ячейка пять на десять футов, так?
Я кивнул. Мы вышли на крыльцо, и он указал на низкое здание сразу же за справочной, с железной дверью.
— Идешь по коридору. Маленькие ячейки там. Твоя должна быть в глубине.
И поспешил вернуться к своей переписке.
Я вошел в здание. Тесный коридор, освещенный неоновыми лампами. Что любопытно, стены выкрашены черной краской, а двери — темно-серые, так что свет люминесцентных ламп, уже ослабленный, был почти полностью поглощен, и по всей длине коридора царил неприятный полумрак. На каждой двери металлические дужки, закрытые висячим замком.
Ячейка 181 была предпоследней в ряду слева после коридора, где под прямым