пулю как блаженство, как милость Бога. Лег на пол, лицом вниз, правую ногу согнул в колене, правую руку положил под грудь.
– Это безумие, – бормотала Ирэн, приближаясь к двери, и добавила навзрыд: – Кирилл! Ну за что нам это всё? За какие грехи?
– Ты знаешь, за какие. Стучи!
Она принялась бить ногой в дверь и кричать. Меня трясло, и я никак не мог унять дрожь. Пусть только приблизятся ко мне. Я стану рвать их зубами, я выдавлю им глаза, я буду душить их, только лишь бы Ирэн успела выбежать. Лишь бы успела!.. Грохот стоял такой, что подо мной дрожала земля. У Ирэн сдавали нервы. Она кричала и плакала.
И вдруг лязгнул дверной засов… Господи, помоги! Помоги! Я почувствовал, как по моей голове прошелся сквознячок. Ирэн, икая от слез, сказала по-английски: "Он не встает". Я слышал, как шуршит плащ. Потом дыхание. Мне на ухо капала вода. Человек в плаще нависал надо мной. Пусть только прикоснется ко мне! Я вопьюсь ему в горло зубами… Удар ногой в живот. Так пинают дохлую собаку. Я сжал зубы и терпел… Пусть бьют. Я ничего не чувствую. Я мешок с соломой. Меня можно пинать до самого вечера, можно скинуть с самолета, закопать в землю – со мной ничего не случится, потому что я мешок с соломой… Сильная рука сдавила мне плечо, комкая тельняшку… Помоги, Господи! Меня перевернули на бок…
Я выстрелил кулаком в лицо человека, склонившегося надо мной. Тотчас ударил ногой, и вцепился обеими руками ему в горло. Сколько у меня сил! Я не человек, я зверь, я танк, я атомная бомба! Я оторвался от пола, ломая, сжимая, разрывая врага. Он повалился и закричал. Я безостановочно бил его по лицу. Удары были страшные, брызги крови летели во все стороны. Второй охранник прыгнул на меня, как на матрац, и накинул мне на шею ремень.
– Беги, Ирэн!! – хрипел я. – Беги!! Беги!!
Меня душили. Кровавые круги плыли у меня перед глазами, но я продолжал рассыпать во все стороны удары руками и ногами. Мои враги рычали. Я тоже рычал. Мы превратились в клубок, в сгусток обезумевших убийц. Я слабел. Мне заломили руки и связали за спиной ремнем. Все-таки быть мне бараном, стоящим на коленях перед тазом?.. Меня оставили лежать на полу. Хлопнула дверь, лязгнул засов… Я боялся повернуть голову и увидеть Ирэн. Я лежал неподвижно, чувствуя, как кровоточит рот, и липкая струйка сползает по щеке. Как тихо! Только частые удары моего сердца, да тихий шелест дождя за решеткой… Ирэн не подходит. Она обязательно опустилась бы передо мной на колени. Неужели, Бог услышал меня?
Я медленно, с опаской повернул голову. Дверь закрыта, рядом с ней Ирэн нет. Я поднялся на ноги – для этого мне сначала пришлось встать на колени. Ирэн в камере нет! Ее нет! Нет! Она убежала!
Я закричал от сумасшедшей радости! Эти два идиота, занявшись мной, забыли про Ирэн! Кинулся к решетке, уперся в нее лбом. Неужели, это свершилось? Моя девочка, моя ласточка, моя птичка упорхнула из мрачной клетки! Господи, спаси и сохрани ее! Дай хитрости, осторожности, воли и бесстрашия добраться до леса живой и невредимой. А там, быть может, встретит Марго. А вдвоем они обязательно выживут. Красивые, милые, добрые девчонки должны выжить!
Я что-то пел себе под нос и ходил из угла в угол. Связанные руки за спиной онемели. Я сплюнул кровавой слюной. Интересно, на моей роже осталось уцелевшее место? Жаль, драка так быстро закончилась. Руки связаны, но у меня еще есть ноги, еще есть голова. И пока она на плечах, я буду драться!
За дверью шаги, голоса. Что? Уже идут за мной? Выведут во двор и поставят на колени перед тазом? Уже? Так быстро?.. Пустота в животе. Невольно приходят мысли о туалете. Отвратительное чувство страха! Постыдное чувство! Как же унять дрожь? Я опустился на колени, пригнул к ним голову и вытер разбитые губы о штанину. Перед казнью надо выглядеть достойно, без кровавых соплей… А что это валяется на земле? Гвоздь! Обыкновенный ржавый гвоздь! Я потянулся к нему губами. Прежде чем удалось схватить его зубами, наелся земли. Вскочил на ноги. Гвоздь в зубах – это уже оружие. Подошел к двери, близко-близко, и прицелился в глазок, закрытый металлической задвижкой. Голоса приближаются. Мне трудно было дышать носом. Наверное, разбили переносицу, и там клокотала кровь… Я напряг шею. Задвижка ушла в сторону, и в кружочке показался глаз. Я подал голову вперед, будто собирался клюнуть. Гвоздь нырнул в кружочек, как швейная игла. Наверное, я достал цель, потому как за дверью тотчас раздался вопль. Выплюнул гвоздь и отошел на шаг… Драться хочу, драться! У меня еще полно крови, на моем теле еще много не отбитых мест! Дверь распахнулась. Я прыгнул к потолку, и хлестко ударил ногой по лицу охранника. Его отбросило к косяку. Я согнулся и таранил его живот головой. Бить, бить, бить! Встречный удар пришелся мне в лицо. Закрыться нечем, руки связаны. Кажется, хрустнул нос. Да черт с ним, с носом! На что мне этот нос, коль голову будут рубить? Охранник толкнул меня к стене, схватил одной рукой за горло, а другой стал наотмашь бить. Какое у него свирепое лицо! А глаз все-таки цел. Я лишь проткнул ему кожу на скуле… Я ударил его коленом. Охранник взвыл. Я добавил ногой, толкнул плечом, а затем врезался своим лбом ему в нос. Кровь во все стороны! Фонтаны крови! Царство крови! Мочи! Лупи! Бей! Снова коленом, снова головой! Охранник упал. Я прыгнул ему на грудь, наступил ногой на горло…
Но достаточно. Это предел. Я озверел, но я все-таки не зверь. Я не зверь. Да и звери не всегда убивают. Тигрица повернулась и, помахивая полосатым хвостом, ушла. Подарила нам с Марго жизнь и ничего не попросила взамен. Благородство силы… Я отошел от распростертого на земле человека и, широко расставив ноги, чтобы не упасть, дышал, дышал, дышал. С моего лица на тельняшку ниспадал Ниагарский водопад. Потоки крови, реки крови! Тельняшка стала красной, как турецкий флаг. Охранник, хрипя, отполз к стене. Прижался к ней, поднял лицо.
– Браво! – услышал я за своей спиной.
Я обернулся. В дверях стоял Крот и аплодировал мне.
Глава тридцатая. Декорация
Он был в чистом, бежевом, перетянутом ремнем и портупеей костюме с накладными карманами и золотистыми пуговицами. Волосы аккуратно уложены,