чести. Мой муж — очень умный эльф, я ожидала того же от его сестры. Разочарована… крайне разочарована.
В следующее мгновение левую щеку обожгло болью. О да, Вилеша была сестрой Вадерион.
Осторожно касаясь пострадавшей пульсирующей щеки, Элиэн спокойно, лишь с долей удивления посмотрела на пышущую ярость темную эльфийку.
— Еще раз так сделаете, леди Бурошкур, и останетесь без своей прекрасной ручки. А, возможно, и без головы.
— Не смей мне угрожать, ты всего лишь его подстилка, а я Вадериону — сестра и единственный близкий эльф! — крикнула Вилеша и вылетела из покоев, громко хлопнув дверью. Прямо как ее старший братец, даром тот все же за восемьсот лет явно научился контролировать эмоции.
Намного позже, сидя у зеркала в покоях Вадериона — слуги выполнили ее приказ беспрекословно, даже они были умнее своей хозяйки, — Элиэн усиленно пыталась убрать с щеки проклятый румянец. Проблема была в том, что эльфийки, к какой бы ветви они не принадлежали, никогда не пользовались всеми теми ухищрения, которые нужны были смертным женщинам — кремами, пудрой и прочей ерундой, — их красота была совершенна от природы. Даже Элиэн, которую братья считали дурнушкой, на самом деле, всего лишь не была настолько яркой, как многие эльфийки, ее красота была более нежной и спокойной, а не бьющей с первого взгляда. При должном сопровождении — платье, украшении и, самое главное, поведении — она превращалась в настоящий бриллиант, более привлекательный, чем яркие, но пустые камешки. Впрочем, естественная красота эльфиек, какой бы она не была, не лишала их возможности быть женщинами и все равно хранить несколько баночек с разными штучками. Элиэн раньше пользовалась пудрой только для того, чтобы скрыть следы бурной ночи — что поделать, Вадерион обожал метить свою любимую, оставляя на нежной коже весьма яркие засосы, — однако сейчас задача была намного сложнее, потому что скрывала она как раз от мужа — последнее, что ей нужно было, это ссорить его с сестрой. В том, что Вадерион навредит ей, Элиэн уже не верила, но ставить его перед выбором, чью сторону принять — сестры или супруги, — она не собиралась.
— Как тебе Бурошкуры? — с порога поинтересовался Вадерион, горя предвкушением. Элиэн готова была поспорить, что он специально ничего ей не рассказывал про семью сестры, чтобы сейчас послушать ее непредвзятое мнение и еще раз порадоваться, какая у него умная жена.
— Интересные, — задумчиво ответила она откладывая в сторону пудру. Оставалось только надеяться, что Вадерион не полезет целоваться — тщетно, конечно же. — Олан типичный добрый мишка, его брат Барриус — похитрее и пожестче. Альге похожа на старую суровую медведицу — понятно, в кого третий сын, — ну а сам Церин Бурошкур — тот еще лис.
Внезапно Вадерион рассмеялся, коротко и гулко.
— Что такое?
— Как ты догадалась? Или кто-то подсказал?
— Ты о чем?
— Церин — лис, а не медведь.
— Что? Он же глава клана Бурошкуров, они же оборотни-медведи!
— Да, но его мать была лисицей из клана Рыжехвостов. Когда на войне — у нас несколько столетий назад была гражданская война на юге — погибли его отец и старшие братья, то единственный в семье лис стал главой рода медведей. И, скажу тебе честно, он оправдал ожидания, возложенные на него. Хороший был воин.
— Но лис остается лисом? — понимающе уточнила Элиэн.
— О да, — ответил Вадерион, падая на кровать. Та отозвалась протяжным скрипом. — Восхитительно.
— Ты про «музыкальное сопровождение» к ночному отдыху или про мягкую постель? — уточнила она, присаживаясь рядом.
— Про первое. Минус деревянных кроватей… — пожаловался он и тут же резко сменил тон на напряженный: — Как тебе Вилеша?
Вот тут Элиэн призадумалась, что ответить.
— Я понял, — усмехнулся Вадерион, садясь и пристально глядя в окно.
— Вы не ладите? — наконец она решилась задать вопрос, который должен был прозвучать намного раньше.
— Вилеша не ладит со мной. А попросту говоря, она меня ненавидит за убийство матери и старших сестер.
Они никогда не затрагивали эту тему, а Элиэн, признаться, даже не думала об этом. С тех давних пор, когда она с ненавистью размышляла о навязанном отцом муже — жестоком и безжалостном, — сидя в зимнем саду замка, прошло много времени. Она пережила такую палитру чувств, полностью изменив мнение о Вадерионе, что даже не думала вернуться к мысли о его осуждении. Теперь же пришлось: жизнь научила ее не морализировать попусту, а жизнь в Темной Империи еще и подсказала не заниматься этим вовсе. Каждый сам за себя — вот закон выживания в мире, поэтому, когда Элиэн слышала рассуждения слуг и воинов о прошедшей войне, о жесткости, допущенной Императором (конечно, по отношению к светлым, а значит, полностью одобряемой темными), она лишь пожимала плечами и шла дальше — ее судьба каких-то людей не волновала. Одни умрут, другие родятся — какое дело Темной Императрице до них? К тому же теперь она на другой стороне, своя среди чужих. Но одно дело — безликие крестьяне, а другое — родные эльфы. В своей собственной семье Элиэн никогда не чувствовала тех уз, что должны связывать близких, однако у нее перед глазами были примеры других светлых эльфов, а потом и темных, и орков и других существ. Теперь же у нее у самой была семья — Вадерион, — и она не могла представить, что должно произойти, чтобы она убила его. Она не сумела сделать этого, даже когда — как она тогда думала — от этого зависела ее жизнь. Но, с другой стороны, она на своем собственном примере знала, что родители не всегда бывают теми, кто заслуживает нашу любовь и уважение.
— Моя мать была безжалостной расчетливой тварью, которую интересовала лишь власть. Впрочем, — будничным тоном произнес Вадерион, — такими были все верховные жрицы Тьмы. Мать была главой третьего по силе дома в нашем королевстве и очень этим гордилась. Но жажда власти не давала ей спокойно жить — и не только ей. Между домами и внутри них — между жрицами — постоянно шла борьба за власть. В один момент мать пришла к выводу, что четыре дочери — это слишком много. В других домах столько не держали — подрастающие юные жрицы убивали друг друга в той же самой борьбе за власть только в своей собственной семье. Мужчина не считался за полноценное существо, однако все же мог пригодиться, поэтому мать меня не трогала, то есть убивать не собиралась, зато нацелилась на мою третью сестру, Вижену — она была моей полнокровной сестрой, как и Вилеша. Ей было десять. Когда я