Скажите, пожалуйста, если эту позицию Вы называете позицией требователей цензуры…
Любимов: Именно так!
Кургинян: …Запретителей свободы речи… Вы действительно так считаете?
Любимов: Потому что так устроено общество. Вы всегда, говоря это, Вы придете к этому. Вы только будете … Будете цензоров растить.
Кургинян: Вы действительно верите, что вот я лично хочу цензуры, не свободы слова.
Любимов: Вы не хотите, но Вы будете. Вы будете палачом. Общество в целом очень сложное, разное, и, можно сказать, как машина времени, разные регионы вообще живут в разном времени. Так иногда кажется. Где-то ещё ранний феодализм. Но Вы всем отдали эту свободу. Они начинают ею пользоваться. Кто-то пользуется этим во благо, с Вашей точки зрения, кто-то пользуется этим во вред, с Вашей точки зрения. И Вы будете решать, что есть благо, что есть вред.
Кургинян: Нет, я не буду решать.
Любимов: И Вы будете цензором, Вы будете палачом.
Кургинян: Не буду решать. Не буду решать.
Любимов: Не бывает по-другому.
Кургинян: Я только хочу одного, чтобы разные силы, пользующиеся свободой, имели равное право ею пользоваться. И никто никому не затыкал рот, как затыкали в эпоху гласности.
Любимов: Это право равное, это право равное.
Сванидзе: Сергей Ервандович, абсолютно с Вами согласен. Только почему в качестве примера эпохи, когда затыкали рот, Вы приводите эпоху гласности, это у меня, честно говоря, полное изумление вызывает.
Кургинян: Николай Карлович, я перед этим сказал…
Сванидзе: Как известно, были в нашей истории другие эпохи, когда рот затыкали покруче!
Кургинян: Николай Карлович, во-первых, я сказал с самого начала, что считаю самым большим грехом предыдущих эпох отсутствие информационной свободы.
Сванидзе: Тогда мы с Вами здесь полностью совпадаем. Я думаю, здесь тогда у вас вообще не будет споров.
Кургинян: Это первое, и я ни о чем не говорю. Николай Карлович, дело заключается в том, что освободили не так, как должны были освободить, а совсем другим способом.
Сванидзе: А как?
Кургинян: Объясняю…
Сванидзе: Уж был народ, было общество, была страна,
Кургинян: Как? Подождите, подождите.
Сванидзе: …которую освобождали.
Кургинян: Нет, подождите, подождите.
Сванидзе: Освободили, вот получили!
Кургинян: Давайте, я освобожу всех бандитов!
Сванидзе: Нет, зачем же бандитов!
Кургинян: Тоже будет свобода, или нет?
Сванидзе: Сергей Ервандович, Сергей Ервандович…
Гусев: Зачем же Вы передергиваете, Сергей! Вы передергиваете все время!
Кургинян: Давайте, я освобожу низкие страсти, давайте, я освобожу национализм. И люди начнут отрезать головы друг у друга. Можно же освободить низ…
Млечин: Вы освободили, Вы когда так говорите, самые низкие страсти и освобождаете. Вы по этой части мастер просто!
Кургинян: Каждый раз, когда человека раскрепощают, вопрос встает в том, как в нем не разбудить зверя! Как в нем не разбудить зверя!
Млечин: Вы тут раскрепостили самое гнусное, что может быть! Помолчали бы чуть-чуть! Стало бы спокойнее.
Кургинян: А именно в эпоху этой гласности и разбудили зверя! И всё время пытаются будить снова! Вот что было.
Сванидзе: Тут вопрос вот в чем: Вы хотите закрутить гайки. Вот чего Вы хотите.
Кургинян: Нет, я хочу не гаек, я хочу храма, и чтобы в человеке будили высокое и идеальное.
Сванидзе: В человеке будят то, что в нем есть, Сергей Ервандович.
Кургинян: А не звериное. И я не хочу, чтобы в нем будили преступника.
Сванидзе: Сергей Ервандович, в человеке будят то, что в нем есть.
Кургинян: Был один человек, который предложил это сделать. Его звали маркиз де Сад. И гласность — это и есть маркиз де Сад.
Сванидзе: Спасибо. Мы завершили третий, последний день по теме гласности. Сейчас предоставляется каждой стороне возможность произнести заключительное слово. Прошу Вас, Сергей Ервандович, сторона обвинения, Ваше заключительное слово.
Кургинян: Тема была бы и не такой важной, если бы не одно обстоятельство. Оно заключается в том, что этот процесс не обязательно нужно рассматривать только как процесс, который находится целиком в прошлом. Во-первых, как процесс, который произошел тогда, он совершил самое тяжелое, что только может быть. Он очень сильно травмировал сознание, и нам из этого придется очень тяжело выбираться. Если же эта травма будет ещё раз усилена, а это очень строгий научный термин — культурная травма, то, может быть, страна и не выберется вообще. Стране нужно вернуться к трезвой оценке своей истории и всего остального. Она, как единое целое, травмирована той гласностью, именно потому, почему я сказал. Не потому, что была информационная свобода, а потому, что место этой информационной свободы заняла информационная война с пропихиванием, жесточайшим пропихиванием антисоветских мифов вместо правды и разрушением сознания предшествующего поколения. Это в прошлом. И это нам надо знать для того, чтобы каким-то образом выбраться из этой ситуации. Если хотите, то, может быть, нужна глубокая реабилитация, глубокая реабилитация населения в пользу этой исторической правды при безусловной информационной свободе. Что касается будущего…
Сванидзе: Завершайте.
Кургинян: …то никогда снова, никогда снова властный субъект для разрушения своей же прежней идеологии не должен использовать тотально информационное оружие в режиме промывания мозгов. Вот этого не должно быть! И в этом главный смысл!
Сванидзе: Прошу вас, Леонид Михайлович, сторона защиты, Ваше заключительное слово.
Млечин: Всё, что говорилось здесь о промывании мозгов, об информационных войнах, всё это происходило как раз до появления гласности и с гласностью той закончилось. Самое удивительное состоит в том, что мы третий день подряд вообще ставим под сомнение нужность гласности, как будто бы это что-то такое, без чего можно существовать. Я напомню вам, что у гласности всегда были влиятельные враги. Не только в этом зале, в зале — это так, бог с ними. И всегда у врагов гласности были серьезные политические и экономические интересы. Это только кажется, что гласность ничего не стоит. В нескольких километрах отсюда, в больнице лежит журналист Олег Кашин. Его мучили, избивали и пытали, потому что он олицетворял гласность.
Сванидзе: Спасибо. Сейчас прекращаем телевизионное голосование, и я прошу проголосовать зрителей в нашем зале. Напоминаю вопрос: «Гласность — шаг к подлинной свободе или информационная война?»
Пожалуйста, выведите на экран результат голосования в зале.
Шаг к подлинной свободе — 60%
Информационная война — 40%
Сейчас короткий перерыв, после которого мы объявим результаты телевизионного голосования.
Сванидзе: Гласность с непривычки — это большое испытание для людей. После долгих лет советской власти разнообразие информации, взглядов, мнений резко усложнило картину жизни. Сразу появилось много вопросов, немедленно хотелось получить ответы, желательно, простые ответы. Простых ответов не было. Многим захотелось обратно в советскую власть. Но и её не было. Она исчезла, сгинула. Это мое личное мнение.
Сейчас прошу огласить результаты телевизионного голосования.
Шаг к подлинной свободе — 6%
Информационная война — 94%
40. Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?
Часть 1
Сванидзе: Тема наших сегодняшних слушаний: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».
Декабрьское восстание в Петербурге, декабристы — это было давно, 185 лет назад, как раз в декабре. Редкое историческое событие, о котором большинство хоть краем уха, но слышало. Красивые, блестящие, богатые, молодые люди. И женщины у них — красивые, богатые. И вот они порушили все свои успешные жизни. Одни — на эшафот, другие — на каторгу. И жёны — всё бросили и поехали за ними.
Итак, вопрос слушаний: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».
Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории, номера телефонов вы видите на экране.
Обвинитель на процессе — писатель Леонид Млечин.
Защитник на процессе — политолог, президент Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр» Сергей Кургинян.