Читать интересную книгу К востоку от Эдема - Джон Стейнбек

Кейт не встрепенулась, не издала ни звука, но Ева поняла, что впечатление произведено. Пальцы правой руки Кейт медленно собрались в кулак, а левая рука сухощавой кошкой поползла к краю стола. Дыхание у Кейт словно бы сперло. А Ева нервно ждала, думая о своем — о том, что в спальне у неё, в ящике комода, лежит пустой шприц. Наконец Кейт произнесла:

— Сядь вон в то кресло, Ева. Посиди минуту тихо.

Девушка не двинулась с места.

— Сядь! — точно кнутом хлестнула её Кейт.

Ева испуганно пошла, села.

— Оставь свои ногти в покое, — сказала Кейт. Ева послушно положила руки на подлокотники. Кейт задумалась, глядя перед собой — на зеленое стекло ламповых колпаков. Потом шевельнулась так внезапно, что Ева вздрогнула, и губы у неё задрожали. Выдвинув ящик стола, Кейт достала бумажку, свернутую по-аптечному.

— Вот. Ступай к себе и зарядись. Всего не бери… нет, доверить тебе нельзя.

Кейт постучала пальцем по бумажке, разорвала её на две половины, просыпав при этом немного белого порошка; сделала два пакетика, один дала Еве.

— Побыстрей! А спустишься из спальни, скажи Ральфу, пусть ждет в коридоре поодаль, но так, чтобы услышать мой звонок. Проследи, чтоб не подслушивал. А услышит мой звонок… нет, скажи ему… нет, он сам знает, что тогда делать. И потом приведи ко мне мистера Адама Траска.

— А это для вас не опасно, мисс Кейт?

Под долгим взглядом Кейт Ева опустила глаза, пошла к двери.

— Как только он уйдет, получишь вторую половину, сказала Кейт вслед Еве. — Побыстрей!

Дверь затворилась; Кейт выдвинула правый ящик стола, вынула короткоствольный револьвер. Щелкнула барабаном, проверила заряды, защелкнула и, положив револьвер на стол, прикрыла листом бумаги. Выключила одну из двух настольных лампочек, потверже села. Положила руки перед собой, соединила пальцы. В дверь постучали.

— Войдите, — произнесла она, почти не шевеля губами.

Глаза у Евы уже повлажнели, нервозность исчезла.

— Привела, — сказала она и, впустив Адама, вышла и закрыла дверь.

Адам быстрым взглядом окинул комнату; Кейт сидела так тихо за своим столом, что он не сразу её и заметил. Пристально глядя на неё, он медленно пошел к столу.

Руки Кейт разъединились; правая скользнула к бумажному листу. Глаза, холодные, лишенные выражения, не отрывались от глаз Адама.

Адам разглядел волосы, шрам, губы, поблекшую шею, руки, плечи, плоскую грудь. Глубоко вздохнул. Рука у Кейт слегка дрожала.

— Что тебе надо? — сказала она.

Адам сел на стул сбоку. Из уст его рвался крик облегчения, но он лишь сказал:

— Теперь ничего не надо. Просто хотел повидать. Сэм Гамильтон сказал мне, что ты здесь.

Как только Адам сел, дрожь ушла из руки Кейт.

— А ты раньше не слышал?

— Нет, — сказал он. — Не слышал. И когда услышал, слегка полез на стену. Но теперь все в порядке.

У Кейт губы успокоение раздвинулись в улыбку, показав мелкие зубы, острые белые длинные клычки.

— Ты меня напугал, — сказала Кейт.

— Чем?

— Я ведь не знала, что ты намерен сделать.

— Я и сам не знал, — сказал Адам, продолжая её разглядывать, точно неживую.

— Я сперва тебя долго ждала, а потом просто забыла о тебе.

— Я-то тебя не забывал, — сказал он. — Но теперь смогу забыть.

— Что ты хочешь сказать?

— Что увидел тебя наконец, — пояснил он весело. Знаешь, это Самюэл сказал, что я тебя никогда не видел. И это правда. Лицо твое я помнил, но по-настоящему не видел. А теперь я смогу его забыть.

Губы её сомкнулись, сжались в линию, широко расставленные глаза люто сузились.

— Думаешь, что сможешь?

— Знаю, что смогу.

— А может, незачем тебе и забывать, — переменила она тон. — Если не держишь на меня зла, мы сможем поладить.

— Не думаю, — сказал Адам.

— Ты был такой дурак, — приулыбнулась она. — Точно малый ребенок. Не знал, что с собой делать. Теперь я тебя научу. Ты вроде бы стал мужчиной.

— Ты уже научила, — сказал он. — Урок дала мне крепкий.

— Выпить хочешь?

— Да, — сказал он.

— От тебя пахнет вином — ромом.

Встав, она подошла к шкафчику, достала бутылку, две рюмки. Повернувшись, заметила, что он смотрит на её потолстевшие лодыжки. Ярость сжала ей виски, но улыбочка на губах осталась.

Она поставила бутылку на круглый столик в центре комнаты, налила рому в рюмки.

— Пересядь сюда, — пригласила она. — Тут уютнее.

Садясь в кресло, он остановил взгляд на её слегка выдавшемся животе; Кейт заметила этот взгляд. Подала ему рюмку, села, сложила руки под грудью. Он сидел, держа рюмку.

— Пей. Ром очень хороший, — сказала она.

Он улыбнулся — новой для неё улыбкой.

— Когда Ева сказала мне о твоем приходе, я сперва хотела велеть тебя вышвырнуть.

— Я бы опять пришел. Надо же мне было тебя увидеть. Не то чтоб я не верил Самюэлу, но должен был сам убедиться.

— Пей же, — сказала она.

Он поглядел на её рюмку.

— Ты что, думаешь, я отравить тебя… — Она запнулась, прикусила зло язык.

Он с улыбкой продолжал смотреть на её рюмку. Злоба проглянула на лице Кейт. Она взяла рюмку, пригубила.

— Мне от спиртного плохо, — сказала Кейт. — Я не пью. Для меня это яд.

Она смолкла, закусив острыми зубками нижнюю губу. Адам улыбался ей все той же улыбкой. В Кейт неудержимо вскипала ярость. Она рывком влила ром себе в горло, закашлялась, отерла слезы с глаз.

— Ты не очень-то мне доверяешь, — сказала она.

— Верно, не доверяю.

Он выпил свой ром, привстал, наполнил обе рюмки. Кейт отдернулась.

— Я больше пить не стану!

— Что ж, не пей, — сказал Адам. — А я выпью и пойду себе.

Проглоченный ром жег ей горло, будил в ней то, чего она страшилась.

— Я тебя не боюсь, я никого не боюсь, — и с этими словами она залпом выпила вторую рюмку.

— Меня бояться нечего, — сказал Адам. — Теперь можешь забыть обо мне. Но ты и так сказала, что забыла.

Ему было тепло, покойно, славно — впервые за много лет.

— Я приехал на похороны Сэма Гамильтона. Он был хороший человек. Мне будет его не хватать. Помнишь, Кэти, он принимал у тебя близнецов?

Внутри у Кейт бушевал алкоголь. Она боролась с ним, лицо было искажено этой борьбой.

— Что с тобой? — спросил Адам.

— Я тебе сказала, спиртное для меня яд. Я тебе сказала, что делаюсь больна.

— Рисковать я не мог, — спокойно ответил Адам. Ты в меня уже стреляла. Других твоих подвигов я не знаю.

— Каких подвигов?

— Я слышал кое-что скандальное. Разные слухи нехорошие.

На минуту она отвлеклась от борьбы с ядом, растекавшимся по жилам, — и бороться стало уже поздно. Мозг багряно воспламенился, страх ушел, уступил место бесшабашной лютости. Схватив бутылку, Кейт налила себе.

Пришлось Адаму встать с кресла, самому наполнить свою рюмку. В нем разрасталось чувство, совершенно ему незнакомое; он наслаждался тем, что видел в Кейт, — её тщетной борьбой. Поделом ей! Но он по-прежнему был начеку. «Осторожнее, Адам, — говорил он себе. — Язык не распускай, держи на привязи». А вслух сказал:

— Сэм Гамильтон был мне другом все эти годы. Мне будет его не хватать.

Две струйки пролитого рома влажнели в углах её рта.

— Я его ненавидела, — сказала она. — Убила бы, если б могла.

— За что? Он делал нам добро.

— Он меня видел — насквозь разглядел.

— Ну и что? Он и меня насквозь видел, и помог мне.

— Ненавижу. Я рада, что он умер.

— Не сумел я тебя вовремя разглядеть, — сказал Адам.

Губа её презрительно вздернулась.

— Ты дурак. Тебя-то ненавидеть незачем. Ты просто дурак и слабак.

Она делалась все возбужденней — Адам все успокоенней, улыбчивей.

— Ага, улыбайся, — воскликнула она. — Думаешь, освободился? Выпил малость и уже думаешь, что человек! Стоит мне шевельнуть мизинцем, и ты на коленях приползешь ко мне, пуская слюни. — Вся лисья осторожность в ней исчезла, и ощущение власти раскованно росло. Я тебя знаю. Знаю твое сердце труса.

Адам продолжал улыбаться. Отпил, и Кейт налила себе новую рюмку, звякая горлышком о стекло.

— Когда меня изувечили, я нуждалась в тебе, — сказала Кейт. — Но ты оказался размазней. И когда я перестала в тебе нуждаться, ты полез меня удерживать… Довольно лыбиться.

— Любопытно, что это за ненависть в тебе такая?

— Тебе любопытно? — произнесла она, теряя остатки осторожности. — Это не ненависть. Это презрение. Я ещё маленькой девочкой раскусила этих дураков, лгунов, притворявшихся праведниками, — моих отца и мать. Не были они праведниками. Я их раскусила. И стала за нос их водить, заставляла делать все по-моему. Я всегда умела заставлять других делать все по-моему. Когда ещё совсем девочкой была, из-за меня один мужчина с собой покончил. Тоже притворялся праведным, а сам только и хотел, что лечь со мной в постель — с четырнадцатилетней.