Сухое от «песка» горло сжало спазмом. Леони поймала взгляд Таннера издалека и ответила ему особо свирепым оскалом, чтобы не воображал, будто она тут сопли распустила. Ещё чего.
Дизруптор как деталь раптора был похож на конус — отсек для собственной «вечной батареи Ме-Лем», сам механизм под изолированной бело-хромированной защитой металла, острие конуса — сложная система линз и настроек. Крепления — два провода, красный и синий, она просто выдернула их из своих пазух. Все рапторы модифицировали то, что было их механической частью — в отношении Леони это звучало очень двусмысленно, конечно; она улучшала Бабку не только росписью на корпусе.
— Триггер остался внутри, — предупредила Леони. — Сама по себе эта штука не сработает. Её надо к чему-то подключить.
Таннер показал свой рюкзак:
— Триггер есть у меня. Только, — он замялся. — Я не уверен, что…
— Сможете тащить. Ага, ну я всё равно бы не доверила. Это, в конце концов, одна из главных деталей Кислотной Бабки.
Если дока Таннера и забавляла манера Леони называть боевой меха-транспорт прозвищем, он не умничал прежде и сейчас не подал виду. Кивнул, осторожно вышагивая на своих антигравах, напоминая длинноногую цаплю в болоте, Леони видела цапель в «живом уголке» Итума. Она выставила максимум на собственных. Здесь батареи совсем не такие мощные, но сойдёт — даже с дизруптором.
— Всё ещё не очень понимаю, что мы там должны найти, — протянула Леони, вглядываясь вдаль. Остатки озера лежали на расстоянии километрах в тридцати-сорока, с «берега» даже толком видно не было, где заканчивается камышовое кладбище и начинается то, что уже никак не могло носить гордое имя «Лакос». В лучшем случае — Лужа, в диаметре не больше сотни километров. — В смысле, вся вода ушла в разлом после Падения. Там дико глубоко и вряд ли можно действительно спуститься, а ещё вроде направляли беспилотники, ну и выяснили — ничего нет, рыба — и та сдохла.
Словно в подтверждение, из-под ила выступил скелет пресноводного дельфина Platanistoidea. Существо до сих пор выглядело испуганным, будто перед смертью видело невыразимый ужас, а умерло от разрыва сердца. Леони посочувствовала дельфину: говорят, они разумные, почти как люди, а может, и умнее.
Таннер задумался.
— Поначалу я тоже не совсем понимал, потому что у меня аналогичные данные о состоянии этого места. Хотя и предполагал, что нам выдадут какие-то скафандры, специальные батискафы и так далее. Но затем я провёл определённые вычисления на основе… — он кашлянул. — Скажем так, намёков и выкладок. Тут дело не в спуске вниз, а в некоем феномене, и мы должны попытаться как будто бы отыскать какую-то дверь.
— Звучит как бред, док.
Леони вздохнула.
Они прошли аж целых сорок шагов. Или тридцать пять. Леони сбилась со счёта.
«Мы с голоду раньше подохнем, чем доберёмся».
Ещё спустя полчаса Таннер остановился.
— Это бессмысленно. Мы не сделали и полукилометра.
Леони развела руками, точнее, одной — живой, в бионической она держала дизруптор.
— Предлагаю вернуться к Бабке и подумать, что можем сделать ещё.
Она ожидала возражений, но Таннер с тяжёлым вздохом согласился. Феномен, мысленно фыркала Леони. Может, хватит феноменов? Может, мы уже вернёмся домой?
«Сначала надо найти Нейта и Дрейка».
Леони знала, что они мертвы. Труп Дрейка разлагался у неё на глазах, Нейт превратился в какое-то взбесившееся аладоподобное чудище.
Она закрывала глаза и представляла, как с корнем выдирает аладову траву, и та лопается, поддаётся, оседает беспомощным терпковатым соком.
«Мы их найдём».
Глава 20
Пологие Земли — так прозвали безымянные территории; когда-то здесь поднимались на сотни и тысячи километров горы, на их вершинах лежал снег. Каньоны срывались в пропасть, холмы и равнины предлагали десятки видов биогеоценоза и климата, от высокогорья до пустыни. Алады сожрали не только города, они и сам мир упростили до плоскости грубоватого детского рисунка или условной древней карты: кусок бумаги, вот на ней зелёное, вот синее, немного коричневого — разнообразие. Банки генов охраняли наследие, как Подземный Интакт — информацию о прежнем мире, любой желающий мог её узнать, но далеко не все хотели; зачем и кому это надо? Жизнь под куполами слишком отличалась от той, что была до рубежа-Катастрофы. Дикари тем более отказались от привилегии наследия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пологие Земли оправдывали своё название: равнина, поросшая ряской, кусты ядовитой вишни, невысокие деревья. Поля охряной пшеницы или просто охрянки указывали на близость человеческого жилья, всё тех же дикарей. От однообразия хотелось то ли заснуть, то ли выть с тоски.
«Правильно я не хотел покидать полисов, ровным счётом ничего не потерял», — Сорена тошнило от мерного шага раптора. Механизм выжимал максимальную скорость, но по сравнению с «настоящими», как не уставал напоминать Роули, «полз беременной варанихой». Сорен несколько раз огрызнулся, что это определение некорректно, вараны откладывают яйца, хотя самки действительно несколько недель после спаривания вынашивают созревающие «плоды любви».
Расскажи ему кто-то ещё несколько дней назад, что он будет со своим подопытным Шоном Роули обсуждать варанью биологию — посоветовал бы меньше наркотиков употреблять в барах.
Энди в спорах не участвовал. Он почти всё время молчал, следил за виртуальной картой и отслеживал расстояние. Рука у него по-прежнему плохо двигалась из-за дурацкого арбалетного штыря. Под рукавом постепенно образовались наросты. Шон на это косился: Кэррола он явно помнил и примерно представлял, что происходит. Они ничего не обсуждали, Энди односложно отвечал: «Всё в порядке».
Пологие Земли всё не заканчивались и заполнили тысячи километров. В «рапторе-варанихе» — привязалось же! — заканчивалась вода и концентраты. Роули скалился: мол, ещё немного, и тебе придётся просить меня добыть пару тараканов на ужин. Сорен опрометчиво заявил, что скорее умрёт с голоду, чем согласится пожирать гигантских жуков, на что Шон только сардонически расхохотался.
— Так говорила Айка, правда? — спросил его Сорен, обернувшись на сиденье раптора. Он устроился рядом с Энди (то есть Эвери, главное — не забыть выдуманное имя). Шон расположился позади, но перегибался через спинку чужого кресла и только что пальцем Сорена не тыкал. Мелковато для мести, но все знали, что у рапторов психика зачастую незрелая, мышление — инфантильно; рейдеры ничем не лучше. Если когда-то их предки поняли, что пахнет жареным, и сбежали от зацикленной ошибки «кода» — лучше пустыня, чем превращаться в колонию битых логов из собственных клеток и органов, — то теперь понимание выродилось в суеверие, а рейдеры только и могли, что «черепах» грабить.
Сорен подумывал рассказать ему правду, но рядом всё-таки сидел человек, который всё это устроил на пару со своей жутковатой сестрицей-близнецом. Он точно не оценит откровений посреди Пологих Земель.
— Айка просила тебя о защите, и ты пообещал, правда? — продолжал Сорен, заметив, как смешался и скрежетнул зубами Роули. — Но ты всё испортил, она пропала. Может, вообще навсегда.
— Иди ты…
— Помолчи для разнообразия и подумай о том, что я сказал.
Шон схватил его за горло и прижал к спинке.
— Да я тебя…
— Прекратите, — очнулся от своей летаргии Энди. — Немедленно.
Сорен не ждал, что Шон послушается «тыловой крысы» или кем он там считал Мальмора — то есть Миэ. Он сам вцепился коротко стриженными ногтями в загрубелую кожу, пытаясь отодрать от себя Роули.
Тот неожиданно смирился.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ублюдок.
— Прекратите, — повторил Энди, а потом открыл панораму обзора в окне. Сорен забыл о стычке, уставился в окно: Пологие Земли изменились так резко, словно они пересекли какую-то неведомую границу. Привычная ряска стала болотом с огромными остовами древовидного камыша. Чёрно-бурое кладбище Лакоса заставило цинично хмыкнуть, пряча какое-то неприятное покалывание, подозрительно сродни мурашкам по спине. — Мы почти на месте, — добавил он.