Читать интересную книгу Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

БОЛЕЕ ОТСТАЛЫМИ И ПРИЗЕМЛЕННЫМИ). АНГИШОЛА ПОДХВАТИЛА ЭТОТ СТИЛЬ И ПРИВНЕСЛА В НЕГО СВОЕ ИТАЛЬЯНСКОЕ МАСТЕРСТВО, ОДНАКО НЕ СТАЛА ПРОЯВЛЯТЬ СВОЮ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ.

СОЗДАННЫЙ ЕЮ ПОРТРЕТ КОРОЛЯ СО ВРЕМЕНЕМ БЫЛ ПЕРЕПИСАН (ИЗМЕНЕНА ПОЗА РУКИ), ЛАК НА НЕМ ПОТЕМНЕЛ. ОЧЕНЬ ДОЛГО ОН СЧИТАЛСЯ РАБОТОЙ ИСПАНЦА САНЧЕСА КОЭЛЬО – ТВОРЧЕСТВО АНГИШОЛЫ БЫЛО МАЛО ИЗВЕСТНО. ТОЛЬКО В 1980-Е ГОДЫ ПОРТРЕТ БЫЛ ОТРЕСТАВРИРОВАН. КОГДА ЛАК И ЗАПИСИ СНЯЛИ, ОТКРЫЛСЯ ЕГО ЖЕМЧУЖНЫЙ КОЛОРИТ, РАССЕЯННЫЙ СВЕТ И ТОНКОЕ МАСТЕРСТВО ИСПОЛНЕНИЯ. В 1989 ГОДУ ИСКУССТВОВЕД МАРИЯ КУШЕ УСТАНОВИЛА ИМЯ НАСТОЯЩЕЙ СОЗДАТЕЛЬНИЦЫ КАРТИНЫ.

Через девять лет после свадьбы и восемь с половиной после прибытия Софонисбы в Испанию королева Изабелла умирает от очередных неудачных родов. Филипп остается вдовцом в третий раз. Но что делать Софонисбе?

А что делать Филиппу? Его единственный законный сын и наследник дон Карлос скончался несколькими месяцами ранее. Он ищет четвертую жену – и это оказывается несостоявшаяся невеста дона Карлоса австрийская принцесса Анна. Свадьба должна состояться через два года. Софонисба, потерявшая свою королеву, хочет уехать домой, но Филипп говорит ей: «А как же девочки?», и художница вместе с кормилицей Марией де Месса фактически становятся вторыми матерями для двух малолетних инфант.

В итоге Софонисба прослужила в Мадриде почти пятнадцать лет. Забавно, на родине, когда она рассылала свои автопортреты, она подписывала их ярко и крупно по-латыни: «Софонисба Ангишола, девственница». В Испании она свои работы не подписывает – при дворе все и так знают, кто автор картин. Ничего не надо доказывать. Кстати, что она дева – тоже известно, Софонисбу не интересуют любовные связи; впрочем, при католическом дворе, честно скажем, их не так уж и много. Не в короля же влюбляться и не в герцога Альбу, разве что в коллег – придворных художников Алонсо Санчеса Коэльо или Антонио Моро, тем более что ей действительно нравится их тщательный стиль и нежно-серый, жемчужный колорит – а им нравится ее и колорит, и стиль живописи, и улыбка. (Тициан морским путем присылает свои огромные сладострастные полотна в сопровождении едких юморных эпистол Пьетро Аретино, но в этого художника Софонисбе влюбляться не хочется совершено).

Наконец в 1573 году Софонисба говорит «всё». Пятнадцать лет – это слишком много, особенно при мадридском дворе. Король назначает ей пенсию в тысячу дукатов ежегодно и решает пожаловать имущество единоразово, но, когда он дает об этом распоряжение, секретари сталкиваются с юридической коллизией – это будет не ее имущество, а ее отца, который еще здоров и бодр. Филипп считает это опасным, и законники предлагают другой путь – оформить дар как приданое Софонисбы, наследуемое ею как «вдовья часть».

Осталось уговорить Софонисбу.

Столь смелую идею ей озвучивает сам король, на правах друга, который и хочет ее облагодетельствовать, да не знает, как словчиться.

– Замужество? – переспрашивает ошеломленная 41-летняя девственница от искусства, известная всей Европе, вернее, всем людям в образованной Европе, интересующимся живописью. – Муж, дети?.. Приданое?..

И она говорит, что должна это обдумать.

Ее раздумья сводятся к разговорам с лучшими врачами континента, врачами короля, верней, врачами королевы – специалистами по деторождению. И зачатию. Несколько напуганные ее напористостью медики, во‑первых, говорят, что она почти уже вышла из возраста деторождения и ей придется очень сильно постараться, чтобы даровать будущему супругу наследника. Но затем, под некоторым нажимом, все-таки рисуют ей анатомические рисунки и схемы, и рассказывают о том, что и как именно смешивается в женской матке, приводя к появлению человеческого плода.

Узнав, что ее интересует строго обратная проблема, врачи пугаются еще больше, но все-таки рассказывают ей о coitus interruptus, женском лунном календаре, травяных отварах, а также пропитывании вкладок из мха или ткани всяческими мазями, разрушающими семя (бывала от алхимиков и в быту польза).

От врачей Софонисба выходит в глубокой уверенности, что самым надежным средством от смертоносных беременностей ей послужит собственноручное письмо короля Филиппа к ее мужу о том, что относительно супружеского долга он обязан исполнять любые требования своей супруги.

Она идет к королю и говорит, на каких условиях согласна на брак. Еще она очень просит: «Только не испанца!» Филипп выделяет ей огромное приданое в 12 тысяч скудо и довольно быстро находит любимой подруге любимой умершей жены хорошего кандидата – сицилийского аристократа (все-таки с испанской фамилией, Софонисба достойна лучшего). Летом 1573 года Софонисба по доверенности выходит замуж в Мадриде за отсутствующего жениха, достойного сицилийского дворянина Фабрицио Монкада Пиньятелли.

После этого новобрачная садится на корабль и отправляется к мужу в Сицилию.

* * *

Когда «Лидия» пришвартовалась в Ливорно, Асдрубале проснулся и впервые за несколько дней вышел из каюты. Морская болезнь, донимавшая его все эти дни, утихла. Слуги хлопотали, собирая вещи. Плохо соображая, он выгрузился со всем багажом на берег – его уже ждали.

– Разве это Генуя? – спросил он.

– Нет, это Ливорно, – ответил ему капитан Орацио Ломеллини. – Сеньора решила выйти тут и проследовать в Пизу.

– Но почему? – недоуменно спросил Асдрубале. Услышав ответ, он пришел в бешенство, но его яростных речей никто не слушал: все знали, кто тут главный, у кого деньги, он был чужак для ее прислуги.

Бешенство его не прекращалось многие дни, когда он видел, как возлюбленные смотрели друг на друга и держались за руки. Его ревнивый взгляд сумел точно определить, что заветы они уже нарушили и не могут друг от друга ни оторваться друг от друга, ни наговориться.

Спустя несколько недель, в канун Рождества 1579 года, герцог флорентийский Франческо I Медичи прислал своему комиссару в Пизе письмо, в котором приказывал ему помешать запланированной свадьбе, напомнив невесте о том, что жених – ей совсем не ровня, что этим она позорит свой род, фамилию и службу при королевском дворе.

– И это пишет мне человек, в этом году женившийся на Бьянке Каппелло! – фыркнула означенная дама.

В своем письме флорентийскому герцогу она выразила благодарность за его заботу, однако сообщила, что его запрет пришел слишком поздно.

И подписалась по-латыни: «SOFONISBA LOMELLINA ANGUISSOLA».

* * *

Орацио и Софонисба поселились в Генуе в прекрасном доме, где она устроила себе огромную солнечную мастерскую, не хуже, чем у Тициана, лучше, чем в Мадриде. Ее приданое позволило ему быстро выплатить долг за корабль, купить новое судно и товары. Когда новобрачные наконец смогли оторваться друг от друга, спустя пару лет, Орацио снова ушел в море, потому что это было его жизнью. В последующие годы он успешно приумножил их состояние. Она продолжала писать – но не за гонорары, только то, что ей нравится. В