— Я не допущу, чтобы этот мерзавец вышел сухим из воды.
— Допустим, я смогу гарантировать обвинительный приговор без суда?
— Ты намереваешься установить диктатуру?
— Хочу провернуть один вариант.
— Так что тебя сдерживает?
Для меня, в эти дни и ночи бесконечной любви, он казался неудержимым.
Глава 40
Томасси
Дабы избежать долгих пререканий о месте встречи, я поехал в контору Брейди.
— Какая честь, — приветствовал он меня.
— Это точно, — согласился я и прямо спросил, что связывает его с Козлаком.
— Гонорар.
— И все?
— Все.
— И что, по-вашему, получит Козлак?
Брейди рассмеялся.
— В следующий раз будет искать девицу посговорчивее. Чем я могу вам помочь, Томасси?
— Прокурор не я. Лефкович.
— В определенном смысле это плохо. Думаю, нашлись бы люди, готовые заплатить за право наблюдать за поединком Брейди-Томасси, — лицо Брейди стало бесстрастным. — Я видел этого молокососа в деле. Я без труда добьюсь оправдательного приговора, в крайнем случае, Козлаку дадут срок условно.
— Очень уж легко не получится, если в состав присяжных попадут женщины-феминистки.
— Послушайте, Томасси, вы-то уж понимаете, что никаких женщин я не пропущу. На то у меня есть необходимые возможности. Приходите на судебное заседание. Останетесь довольны.
— Я бы хотел ознакомить вас с некоторыми элементами моей стратегии.
— Вернее, стратегии Лефковича.
— Моей. Лефковичу отведена роль марионетки, а за веревочки буду дергать я.
— Едва ли у вас что получится. Один неверный шаг, и я удалю вас из зала за вмешательство в ход судебного процесса. Разумеется, через судью.
— Я выступаю лишь в роли наставника Лефковича.
— Ну разумеется.
Хотя он и не подавал вида, ему хотелось выжать из меня максимум информации.
— Я намерен пригласить в свидетели эксперта.
— Послушайте, Томасси, меня тошнит от этих психоаналитиков. Я разделаю его под орех.
— Я говорю не о психоанализе. Я думаю, что присяжным необходимо растолковать разницу между изнасилованием и соблазнением, между нормальным сексом и извращенным сексом.
— И что?
— Мой эксперт — Анна Банан. Повестку, разумеется, выпишут Анне Смит. Вы знакомы с этим экспертом?
Брейди удалось сохранить на лице бесстрастную маску, но его выдала задергавшаяся верхняя губа. Он взял со стола скрепку, разогнул ее в прямую проволочку.
— А я здесь при чем?
— Я намерен приобщить к делу ее картотеку. Как имеющую самое непосредственное отношение к данному судебному разбирательству.
— Вы блефуете. Вам не удастся вытащить ее в суд.
— Однокашник Лефковича по юридическому факультету работает в окружной прокуратуре Манхэттена. У этого однокашника собрано объемистое досье на Анну Банан, но в своем великодушии он дозволяет даме продолжать свое довольно эксцентричное занятие. Для нее это существенно, а потому мы полагаем, что она с радостью даст показания. За вознаграждение, разумеется. Я убежден, что нормальный секс и извращения она разделит куда более профессионально, чем любой психоаналитик. Ей также есть что рассказать о мужчинах, которые насилуют вместо того, чтобы платить за свои особые сексуальные желания.
— Вы закончили, Томасси?
— Есть у нас и второй свидетель, который, правда, обойдется дороже. Но мой клиент готов оплатить проезд из Амстердама и обратно.
Брейди, несомненно, думал о том, найдет ли он человека, который сможет переломать мне руки и ноги, разумеется, за вознаграждение.
— И Лефкович, несомненно, пригласит доктора Коха.
— Этого сукиного сына!
— Ну почему так грубо?
— Я слышал, что он отъявленный сукин сын.
— А вы слышали, что ему удалось задержать вора?
У Брейди дернулась щека, когда я коснулся глаза. Я понял, что ему все известно.
— Томасси, не понимаю, с чего вы выкатываете тяжелую артиллерию. Кто-то кого-то трахнул, пусть и без взаимного желания, но эта дамочка поднимает такой шум, будто на карту поставлены сто миллионов долларов.
— Я бы хотел, чтобы вы характеризовали моего клиента иначе.
— Я забыл, что вы побывали там же, где и Козлак.
— Анна Банан, Амстердам, Кох. Интересный подбор экспертов, не так ли?
— Ваше предложение, Томасси.
— Козлак признает себя виновным. Никакого суда. Задаток остается у вас. Я могу уговорить Лефковича на изнасилование первой степени с отягощающими обстоятельствами.
Брейди согнул проволоку в круг.
— Просто причинение вреда.
— Не смешите меня, Брейди. Ее отец адвокат. Он послал ее ко мне. Я не могу допустить, чтобы гора родила мышь.
— Я обсужу со своим клиентом изнасилование второй степени, без отягощающих обстоятельств.
— Благодарю. Между прочим, Брейди, вы защищаете и смотрителя?
— Нет.
— А кто его защищает?
— Не знаю. Он что-то говорил насчет «Правовой помощи».[35]
— У меня есть ощущение, Брейди, что смотритель не знал о замыслах Козлака.
— Вы шутите? Козлак сказал мне, что этот парень перетрахал половину женщин, живущих в соседних домах. У смотрителя, похоже, это получается даже лучше, чем у молочника.
— Если он все получал по взаимному согласию, с чего ему захотелось насиловать эту Уидмер? Скорее всего, он пошел с Козлаком, полагая, что дама возражать не будет.
— Почему вы вспомнили о нем, Томасси? Вам же не придется звать его в свидетели. Говорю вам, Козлак признает себя виновным.
— Я и не собирался, Брейди. И вспомнил его совсем по другому поводу.
На улице я потянулся, довольный собой. Франсине не придется проходить через всю эту грязь. И я не буду терять нервные клетки, наблюдая, как Лефкович допускает ошибку за ошибкой. А мне останется лишь убедить Франсину съехать с ее квартиры. Американская система правосудия позволяла убить одним выстрелом двух зайцев.
Глава 41
Франсина
Икс оказался прав. Баттерболла не предупредили о замене, и он узнал о том, что дискуссию придется вести со мной лишь во вторник, по прибытии в радиостудию. Не обошлось без накладок. Почему-то Баттерболл решил, что Икса заменит Томасси. Наш хозяин, Колин Чэпмен, даже испугался, что Баттерболл повернется и уйдет. Но паниковал он напрасно. Баттерболл не устоял перед искушением обратиться к аудитории, которая ничего не могла сказать в ответ. И уселся в кресло, смирившись с предложенной ему чашечкой кофе и очередной порцией американской грубости. Это же надо, выставить против него женщину! Вслух он ничего не сказал, но все и так читалось по выражению его лица. Зато я получила двадцать минут райского наслаждения.