меня любят, потому что я хорошо пою, я – рок-звезда, я – Стивен Тайлер. Вы можете сказать: ну и что? Что особенного в том, что тебя любят за то, кто ты есть? Да и вообще, разве важно, что мне сегодня перепало, потому что девушка знает меня уже десять лет и любит
Aerosmith? Ее любимая песня –
Dream On, поэтому она меня трахнула. К сожалению, она приходит домой и говорит всем друзьям: «Угадайте, кого я трахнула?» И иногда это отстойно. Разумеется, тут мне никто не посочувствует.
Просто у меня нет жизни! Мне было некогда видеть Челси и Таджа, я уж не говорю про визиты. Я не мог, потому что времени так мало и потому что я делаю вот это: АаааААААааааа! У меня болит горло после каждого концерта. У меня болят кожа, ноги и спина. Я жужжащий фронтмен Aerosmith, их золотой гусь! Под конец дня у меня все ломит, я не могу говорить. Остальные участники группы могут проснуться, и с ними все отлично – они не используют себя в качестве инструмента. Они ноют о ломоте и болях, чтобы вступить в клуб «Ломота и боль», как только я начну скрипеть. Черт, да все любят жаловаться на то, как они опустошены, больны и разбиты, но зато они могут поехать домой в выходной. Жена видела Джо дома и позвонила мне:
– А почему ты не дома?
У меня кружится голова от одиночества. Я работаю с публикой, говорю с людьми, шучу, рассказываю истории – они смотрят на меня и видят личину Стивена Тайлера. Я начал думать о себе в третьем лице – а это похоже на экзистенциальный ад.
И все, это начало конца, потому что я работаю день через день, чтобы дать отдых своим связкам. И когда я начинаю объяснять ей своим скрипучим голосом, она тает и говорит, что понимает?
Я где-то на Среднем Западе, звоню домой и говорю:
– Угадай, кого я сегодня встретил? Джимми Пейджа!
– Да? А я тут одна. Давай, веселись!
Я откидываю телефон и говорю: «Блядь!»
Говорят, что женский мозг отличается от мужского, и я в это верю. Иногда мне стыдно быть мужчиной среди женщин. Мужчины думают только о ебле и деньгах, а женщины психосексуально мультинаправленны. А у нас моно – поэтому они так сбивают нас с толку. В смысле, мы все такие: «Эй, мне это нравится, я это хочу!» Но они могут быть по обе стороны одного вопроса за считаные секунды. Дэвид Эдвардс, старый блюзовый певец из Миссисипи, любил говорить, что с женщинами невозможно выиграть спор.
Собаки ничего не запоминают, они действуют механически, они не знают, что делают. Когда мы в комнате, полной кисок, парни инстинктивно реагируют «Аххх», как неандертальцы? Так? Даже не знаю.
Я хочу говорить с женщинами, я хочу им петь. Я использую все свои коронные фразочки, лишь бы добиться своего. Для нее, той единственной девушки, по которой я скучаю: расшифруй это, детка!
Ridin’ into town alone
By the light of the moon
I’m looking for ol’ Sukie Jones
She crazy horse saloon
Barkeep gimme a drink
That’s why she’s caught my eye
She turned to give me a wink
That make a grown man cry
Еду в город
При свете луны
Ищу старую добрую Сьюки Джонс
Эту чокнутую потаскушку
Бармен наливает мне выпить
Поэтому она ловит мой взгляд
Она повернулась, чтобы мне подмигнуть
И от этого заплакал взрослый мужчина
У меня кружится голова от одиночества. Я работаю с публикой, говорю с людьми, шучу, рассказываю истории – они смотрят на меня и видят личину Стивена Тайлера. Я начал думать о себе в третьем лице – а это похоже на экзистенциальный ад. И все, кого я знаю, сказали мне то же самое, кроме одного человека, от которого я хотел это услышать, и она меня бросила. Так что быть мной – пиздец как одиноко.
Глава 13
Проблемы в раю (теряя власть над фантастической жизнью)
К осени 1991-го за моими плечами было шесть лет трезвости, но по какой-то причине я не ладил со своей группой. Я итальянец, так что люблю во всем разбираться. Поэтому я решил найти проблему и решить ее.
В то время Марко Хадсон работал над альбомом Ринго и связал меня с ним – да, тогда я первый раз говорил с Ринго, моим героем (настоящий битл), мягко говоря, я был вне себя. Марк за день до этого сказал мне, что Ринго только вышел из реабилитации и теперь трезвый. И вот я взял телефон.
– Ричард, – сказал я, – мы с группой бодаемся из-за каждого хуева альбома за нашу карьеру.
– Очень тебя понимаю, – ответил он.
Я подумал, что если у тебя проблемы в группе The Beatles, то мне даже страшно представить, что это такое. И вот что забавно, мы почти час говорили обо всем этом, и под конец он заявляет:
– Ну, удачи, дружище… наслаждайся трезвостью.
– В каком смысле? – спросил я. – Я трезвый уже шесть лет. Думал, ты знаешь. Разве Марко тебе не сказал?
– Тогда какого хуя ты едешь туда? – спросил он, имея в виду клинику.
– Я хочу помириться с группой, – ответил я, – чтобы мы писали, как в старые добрые времена. Я решил последовать старой поговорке, что мухи слетаются на мед, а не на уксус. Осталось только понять, где мед, а где уксус.
И вот я поехал в Аризон-и-ю и записался в ебучую «Сьерру Тусон» (для созависимости), чтобы попытаться найти проблему. Ну что ж, и как можно жонглировать группой и семьей? Ммммммм! Я хотел понять, почему мои отношения с группой были такими хуевыми… как карусель… и не в хорошем смысле. Отчасти все было из-за того, чего я тогда не понимал – и не пойму еще много лет: Тим Коллинз и Джо Перри с Первого Дня вместе управляли группой из одной постели. Я что-то говорил Джо, а он передавал Тиму, и зачастую, когда новость обратно доходила до меня, то звучала совсем не так. Такая триангулированная версия сломанного телефона. Например, Тим задумал что-то сделать, но вместо того чтобы открыто решить вопрос, он позвонил Джо и сказал, что я вышел из-под контроля, а потом позвонил мне и сказал, что Джо вышел из-под контроля.