— А ты не боишься, что в этом случае женщина будет командовать тобой? — дерзко усмехнулся Мило, в то время как Дорн, ворча, поднимался по лестнице, ведущей из подвала.
— Я бы не стала так его злить, — прошептала Сенета. — Когда у него заканчивается хорошее настроение, начинается острие меча.
— У него было хорошее настроение? — захихикал Мило.
Одного взгляда на улицы Рубежного оплота оказалось довольно, чтобы понять, что мятеж еще не закончился. Хотя большинство пожаров в этом квартале были потушены, кое-где еще тлел огонь, а на юге над крышами стояли темные столбы дыма. Большинство людей не высовывали свой нос из дома. Те немногие, кому нужно было за покупками или на работу, шли торопливо, с опущенными головами.
Нарек вел бои только ночью, чтобы не так было заметно, что его мятежники вооружены очень плохо. Темнота давала также шанс отступить, ведь его люди хорошо знали город, им будет нетрудно уйти от преследователей по темным улочкам. А может быть, ночью он просто чувствовал себя увереннее, поскольку в это время его слепота была не так заметна.
Регориане решили воздержаться от преследования мятежников. И без того было достаточно людей, которые были недовольны образом действий клириков — поэтому они решили, что не стоит настраивать против себя горожан решительными мерами. Судя по всему, регориане надеялись, что со временем переловят мятежников и так.
Мило, Дорн и Сенета вели себя так же, как и многие другие, оказавшиеся на улице в это утро, — они старались двигаться быстро и незаметно.
До городской стены было недалеко, и троица без труда достигла площади перед Восточными вратами. Дорн удержал Мило и Сенету, которые решительно направились к воротам.
— Здесь что-то не так, — прошептал он. — Потерна открыта, а стражника я вижу только одного.
Мило был вынужден признать его правоту. Возможно, в любой другой день это было бы нормально, но с учетом того, что в городе бушевала гражданская война, открытые ворота и скучающая стража — это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Некоторое время они оглядывались по сторонам в попытках обнаружить хоть что-то, но ничто не указывало на то, что это действительно ловушка.
— Я проверю, все ли чисто, — предложил Мило. — На ребенка никто не обратит внимания.
— На ребенка с большими ногами, — напомнил Дорн.
— А ты что, первым делом смотришь на ноги?
— Зависит от того, кто передо мной. Если не стоит смотреть на другие места, то да.
Мило отмахнулся от наемника и потопал вперед, через всю площадь, к стоявшему у ворот стражу. Одетого в половинчатый шлем и кожаный доспех мужчину, казалось, абсолютно ничего не интересует. Он стоял, прислонившись к сторожке и задумчиво поглядывал на полуприкрытую потерну.
— Сегодня утром не проезжал торговец с повозкой, полной горшков, на двух усталых мулах? Его зовут Олек, — конечно же, никакого Олека Мило не знал, просто хотел сказать что-нибудь безобидное.
— Это имя торговца или одного из мулов? — прогнусавил стражник и обернулся.
Мило не мог решить, кричать ему или бежать прочь, поэтому просто встал, как вкопанный, глядя на стражника. Им оказался Раф. Его длинные волосы были собраны на затылке и убраны под доспех, а одежду свою он сменил на плащ стражника.
— Что такое, чего ты так на меня уставился? Ну, сменил я сторону. За такую работу, как у стража, платят неплохо. Я просто стою здесь целый день, приветливо киваю людям, а вечерами напиваюсь на зарплату в каком-нибудь дешевом кабаке. Ты хоть что-нибудь из этого понял?
Мило испуганно покачал головой.
— Я тоже, — прошипел Раф. В следующий миг он уже схватил полурослика и, держа за горло, потащил в сторону. — Выходи, наемник. Я знаю, что ты здесь. И будет лучше, если ты свою шлюшку тоже приведешь.
Мило даже не пытался вырваться. Раф держал его так крепко, что это все равно ничего бы не дало, кроме, пожалуй, парочки синяков.
Дорн и Сенета вышли из своего немудреного укрытия. Дорн уже обнажил меч и выглядел ни слишком удивленным, ни чересчур злым.
Раф дважды коротко и пронзительно свистнул, мгновение спустя из северной боковой улочки прямо на площадь выехали его люди. Четверо его прихвостней. Один из них вел в поводу еще одного коня. Они встали за спиной у Дорна и Сенеты.
— Не надо было тебе нас предавать, — произнес Раф, обращаясь к Дорну. — Нарек доверял тебе и твоей хорошенькой спутнице. Он совсем не рад, что вы так подвели его, да еще и драгоценного полурослика увели. Думаю, он не умеет проигрывать и не любит, когда его обманывают. Конечно, но я могу ошибаться, однако согласно его указаниям, полурослика нужно привести обратно к нему, а тебя и твою любовницу просто где-нибудь закопать. Что-то мне подсказывает, что он решил, что вы недостойны его дружбы.
Дорн по-прежнему и ухом не повел. Только Сенета встревоженно переводила взгляд с одного на другого.
— Как вам удалось сменить стражу? — поинтересовался Дорн.
— В том-то и проблема, что, будучи предателем, ты отсиживался по подвалам и вылез только тогда, когда понял, что все спокойно. Ничего не видишь. Вчера ночью городская стена оказалась у нас в руках. Городская стража окопалась вместе с регорианами в северном квартале, у храмов, раны зализывают. Н-да, удивился ты, верно? Город наш.
— Город будет ваш, когда у клириков закончится золото, чтобы платить наемникам. Или у короля не останется отрядов, которые он сможет послать своему племяннику. Но ничего из этого ты не увидишь.
Раф мерзко усмехнулся и еще чуть крепче сжал Мило.
— Ты за меня не беспокойся. Это о твоей жизни сложат стихи. Нарек хочет твоей смерти, но мне кажется, что это не нужно никому из нас. Зарубить тебя — это же просто неинтересно. Мне кажется, ты заслужил второй шанс.
— И что это за шанс?
— Все очень просто: я тебя отпускаю, а ты пообещаешь больше здесь не появляться. За это ты оставишь нам свою любовницу. Мы с ребятами хорошо позаботимся о ней, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Улыбка Рафа казалась такой же натянутой и застывшей, как и ничего не выражавшие лица Дорна и Сенеты. Мило показалось, что переговоры дошли до точки, когда не могли больше развиваться — по крайней мере, вперед.
— Почему бы вам просто не отпустить нас, — попросил он. — Как и вы, мы ищем истину. Мы же на одной стороне. Посвятили себя одному и тому же делу.
Раф презрительно расхохотался.
— А он смешной. Теперь я понял, что в тебе так ценит Нарек. Истина, маленький человечек, это то, что сделают таковой верхи. Ее не нужно искать, нужно быть в числе тех, кто ее определяет. Истина — это для глупцов и стадных животных.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});