— Доримбур.
Подъемник еще не опустился, а Доримбур уже пнул дверцу клети и спрыгнул на землю.
— Бронин Рудолом, ты куда запропастился? — заревел он. — За тобой должок: восемь лучших людей и внятные объяснения, — сжимая в руках молот, Доримбур носился по лагерю, сопя от ярости.
— Я здесь, Доримбур Штольногорд, — откликнулся гном откуда-то из темноты штольни. — Не ори так или тебя уже выбрали королем Серого порубежья? Если нет, то лучше придержи язык.
Бронин вышел из тени, тоже вооруженный боевым молотом. Стáтью он ничем не уступал Доримбуру. Мышцы на руках говорили о том, что он не только всю жизнь отдавал приказы, да и сейчас не гнушался работы. Однако был он намного старше своего собеседника. Борода и волосы, аккуратно заплетенные в манере гномов, были седыми.
Они пошли друг на друга, сошлись, закипая от ярости.
— Нужно было использовать для подъемника цепь, все было бы совершенно иначе.
— Нужно было не перегружать клеть, — ответил Бронин. — Ты же видел, что канат проходит через блок.
— И сколько мы должны были сидеть там, наверху? Еще неделю? На подъемнике должна быть цепь.
— Цепь в две тысячи футов длиной, — добавил Бронин. — Ты себе ее представляешь? Гуськом пойдем, как ты сюда своих людей привел?
— Если бы ты не сидел в этой дыре со своими людьми, а разослал разведчиков, расставил бы стражу, как договаривались, мы были бы здесь еще вчера, да и не пришлось бы пробираться в одиночку.
— Моя задача — прокладывать штольню, а это и без того достаточно тяжело с учетом местности. Я не могу позволить себе быть еще и нянькой для парочки сорвиголов.
— Тебе все тяжело, — фыркнул Доримбур. — Ты стар и слаб для задач, которые перед тобой поставили, уже не справляешься с ними. Так что лучше всего убирайся домой, к жене, будешь там греть ноги у камина и пить человеческое пиво, если уже не переносишь настоящих пиров.
Бронин сплюнул на землю и отвернулся. Доримбур сделал то же самое и прошел несколько шагов по направлению к своим людям.
— Знаешь, Доримбур, ты тоже станешь слишком стар, если так решит Леонис, — дрожащим голосом произнес Бронин. — Желаю тебе к тому моменту найти себе жену, которая будет заботиться о тебе, чтобы не пришлось против воли спаивать девушек, а потом портить — или это были мальчики?
Глаза Доримбура вспыхнули, как шахтерская лампа в темной штольне. Он плавно развернулся, поднял молот и бросился на Бронина.
Старый сторож шахты ожидал нападения. В последний миг он обернулся, поднял молот и блокировал атаку Доримбура. Молоты сцепились друг с другом, древки затрещали. Доримбур ударил противника локтем в подбородок и, когда старик запрокинул голову, добавил по лбу. Оба попятились, сделали несколько шагов назад. Доримбур снова атаковал. Один удар следовал за другим. Бронину пришлось обороняться. Сильные удары постепенно заставляли его отступать. Страж штольни уступал натиску более молодого противника. Было видно, что с каждым ударом руки его тяжелеют, а сам он пошатывается. Постепенно Бронин оказался прижат спиной к скале. Доримбур провел обманный выпад, нацеленный в бедро, поднял оружие и нанес удар по голове. Старый гном едва успел выставить древко своего оружия на пути обрушивающегося на него молота. От силы удара древко переломилось, как гнилой шест. Железная часть молота упала в бурую пыль, а Бронин из последних сил вцепился в то, что у него осталось.
— Ты победил, Доримбур, — натужно прохрипел он. — Но не стоит считать…
Доримбур развернулся вокруг своей оси и изо всех сил ударил Бронина молотом в грудь. Изо рта стража брызнула кровь, окрашивая седую бороду и уголки губ в алый цвет. Старый гном рухнул, как подкошенный.
Доримбур сорвал с его головы кожаную шапочку и ударил лежащего по голове занесенным боевым молотом.
— Вот теперь я победил, — прорычал он. — И я давно уже ничего не считаю.
27 Мило
— Необязательно это будет правдой просто потому, что так написано в книжке, — проворчал сидевший в углу Дорн, отправляя себе в рот кусок хлеба, вырезанный из середины заплесневевшей буханки.
Мило, Дорн, Сенета и писарчук почти целый день сидели в подвале дома сапожника. Дорн видел, как регориане забрали мастерового и увели на допрос. Поскольку, когда его уводили, в дверях дома не стояли ругающаяся женщина или плачущие дети, он предположил, что сапожник одинок. И оказался прав.
Мило рассказал своим высоким спутникам о происшествии в подвале. С этого момента Сенета стала словно одержима книгой, которую Мило с удовольствием ей передал, поскольку все равно не знал языка, на котором она была написана. Сенета читала ее и по кусочку переводила остальным. Пространные описания, перечисления дат и списки имен она опускала. На вкус Дорна она все равно оставляла слишком много подробностей, об этом он заявлял во всеуслышание, но Сенета не могла насытиться книгой.
Когда она перевела абзац о варварах-безбожниках на востоке, Мило спросил ее, почему она так углубляется в книгу и что надеется найти. Ее ответ оказался еще более странным, чем если бы она сказала, что книга пахнет цветками апельсина.
— Гóлем из библиотеки и карлики так же интересуются запретными книгами, как и Дорн. С той лишь маленькой разницей, что наемникам можно заплатить, чтобы у них пробудился интерес. С этими существами это не сработает.
Мило хотел расспросить поподробнее, но она уже углубилась в следующий абзац.
Она не выпускала из рук книгу всю ночь. В какой-то момент перестала переводить для остальных. Продолжив читать про себя, она делала пометки на каких-то важных местах.
Мило это было только на руку. После пережитого в библиотеке сон ему был просто необходим.
Утром Сенета сжато передала суть прочитанного. То, что она рассказала, казалось ошибочным и странным. Автор книги, имя которого нигде не было указано, судя по всему, считал, что все боги состоят в родстве. Он зашел еще дальше, осмеливаясь утверждать, что это одна семья: отец, мать, два сына и дочь.
Далее пересказывался миф о сотворении. Вначале Мать была одна. Она властвовала над жизнью и смертью. Она создала мир и жизнь в нем. Однако творение быстро надоело ей. Ей было мало наблюдать за тем, как возникает и исчезает новая жизнь. Она взяла себе мужа и сделала его владыкой войны и мира. И мире разразились войны. Крупные народы напали на мелкие, взяли их в рабство или перебили. В мире воцарилось право сильного. Жизнь того, кто не мог защититься или попросить защиты у сильной общины, не стоила и ломаного гроша.
Но что за войны без героических деяний, без тех, кто превозмогает себя, без тех, кто готов рискнуть и совершить что-то невозможное?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});