— О Вулкане? — спросил Ящер, но по его тону можно было догадаться, что ответ ему уже очевиден.
Обек кивнул:
— Они привезли его тело. И вернули его Смертельному Огню.
Ящер сильно опечалился, но быстро совладал с чувствами.
— Ты был одним из тех, кто вернулся на Ноктюрн? Ты — один из немногих, кто выжил на Исстване?
Капитан вдруг ощутил, что не в силах смотреть апотекарию в глаза.
— Нет, нам выпала иная судьба. Нас оставили нести службу в гарнизоне Прометея.
— И эта тяжесть до сих пор тебя мучает?
— Да. — Обек перевел взгляд на неподвижную фигуру Т'келла. — До сих пор.
— Не сомневайся, брат, — мягко произнес Ящер, — за ними будут хорошо ухаживать.
— И я могу за это поручиться.
В апотекарион из небольшой комнаты для медитаций вошел Ксен, все еще слабый, но явно восстанавливающий силы. Он тоже был без доспеха, кожа, исполосованная свежими рубцами, блестела. Но Обек смотрел не на боевые шрамы:
— Твои почетные отметины, брат... Они удалены.
Пламенный Удар опустил голову, а Обек перевел взгляд на Ящера.
— По его просьбе.
— Теперь и ты наконец стал Лишенным Шрамов, — сказал капитан, снова повернувшись к своему знаменосцу.
— Я недостоин их.
— Ты достоин моего уважения, — ответил Обек и хлопнул его по плечу. Затем он вынул из ножен меч, зеленоватую зубчатую спату. — И более достоин этого клинка, чем я.
Ксен благоговейно принял возвращенный меч.
— Как мне не терпится воссоединиться со своими братьями, капитан, так и Дракос соскучился по этому клинку.
— Так и будет, знаменосец. Ты нужен нам. — Обек обернулся к апотекарию. — Ящер...
— Тот же самый сервочереп доведет тебя до оружейной. Снаряжение знаменосца и его отремонтированный доспех будут уже там.
Обек поблагодарил его кивком. Он ошибался в этих легионерах, походивших на состарившийся клинок — побитый, не слишком крепкий, но по-прежнему верный. Носитель Огня не мог объяснить слов щитоносца, но замечал в этих воинах много более странного, чем поведение Арема Галлика.
— У нас появился... клич, — обратился он к апотекарию. — Ты вряд ли его слышал. — Обек надеялся, что эти слова принесут утешение Ящеру, — Вулкан жив.
Арем Галлик в одиночестве сидел в темном реликварии.
Сюда уже давно не вносили легионеров, а те, что были захоронены, превратились в бесполезную плоть и кости, лишенные аугметики, которую использовали для других целей. В обществе благородных мертвецов Галлик находил мир и спокойствие и без помех предавался размышлениям.
Он поспешил и едва не доверился Змию. Хотя Арем был едва знаком с капитаном и с его воинами, слабая надежда еще тлела в груди. Он предпочитал осторожность, зная, что Безмолвный никогда не теряет бдительности.
Его щит стоял рядом, как непрошеное напоминание о постыдной неудаче.
Галлик вспомнил «Ретиария» и Пожирателей Миров. Вспомнил и Азофа, бывшего Frater Ferrum, пониженного в звании до щитоносца, как и он сам.
Но ни один их них не догадывался, что впереди ждет еще большее бесчестье.
— Я покончу с этим, — прошептал он, обращаясь к темноте и Азофу, чьим холодным мощам, подобно останкам других Призраков, суждено покоиться в криостазисе до тех пор, пока боевой призыв не прозвучит снова.
Улок соорудил часовню на борту корабля. Он снял запрет с тропы запрещенного знания и повернул Ключи Хель. О тайных делах в «усыпальнице» знали лишь немногие, но для ее непрерывного функционирования Улоку все же пришлось привлечь небольшую группу железных братьев.
Просто так отключить ее было невозможно. Этому препятствовали многочисленные стражи. Кроме того, усыпальница получала энергию от отдельного источника, независимого от системы всего корабля. Галлик знал только два способа вывести ее из строя — уничтожить корабль или отыскать более могущественного служителя Омниссии, чем Улок.
Предательство. Оправдает ли цель его средства? Сталкивался ли Гор с подобной дилеммой?
Галлик поднялся, взял свой щит и пристегнул его на руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он понимал, что выбора нет.
— Я покончу с этим.
Глава 21. Вернувшиеся
Занду видел горящего человека и понимал, что это предзнаменование его собственной судьбы. Она незаметно настигла его через отверстие в герметичном доспехе, а не через видения или призрака. Огненный Кулак не хотел без крайней нужды снимать шлем и беспокоить братьев, но сейчас, примагниченный сабатонами к палубе «Грозовой птицы», начал задыхаться.
Они все еще ожидали разрешения на вылет в посадочном отсеке «Стойкого». Готовые к старту двигатели сердито гудели и заставляли вибрировать корпус, отчего у сержанта болели все кости. Умерших воинов взяли с собой, чтобы сжечь в погребальных кострах на борту «Чаши огня», и гробы, стоящие в отсеке, напоминали Занду о его участи.
Сквозь пелену слабеющих чувств донесся разговор Обека и Фокана о Сынах Гора. Сержант знал, что во время атаки Железных Рук некоторым мятежникам удалось бежать, и теперь понял, что их удалось обнаружить.
При мысли о возможном отмщении его пальцы инстинктивно сжались, а тупая боль в голове на мгновение утихла. Он зажмурился, надеясь отогнать страдание и слабость, но из подсознания снова возник горящий человек. С негромким стоном Занду снова открыл глаза, надеясь, что его никто не услышал. Бессилие не даст ему возможности принять участие в миссии, запланированной Обеком, и лишит последнего шанса на смерть в бою
Он отвлекся от своих дум и увидел, что Ксен оглянулся.
Сержант и знаменосец имели разные представления о войне, оттого редко приходили в чем-либо к согласию. Но на этот раз гордый мечник повел себя иначе и кивнул Занду с другого конца отсека.
Он внутренне усмехнулся.
«Меня выдают даже мысли...»
— Тебе этого не избежать, — раздался рядом с ним низкий голос, приглушенный, словно звучал из-под воды.
— Что? — выдохнул он и, повернувшись, увидел Зеб'ду Варра.
Пирус тоже был в шлеме, скрывающем шрамы его собственной одержимости. Шлем, как и остальная броня, почернел от пламени.
— Своей участи. Тебе ее не избежать.
В голове Занду поднялся грохот, словно при орбитальной бомбардировке. Мысли разбегались, и он никак не мог сосредоточиться на словах Варра.
— Ты ошибаешься, брат.
Изменился даже его голос, окрашенный мучениями. Занду взялся за магнитную защелку шлема, пытаясь снять его и погасить жар, от которого щипало лицо.
— Это не поможет, — сказал Варр.
Монотонное гудение двигателей не позволяло другим легионерам в отсеке услышать их разговор.
— Я не умираю.
— Все мы умираем, Огненный Кулак. Только ты видишь, как это происходит с тобой.
Занду повернулся, его взгляд вспыхнул огнем. Он ощутил дрожь во всем теле, но не от ярости.
— Это не твоя забота, — хрипло бросил сержант, забрызгав щиток слюной и ощутив во рту привкус меди.
— Не забывай его, — напомнил Пирус, — своего горящего человека.
Занду тряхнул головой. Это пройдет. И боль, и слабость то приходят, то уходят. Он постарался убедить себя, что боль снова стихает. Но это было не так.
— Хватит загадок...
Варр лишился рассудка. Он видел слишком много, он слишком много пережил. Резня на Исстване затронула всех, даже тех, кто не участвовал в ней.
Лишенные Шрамов.
Занду осознал горькую иронию.
Ничто не могло быть дальше от истины, чем это звание.
А потом его поглотила тьма.
Зау'улл стоял на вспомогательной посадочной палубе «Чаши огня» вместе с Краском, а позади них в два ряда выстроилось все отделение терминаторов. Им пришлось немного подождать, прежде чем сирена возвестила о приближении катера, посланного за ранеными братьями.
Рабочие и сервиторы из сильно поредевшей палубной команды, одетые в герметичные скафандры, приготовились, и вскоре внешние ворота раздвинулись, открывая палубу бесконечной темноте.