Чуча все дальше уносилась в счастливое будущее и вполне вероятно, что закончила бы свои дни где-нибудь совсем на вершине мира, но вмешался Нелюбов. Он спросил:
- А где все это время буду я?
- В смысле? - вздернула брови Чуча. Но тут же сориентировалась, пожала плечиком и равнодушно ответила: - Почем мне знать, где ты будешь.
Но Нелюбов все еще не желал понимать свое место и заявил:
- Ты ведь со мной поедешь в Москву.
Тогда Чуча ответила:
- В Тулу со своим самоваром не ездят.
Чуча с удовольствием объяснила Нелюбову, что скромнее надо бы быть, что он просто так, один из, какой-то; словом, то, к чему англичане наверняка применили бы неопределенный артикль “а”, и в жизни Чучи “а Nelubov” значительной роли не играет, не может играть – не сейчас, не в будущем. Высказав все это, она скорчила дурашливую мордашку и полуутвердительно вопросила:
- Обиделся?
- Ну что ты! - быстрее, чем нужно было, отозвался Нелюбов.
В подтверждение своих слов он приготовил кофе и предоставил Чуче говорить, сколько ей заблагорассудится. Однако слушал безучастно, можно сказать, просто присутствовал. Когда Чуча, наконец, умолкла, Нелюбов позволил паузе длиться и длиться, так что Чуча даже почувствовала неловкость. Она намеревалась провести эту ночь у Нелюбова, но ей вдруг сделалось неуютно. Поэтому она засобиралась уходить. Немного разочарованная тем, что Нелюбов не стал ее удерживать, она тем не менее не захотела растопить его лед, вернув уверенность в своем расположении. После разговоров о Москве она ощущала себя ужасно независимой и страшно самодостаточной.
После ухода Чучи Нелюбов несколько минут оставался у закрытой двери, сжав зубы и кулаки. Но судьба очень скоро предоставила ему возможность реванша.
Когда Левушка женился на Гале, Чуча пришла к Нелюбову – чтобы снова обрести независимость и самодостаточность. Нелюбов великодушно раскрыл объятия и так усиленно сострадал ей ночь напролет, что под утро Чуча заподозрила неладное.
- Ты, что ли, жалел меня все это время? - спросила она сразу же, как только заподозрила.
- Конечно. Сегодня же суббота, а по субботам я всегда жалею невостребованных женщин, - ответил Нелюбов, изобразив невозмутимость Бельмондо. - Так что если до следующей субботы ты все еще никому не понадобишься, можешь заглянуть опять. Только не вздумай заявиться в какой-нибудь другой день: я подаю исключительно по субботам.
Он получил по физиономии, и со счетом 1:1 они с Чучей надолго расстались.
Похожий всплеск эмоций произошел через три с лишним года. Ему предшествовали: случайная встреча на одном официальном фуршете; много часов лирических воспоминаний; несколько романтических свиданий; стремительный переезд Нелюбова к Чуче; полтора месяца безоблачного счастья. Нелюбов вдруг превратился в домашнего хлопотуна: нянчился с Левкой, ездил по магазинам, баловал Чучу вкусной едой собственного приготовления. Он с собачьим добродушием потакал всем ее капризам, а Чуча махала рукавами направо и налево, прищелкивая пальцами: Нелюбов, сходи за пивом! Нелюбов, подожди за углом! Нелюбов, бери в зубы и неси за мной!.. И Нелюбов нес. Но однажды на домашней вечеринке кто-то отпустил пошлое замечание относительно мужской природы, а подвыпившая Чуча громко ответила на него:
- Мужик и должен быть кобелем! И у всякой женщины должен быть свой кобель, а лучше свора. Как это, помните, у классиков: Разгуляй, ату! Порывай, апорте! Хотя лично я предпочитаю более спокойные породы. Например, ньюфаундлендов. Но Нелюбов все-таки больше похож на пойнтера...
Все обернулись и оценивающе посмотрели на Нелюбова.
- Я не хочу, чтобы впредь ты позволяла себе подобные высказывания, - сказал Нелюбов, когда гости разошлись.
- Ты правда думаешь, будто я стану спрашивать у тебя, что мне можно себе позволять, а чего нельзя? - с светским любопытством поинтересовалась Чуча.
- Мне казалось, я могу на это рассчитывать, - в тон ей ответил Нелюбов.
Впрочем, оба скоро оставили светский тон и на вполне портовом языке рассказали, чего каждый из них может ожидать от другого. Разница в ожиданиях оказалась велика. Нелюбов той же ночью покинул квартиру Чучи. Он унес с собой две пары джинсов и горькое чувство очередного поражения.
А через год автомобиль, на котором Чуча ехала в командировку, встретился с другим автомобилем, на котором люди возвращались из командировки. Чуче повезло, она осталась среди выживших, но получила компрессионный перелом позвоночника. Выздоровление шло небыстро, но Чуча твердо верила, что в положенный срок встанет и побежит по делам. Нелюбов очень помогал ей месяцами хранить эту веру. Он примчался, как только узнал о случившимся, и не покидал Чучу, пока она окончательно не поправилась. Все время, пока Чуча лежала, а Нелюбов за ней ухаживал, они, обсуждая будущее, прикидывали, куда Чуча первым делом пойдет, где Чуча будет гулять, как надолго Чуча сможет отлучаться из дома... Но оба избегали говорить о том, кому выпадет честь сопровождать ее, выздоровевшую. Когда Чуча смогла и пойти, и гулять, и отлучаться надолго, она как само собой разумеющееся положила ладонь на руку Нелюбова и произнесла речь, смысл которой укладывался в одну фразу: “Твоя до гроба, да будем счастливы мы оба!”. Нелюбов же изобразил удивление и сказал, что уже две недели встречается с юной скрипачкой, студенткой музыкального училища, и у них все более чем серьезно, а про Чучу он в таком ключе даже и не думал. Хорошо, что Чуча надежно поправилась, а то слегла бы обратно. Врачебная помощь ей все же понадобилась: после того разговора с Нелюбовым Чуча несколько месяцев посещала психолога...
Нелюбов не женился на скрипачке, Чуча бросила ходить к психологу, прошло еще несколько лет, Левке стукнуло десять. Промозглым весенним вечером Нелюбов зашел к Чуче – с Левкиного девятого дня рождения он взял манеру захаживать раз или два в месяц. Зайдет, посидит в кухне пару часов, расскажет что-нибудь забавное, узнает, как дела. И в тот раз он с коньячком зашел посидеть, а Чуча ему говорит: “Оставайся, Нелюбов, до утра”. А Нелюбов и остался, как само собой разумеющееся.
Вот уже больше полугода длился их новый тайный роман. Накопленный за годы знакомства счет все еще оставался 2:2. Но каждый участник романа подспудно боялся, что другой в этот раз переиграет его, и поэтому оба всякое время оставались настороже, готовые грохнуть из всех орудий, если только чуть заподозрят возможный свой проигрыш. Последние дни Чуча вела себя таким образом, что Нелюбов уже не “чуть”, а очень сильно беспокоился, как бы она опять не забила в его ворота. Потому и торопился по заметенной листьями тропе. Он полагал, будто одно его присутствие способно предотвратить катастрофу. И уж конечно он не допускал мысли, что именно его присутствие лучше всего может спровоцировать катастрофу.