— Знакомьтесь, это Труди, — говорит он.
Много позже я узнаю, что Труди Стайлер подростком сбежала из дома, чтобы стать актрисой. Наивная девочка, повинуясь какому-то инстинкту, отправилась в Стратфорд-на-Эйвоне, родной город Шекспира и резиденцию Royal Shakespeare Company. Она не знала никого в этом странном городе и в первую ночь была вынуждена стучать в двери незнакомых домов, прося ночлега. Ее приютила театральная семья с фамилией Черч. Эти люди дали ей крышу над головой, а позднее и работу в качестве няни для своих детей. При содействии все той же семьи Труди удалось поступить в Театральную школу в Бристоле. Закончив эту школу, она работала актрисой на телевидении и в театре, а потом принимала участие в постановках комедийного проекта «Reduced Shakespeare Company» в лондонском театре Warehouse. В промежутках она подрабатывала конферансье в арабском ночном клубе, где ее звали Ангел. Шрам на ее лице оказался результатом ужасной аварии, в которую она попала еще ребенком. Ее протащило по земле под днищем грузовика, и она чудом осталась в живых, но пришлось наложить множество швов на лицо и голову. Никто не думал, что она станет такой красавицей и успешной актрисой. Пройдет еще три года, прежде чем мы с Труди станем любовниками, но наше влечение друг к другу не только возникло с первого взгляда, но и с первого момента было совершенно очевидно всем окружающим. В этом взаимном стремлении поначалу было что-то открытое и невинное, в присутствии друг друга мы ощущали радость и непосредственность, которые невозможно было скрыть. Но по мере того как влечение нарастало, я оказался перед необходимостью бороться со своими чувствами. Я совершенно не хотел вслед за своей матерью переживать мучительный конфликт между романтической любовью и семейной привязанностью, но я все сильнее влюблялся в девушку из соседней квартиры, и передо мной разверзалась ужасная пропасть.
Мы со Стюартом сближаемся все больше и больше. В каждом из нас растет уверенность, что нас ждет общее будущее. Мои отношения с ним, хотя и отличаются от учительско-ученических отношений с Джерри, приобретают для меня все большую важность, и, несмотря на то, что я не отдаю предпочтения новой дружбе в ущерб старой, между мной и Джерри возникает какое-то новое напряжение.
Во время моих голландских гастролей Джерри перебрался в Лондон и устроился на работу в стрип-бар в богемном лондонском районе Сохо, где играл на электрооргане. Его зарплата — пятьдесят фунтов в неделю (для меня это по-прежнему королевские доходы), а поселился он у своих друзей в южной части Лондона и намерен вскоре снять для себя отдельную квартиру. Вернувшись, я приглашаю Джерри на импровизированное прослушивание со Стюартом в надежде, что они понравятся друг другу. Мы с удовольствием исполняем несколько старых песен времен Last Exit и несколько мелодий из стандартного набора. Когда Джерри уходит на работу, я и так, и эдак намекаю Стюарту, что группе необходим клавишник, потому что это придало бы нашей музыке свободы и разнообразия. Но Стюарт непоколебимо убежден, что группа должна представлять собой трио с гитарой в качестве основного инструмента, и если мы возьмем кого-то вместо Генри, это будет только гитарист. История показала, что Стюарт был прав.
С другой стороны, я чувствую, что Джерри начинает ощущать себя брошенным. Конечно, он не из тех, кто станет завидовать — я даже не уверен, что он захотел бы играть в тех группах, с которыми играю я, — но он единственный человек из Last Exit, который не отказался от мечты и приехал в Лондон. Поэтому мне не хочется, чтобы он думал, что я отвернулся от него. Тем не менее именно Джерри сделает первый шаг к нашему с ним разрыву.
На следующий день после знакомства со Стюартом Джерри звонит мне и сообщает, что ему предложили участвовать в гастролях Билли Оушена в качестве музыкального администратора. Я очень рад за него, но когда он предлагает мне место басиста в этом предприятии, я вынужден отказаться, несмотря на то, что платить обещают сто фунтов в неделю плюс возмещение расходов. Если бы, выступая с Police, я смог бы заработать такую же сумму за месяц, я был бы счастлив, и хотя эти деньги, безусловно, позволили бы нам с Фрэнсис чувствовать себя более уверенно, предложение Джерри не соблазняет меня ни на минуту. Вероятно, здесь срабатывает какой-то инстинкт. Однако этот случай кладет конец эпохе нашего сотрудничества, и отныне Джерри будет идти своим путем. Я многим обязан ему — он был моим учителем, хотя его самого такое утверждение, вероятно, оскорбило бы. Мы останемся друзьями вплоть до сего дня, и, пережив множество своих собственных приключений, Джерри в конце концов станет очень уважаемым преподавателем музыки в музыкальном колледже Ньюкасла. И конечно, он по-прежнему продолжает выступать.
Что касается меня, то теперь все мои надежды связаны со Стюартом и, косвенным образом, с его предприимчивым братом Майлзом.
Потом начинается период, который представляет собой непрерывное переливание из пустого в порожнее. К Черри возвращается голос, и Майлз хочет, чтобы мы играли с ней в течение месяца, выступая в разных местах. Закончить гастроли предполагается в знаменитом лондонском Roundhouse, концертном зале, переделанном из круглого ремонтного депо для локомотивов. Там в одной программе с нами будут выступать группы Jam и Stranglers. В своих переездах по стране мы доезжаем до Глазго с его концертным залом Apollo на севере, а на юге — до Плимута и Пензанса. Большинство выступлений как с Черри, так и с Police, проходит удачно, и, хотя репертуар Police становится все больше, а исполняем мы его все совершеннее, меня не покидает ощущение, что мы толчем в ступе воду, а моя творческая энергия благополучно уснула. Возможно, именно поэтому я однажды засыпаю прямо за рулем нашего фургона, что едва не кладет безвременный конец всей нашей карьере.
Раннее утро, и все остальные беззаботно спят за моей спиной. Мы все обессилены. Я веду машину уже пару часов, а Генри сидит вместе со мной на переднем сиденье, стараясь составить мне компанию, но и его голова постоянно клонится вбок, и он клюет носом. Перед нами абсолютно пустое шоссе, и мы плавно двигаемся посередине со скоростью около восьмидесяти километров. Генри поднимает голову и вдруг замечает, что я медленно перестраиваюсь в левый ряд. Поскольку вокруг нет ни одного автомобиля, Генри не может понять, для чего я делаю этот маневр, пока, взглянув на меня, не осознает в ужасе, что мои глаза закрыты. Он что-то кричит мне, и я, внезапно проснувшись, вижу неясные очертания дороги и надвигающееся прямо на нас разделительный барьер. На какое-то мгновение, которое кажется нам вечностью, мой крик сливается с криком Генри, я пытаюсь поскорее стряхнуть с себя остатки сна и мы входим в какой-то умопомрачительный вираж в попытке избежать столкновения с барьером, но под ужасный скрип шин по асфальту нас бросает в сторону бокового заграждения. Слова «выправляй машину!», как лампочка, загораются в моем мозгу, я пускаю наш дребезжащий фургон в новый крутой вираж, и, пролетев ярдов сто с дымящимися шинами, с огромным облегчением осознаю, что снова обрел контроль над автомобилем. Я притормаживаю и, наконец, останавливаю автомобиль на обочине. К этому моменту никто уже не спит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});