Читать интересную книгу Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

"Наступила зима, a съ нею цѣлыя недѣли сильнаго дождя и холода. Бѣдная женщина перебралась въ дрянную квартиренку по близости мѣста заключенія ея мужа, и хотя это переселеніе было вызвано ея возраставшею нуждой, она была счастливѣе теперь, потому что была ближе къ нему. Въ продолженіе двухъ мѣсяцевъ послѣ этого переселенія, она и ея маленькій спутникъ поджидали времени открытія тюремныхъ воротъ, не пропуская ни одного утра. Но вотъ однажды они не явились, и это было въ первый разъ съ того дня, какъ мужъ попалъ въ тюрьму. Ребенокъ умеръ.

"Тѣ, которые, о подобныхъ потеряхъ бѣдныхъ людей холодно толкуютъ, какъ о счастливомъ избавленіи отъ страданій для усопшаго, и о милосердномъ облегченіи отъ издержекъ для оставшихся, — такіе люди не понимаютъ, — смѣло это утверждаю — рѣшительно не понимаютъ того неисходнаго горя, которое влекутъ за собой подобныя потери. Молчаливый взглядъ привязанности и участія въ то время, когда всѣ прочіе глаза отъ насъ холодно отвернулись, — увѣренность въ томъ, что мы обладаемъ сочувствіемъ и любовью хоть одного существа, когда всѣ прочіе покинули насъ — это такая подпора, такое прибѣжище, такое утѣшеніе среди глубочайшаго горя, которыхъ нельзя купить ни за какія деньги, нельзя добыть никакимъ могуществомъ. Ребенокъ сиживалъ по цѣлымъ часамъ y ногъ своихъ родителей, терпѣливо сложивъ свои ручонки и поднявъ къ отцу и къ матери свое исхудалое личико. Они видѣли, какъ, день за днемъ, онъ таялъ, и хотя его краткая земная жизнь была безъ радостей, a теперь, послѣ своей смерти, онъ наслаждался миромъ и спокойствіемъ, которыхъ онъ — малый ребенокъ — не зналъ на землѣ,- но все же они были ему отцомъ и матерью, и потеря его залегла глубоко въ ихъ души.

"Смотря теперь на измѣнившееся лицо матери, было не трудно предсказать, что смерть скоро прекратитъ и ея горькія испытанія и невыносимыя страданія. Двое тюремныхъ товарищей мужа несчастной женщины не захотѣли усугублять своимъ присутствіемъ его скорбь и горе и предоставили ему одному каморку, которую занимали съ нимъ втроемъ. Бѣдная его жена перешла къ нему сюда, и вотъ потянулась тамъ, безъ мученій, но и безъ надеждъ, медленно угасая, ея страдальческая жизнь.

"Однажды вечеромъ она лишилась чувствъ на рукахъ своего мужа. Когда онъ поднесъ ее къ открытому окну, чтобы оживить ее свѣжимъ воздухомъ, свѣтъ луны упалъ ей прямо на лицо и указалъ на такую разительную перемѣну въ ея чертахъ, что несчастный, какъ слабое дитя, дрогнулъ подъ бременемъ удручавшаго его горя.

"— Посади меня, Джоржъ, — слабо произнесла она. Онъ исполнилъ ея желаніе, и, сѣвъ возлѣ нея, закрылъ себѣ лицо рукой и залился слезами.

"— Мнѣ тяжело покинуть тебя, Джоржъ, — сказала она, — но на то Божія воля, и ради меня ты долженъ спокойно перенести разлуку со мною. О, какъ я благодарю Бога за то, что Онъ взялъ къ себѣ нашего мальчика! Малютка счастливъ, онъ теперь на небѣ. Что бы онъ сталъ дѣлать тутъ, безъ своей матери?

"— Ты не должна умереть, Мери, не должна, возразилъ ей мужъ, вставая. Онъ принялся ходить взадъ и впередъ по комнатѣ, нещадно ударяя свою голову сжатыми кулаками, потомъ снова сѣлъ возлѣ больной и, поддерживая ее въ своихъ объятіяхъ, прибавилъ болѣе спокойно:

"— Ободрись, моя милая, прошу тебя, ободрись. Ты навѣрное поправишься.

"— Никогда уже, Джоржъ, никогда! — отвѣчала умирающая женщина. — Пусть меня похоронятъ возлѣ моего бѣднаго мальчика: но обѣщай мнѣ, если ты выйдешь когда-нибудь изъ этого ужаснаго мѣста и разбогатѣешь, ты перевезешь насъ на какое-нибудь мирное сельское кладбище, далеко, далеко, — какъ можно дальше отсюда, — гдѣ бы мы могли спокойно лежать. Милый Джоржъ, обѣщай мнѣ, что ты это сдѣлаешь.

"— Сдѣлаю, сдѣлаю, — проговорилъ онъ, страстно кидаясь на колѣни передъ нею. — Но скажи мнѣ еще слово, Мери… хотя взгляни… разъ взгляни…

"Онъ замолкъ, потому что рука, обвивавшая его шею, вдругъ отяжелѣла и отвердѣла. Глубокій вздохъ вырвался изъ груди умиравшей; губы шевельнулись и на лицѣ мелькнула улыбка, но губы эти были блѣдны, и улыбка смѣнилась неподвижнымъ мертвеннымъ взглядомъ… Онъ остался одинъ на землѣ.

"Въ эту ночь, среди безмолвія и одиночества своей жалкой каморки, стоя на колѣняхъ возлѣ трупа своей жены, несчастный призвалъ Бога въ свидѣтели страшной клятвы; съ этой минуты онъ посвящалъ себя одному дѣлу: мести за смерть жены и сына, съ нынѣшняго дня и до послѣдняго своего издыханія; онъ обрекалъ всѣ свои силы на служеніе одному этому дѣлу; месть его должна быть медленною и ужасною, ненависть нескончаемою и ненасытимою. По всему міру должна она преслѣдовать тѣхъ, кого она намѣтитъ своими жертвами.

"Глубочайшее отчаяніе и почти нечеловѣческое напряженіе произвели такія страшныя перемѣны въ его тѣлѣ и въ чертахъ его лица, что его товарищи по несчастію отшатнулись съ испугомъ, когда онъ проходилъ мимо нихъ учащенными шагами. Глаза его налились кровью, лицо было мертвенно блѣдно, станъ согнулся, какъ бы подъ бременемъ лѣтъ. Онъ почти насквозь прокусилъ себѣ губу въ пылу своего душевнаго страданія, и кровь, капавшая изъ раны, текла по его подбородку и запятнала его рубашку и галстукъ. Онъ не проронилъ ни слезы, не испустилъ ни одного звука жалобы, но его блуждающій взглядъ и безпорядочная торопливость, съ которою онъ ходилъ взадъ и впередъ по двору, обличали сожигавшій его внутренній жаръ.

"Тюремное начальство заявило ему, что необходимо немедленно же увезти тѣло его жены изъ тюрьмы. Онъ выслушалъ это требованіе съ полнымъ спокойствіемъ и согласился съ его разумностью. Почти всѣ тюремные обитатели собрались для печальныхъ проводовъ; они поспѣшно разступились по сторонамъ, при появленіи вдовца; онъ быстро прошелъ впередъ и сталъ одиноко въ небольшомъ отгороженномъ пространствѣ, примыкавшемъ къ помѣщенію привратника; толпа отошла оттуда, по инстинктивному чувству деликатности. Медленно подвигались впередъ люди съ тяжелымъ гробомъ на плечахъ. Въ толпѣ господствовало мертвое молчаніе, нарушавшееся только жалобными восклицаніями женщинъ и шарканьемъ ногъ носильщиковъ по плитамъ. Они дошли до того мѣста, на которомъ стоялъ мужъ умершей, и остановились. Онъ положилъ руку на гробъ и, машинально поправивъ на немъ покровъ, далъ знакъ идти далѣе. Тюремные сторожа, стоявшіе въ сѣняхъ, сняли свои шляпы при выносѣ гроба, и черезъ минуту дверь тюрьмы затворилась за нимъ. Вдовецъ посмотрѣлъ тогда безсмысленно на толпу и грохнулся о земь.

"Хотя въ теченіе многихъ недѣль послѣ этого онъ пролежалъ дни и ночи въ жесточайшей горячкѣ, его не покидали ни на минуту сознаніе его потери и воспоминаніе о данной клятвѣ. Передъ глазами его проходили сцены за сценами, мѣста смѣнялись мѣстами, происшествія происшествіями, вытѣсняя другъ друга со всею сумятицею бреда, но всѣ они стояли въ какой-нибудь связи съ его главною умственною задачею. То онъ плылъ по необъятному морю, надъ нимъ стояло кроваво-багровое небо, подъ нимъ бушевали волны, вздымаясь, точно горы, кипя водоворотомъ вокругъ его утлаго судна. Впереди его плылъ еще другой корабль, тоже выдерживающій борьбу съ разъяренными стихіями. Паруса y него висѣли клочьями по мачтамъ, палуба была покрыта испуганными людьми, которые по очереди одинъ за другимъ становились жертвами высокихъ волнъ, покрывавшихъ палубу и увлекавшихъ за собою все, что попадалось имъ по пути. Наконецъ, волны поднялись еще выше и цѣлая ревущая масса воды ринулась на корабль со всесокрушающею быстротою и силою, оторвала y него руль и раздробила все судно до самаго киля. Изъ громаднаго водоворота, образованнаго гибнувшимъ кораблемъ, раздался крикъ, — предсмертный крикъ сотни утопавшихъ людей, слившійся въ одинъ страшный вопль, — крикъ до того громкій и пронзительный, что онъ раздался надъ воемъ враждовавшихъ стихій и звучалъ, звучалъ до тѣхъ поръ, пока, казалось, пронизалъ собою воздухъ, небо и воду. Но что это такое? — вотъ показалась старая, сѣдая голова, она поднимается надъ поверхностью моря и бьется съ волнами, меча взгляды предсмертной тоски и громко вопія о помощи?… Взглянувъ на нее, онъ спрыгиваетъ съ своего корабля и плыветъ къ ней сильнымъ размахомъ. Онъ достигаетъ ея: онъ бокъ-о-бокъ съ нею. Да, это тѣ черты. Старикъ видитъ его приближеніе и тщетно старается избѣжать встрѣчи съ нимъ. Но онъ крѣпко стискиваеть старика и тащитъ его подъ воду. Ниже, ниже съ нимъ, на пятьдесятъ лотовъ глубины! Старикъ борется слабѣе и слабѣе, наконецъ, остается недвижнымъ. Старикъ, убитъ, убитъ имъ; клятва его сдержана.

"Идеть онъ потомъ по жесткимъ пескамъ безграничной пустыни, одинокій и босой. Песокъ царапаетъ ему ноги и ослѣпляетъ его; мелкія, тончайшія пылинки садятся въ поры его кожи и раздражаютъ его почти до бѣшенства. Громадныя массы того же песку несутся передъ нимъ вѣтромъ и, пронизанныя лучами палящаго солнца, возвышаются въ отдаленіи подобно огненнымъ столбамъ. Остовы людей, погибшихъ въ этой ужасной пустынѣ, лежатъ раскиданными вокругъ на всемъ пространствѣ, которое можно окинуть глазомъ; все освѣщается зловѣщимъ свѣтомъ и повсюду, въ предѣлахъ человѣческаго зрѣнія, встрѣчаются одни только предметы ужаса или омерзѣнія. Тщетно стараясь произнести крикъ испуга, съ языкомъ, прилипшимъ къ гортани, спѣшитъ онъ впередъ, какъ безумный. Поддерживаемый сверхъестественной силой, онъ мчится по пескамъ, пока, наконецъ, не падаетъ безъ чувствъ на землю. Какая восхитительная прохлада оживляетъ его? Откуда исходитъ это отрадное журчанье? Вода! Дѣйствительно, вотъ источникъ; свѣжая, чистая струя бѣжитъ y ногъ путника. Онъ припадаетъ къ ней губами и, протянувъ на берегу болѣвшіе свои члены, впадаетъ въ сладостное забытье. Его приводитъ въ себя шумъ чьихъ-то приближающихся шаговъ. Сѣдой старикъ плетется тоже къ ручью, чтобы утолить свою мучительную жажду. Это опять онъ! Путникъ вскакиваетъ, охватываетъ его руками и не допускаетъ къ ручью. Старикъ борется сильно, судорожно, молитъ допустить его къ водѣ; — старикъ проситъ только одну каплю ея для спасенія своей жизни! Но онъ мощно удерживаетъ старика и жадно любуется его агоніей; потомъ, когда безжизненная голова старика склоняется на грудь, онъ отталкиваетъ отъ себя ногой этотъ ненавистный трупъ.