Нелюбов лежал на спине, задрав подбородок, сложив руки на животе. Галя тоже лежала на спине. Чуть повернув голову, она смотрела на профиль Нелюбова и говорила:
- У нас будет замечательная жизнь, Нелюбов. Представляешь, большой, обустроенный дом, завтрак на веранде, потом всей семьей едем в город... все-таки надо будет купить вторую машину... да... разъезжаемся по работам и трудимся, добываем, а вечером несем добытое в клювике домой. Я тебе жалуюсь на учеников и дирекцию. Ты мне – на клиентов и работников. Я тебе говорю: дави их, гадов, победа будет за нами. А ты мне говоришь, что если кто еще на меня рот разинет, то ты тому умнику пасть порвешь... Будем в отпуск ездить к морю. Трейлер купим. Красота. Иногда будем и отпускать друг друга. Скажем, захочется тебе одному поехать куда-нибудь на недельку – да пожалуйста. Хоть и на две недельки. Мы люди взрослые. Человеку нужна своя неприкосновенная территория, я ж понимаю. Просто заразу всякую в семью не тащи, да и ладно. И мне ничего не рассказывай, если вдруг баба какая подвернется, не хочу. А еще можно продать все и уехать в Германию. У меня там родственники. Правда, дальние, но помочь первое время не откажутся. Я Левке давно предлагала уехать, но он все ныл: что я там делать буду, что я там делать буду? Господи! зачем только я вышла за него замуж??? - Галя отвернула лицо от Нелюбова и скорбно протянула руки к потолку.
Нелюбов все молчал. На слова Гали он не улыбался и не хмурился, не поджимал губы, не шевелил носом – никак не реагировал. Одобряет ли он то, что она говорит, или порицает, понять было невозможно.
Галя немного подождала: вдруг ей кто-нибудь ответит на вопрос, зачем она вышла замуж за Левку. Но потолок был молчалив, как Нелюбов, и Галя продолжила говорить, рассматривая свои руки. Она то подносила ладони ближе к лицу, то отодвигала, поворачивала их так и эдак – мягкие белые ладони с недлинными ровными пальцами, а на пальцах маленькие чистенькие ноготки, снизу кругленькие, сверху остро заточенные.
- Мечты у меня всегда были обыкновенные, бабьи. Был бы милый рядом... Никогда никакими принцами не бредила, веришь-нет. По-моему, все проще. Все должно быть проще. Вот есть я. Вот есть человек, с которым мне неплохо. А остальное – дело техники. Всего-то и надо от мужика, чтоб не мешал. Делай свою часть дела и другому не мешай. Весело тебе – готова с тобой посмеяться. Тоскливо – отползи в уголок и отдышись. Только не надо одеяло на себя перетягивать.
Нелюбов молчал. Галя уложила руки вдоль тела и рассказала потолку все как на духу:
- На руках меня носить не надо. И без бриллиантов я обойдусь. Пусть все будет просто, по-крестьянски, понятно, без зауми. Пусть кошки будут для того, чтобы ловить мышей, ведра – для того, чтобы носить воду, машины – чтобы на них ездить, столы – чтобы за ними сидеть, а не для чего-то другого. Пусть мужик будет для того, чтобы жизнь была удобнее, понятнее и проще, а не наоборот. Не надо смотреть на меня влюбленными глазами сутки напролет – дай мне секса, какого я хочу, раз в неделю, и ладно. Не надо мне всего мира к ногам – приноси в дом нормальную зарплату. Не нужен мне голливудский красавец – они только для картинок годятся, по мне здоров мужик – и слава богу.
Она повернулась к Нелюбову и приподнялась, опершись на локоть.
- По-моему, у меня очень правильная мечта. А, Нелюбов?
Нелюбов чуть развернул голову и некоторое время бесстрастно смотрел на Галю. Потом сказал:
- Правильная.
- Присоединяешься? - улыбнулась Галя.
- Нет.
У Гали глаза расширились, как у кошки, увидавшей мышь:
- Что так?
Нелюбов вздохнул:
- Устал я что-то... Давай, что ли, кофе сварим.
- Нелюбов, не увиливай. Что не так?
- Да все так, Галь. Просто у каждого свои мечты. У тебя свои, у меня свои. И наши мечты что-то не пересекаются.
- До сих пор пересекались.
- Так то какие были мечты? Мелкие. Сиюминутные. Вроде как мне сейчас о кофе мечтается. Одно дело потрахаться с тобой. А если речь заходит о глобальном и всемерном – тут уж извини. Никогда не мечтал о крестьянском счастье.
Галя, мгновенно извернувшись, обеими ногами ударила Нелюбова в бок и столкнула с дивана; спрыгнула на пол, едва не наступив ему на голову. Нелюбов ударился затылком об пол и заорал:
- Ты что, офигела???
- Пошел ты!.. - заорала в ответ Галя и установила мировой рекорд по скорости одевания.
Нелюбов неспеша вскарабкался обратно на диван и демонстративно там разлегся. Одетая Галя подскочила к нему и зависла, будто в сомнениях: вцепиться ему в лицо ногтями или отпинать ногами по пузу. Нелюбов сохранял индейскую невозмутимость. Галя подняла сжатые в кулаки руки, крикнула:
- Чтоб ты сдох, скотина! - и выбежала вон, последовательно хлопнув всеми встретившимися на пути дверями.
Нелюбов полежал еще немного и пошел варить кофе.
Нелюбов размашисто шагал по тропе, изгибавшейся по краю широкого оврага. Листья, гладкие свежепалые и уже высохшие скукоженные, устилали узкую тропу так, что ее не было видно, но Нелюбов-то знал: она есть. Листья нежно шуршали под ногами, только Нелюбову было сейчас не до нежностей. Он до сих пор слишком уж нежничал – а бабам все-таки нужна плетка. Он все жалел их, а они решили, что можно затыкать им дыры в своей личной жизни. Что можно ему пальцами щелкать и командовать “к ноге!”. Что можно вешать на него чужие долги и мифическую вину. Вот уж дудки.
Нелюбов всегда считал себя честным человеком. И относительно женщин он ни в чем не мог упрекнуть себя. Разве что в исключительном правдолюбии и замечательной прямолинейности. Если женщина была проститутка, он так и говорил ей: ты – проститутка. Если женщина привлекала его, он добивался ее. Если переставала привлекать – он не морочил ей голову душевными метаниями, он уходил. Если женщине не хватало своего ума понять, почему он уходит, он объяснял. Но это редко требовалось, и Нелюбов гордился своим умением выбирать понимающих женщин.
Он рано открыл свою способность нравиться людям, но довольно поздно сообразил, что более хочет нравиться женщинам.
В школе девочки млели от него. Он ласково им улыбался, получая записочки с округлым “Давай дружить!”. “Конечно, давай,” - пожимая плечами, отвечал он. А через неделю или две автор очередной записки в гневе подскакивала к нему, говорила что-нибудь обидное и долго-долго потом игнорировала. А то еще и прикладывала портфелем по голове. Нелюбов пожимал плечами и скоро забывал об этом. Однажды ему объяснили, что если соглашаешься дружить, то надо носить портфели и приглашать в кино, а не вести себя как обычно, словно и не было никакой записки. И уж тем более не следует ласково улыбаться всем другим девочкам, когда согласился дружить с одной. Нелюбов опять пожал плечами и перестал отвечать на записочки.