Читать интересную книгу Искусство и жизнь - Уильям Моррис

Но что мы понимаем под словом «монополия»? Я встречал определение, согласно которому монополия есть продажа товаров по повышенной цене при условии, что продавец не добавляет к ним никакой новой ценности. По-другому это можно сформулировать следующим образом: монополия — это привычка получать вознаграждение за услуги, которые никогда не оказывались и которые никогда не предполагалось оказывать, — короче говоря, привычка к вознаграждению за воображаемые услуги.

Это определение выльется вот во что: монополист — это мошенник с большой буквы. Но в таком определении отсутствует один момент, и мы должны его внести. Мы можем защитить себя от этого мошенника, если будем сообразительны и поймем, что услуги его воображаемые, и откажемся иметь с ним дело, ибо он прибегает к сущему обману. Мне следует расширить определение, подчеркнув, что монополист — это человек, обладающий привилегией заставлять нас платить за свои воображаемые услуги. Поэтому он более опасен, чем простой обманщик, против которого мы можем принять меры предосторожности, ибо монополист стремится лишить нас заработанного нами, и он прибегает отнюдь не к простому обману, а к обману в сочетании с насилием. Пока за ним сохраняются привилегии, мы беззащитны; если мы хотим заниматься делом так, как соответствует его интересам, то должны платить ему дань, требовать которую позволяют ему его привилегии, в противном же случае нам придется отказаться от товаров, которые мы намеревались купить. В частности, если бы существовала монополия на шампанское, бархат, лайковые перчатки или куклы с закрывающимися глазами, то вы, желая что-либо из этого купить, должны были бы уплатить дань монополисту, который наверняка взял бы столько, сколько бы пожелал, сверх расходов на производство и на продажу. Воображаю, какая страшная паника началась бы как в стенах парламента, так и за его стенами, если бы в наши дни была разоблачена такая монополия. И все же тот факт, что все наше нынешнее общество находится во власти монополии, вызывает лишь небольшой шум. Монополия — это хозяин, но мы этого не подозреваем.

Ибо привилегии наших монополистов дают им не только возможность облагать данью несколько предметов роскоши или любопытные побрякушки, без которых люди вполне могут обойтись. Я говорил, и вы должны согласиться, что каждый, кто хочет жить, обязан работать, если в его распоряжении нет кого-нибудь, кто за него выполнял бы его долю работы, то есть если бы он не был практически чьим-то иждивенцем. Но большинство людей не может находиться на иждивении других; поэтому они должны трудиться, чтобы удовлетворять свои потребности. Но чтобы с пользой трудиться, необходимы два условия: во-первых, физические и умственные способности, развитые благодаря их применению, навыку и традиции, а во-вторых, сырье, к которому можно было бы приложить эти способности, и орудия, которые могут оказать помощь человеку в его труде. Второе условие совершенно необходимо связано с первым; если они не слиты воедино, то никаких товаров производить нельзя. Поэтому те, кому необходимо трудиться, чтобы жить, и кому приходится обращаться к другим за позволением применять орудия труда, являются людьми не свободными, а зависящими от других, то есть рабами, ибо товары, которые они должны покупать у монополистов, значат для них не меньше, чем сама жизнь.

Теперь я прошу вас представить себе общество, в котором все здоровые и нормальные люди могут добывать из сырья посредством труда и соответствующих орудий достаточные и вполне приличные средства к жизни, причем общество это владеет необходимым количеством и сырья и орудий. Сочтете ли вы неразумным или несправедливым, если такое общество будет настаивать, чтобы каждый нормальный и здоровый человек занимался созданием богатства, а не обременял бы общество, или же, с другой стороны, если последнее будет гарантировать обеспеченное существование каждому, кто честно зарабатывает себе средства к жизни, — существование, при котором не будет нужды в том, что необходимо для развития здорового человеческого существа со всей его удивительной сложностью интеллектуальных и моральных привычек и стремлений?

Что же касается сырья и орудий, необходимых обществу для его существования, то сочтете ли вы неразумным, если оно будет настаивать, чтобы эти драгоценные и необходимые предметы, без которых оно не может жить, употреблялись бы с пользой, а не во зло? Сырье и орудия могут применяться только для производства чего-то полезного, а не бесполезного; так, в частности, вспаханное поле не следует засеивать чертополохом, щавелем и повиликой, а тюк шерсти не следует сжигать под окном у вашего соседа, чтобы напакостить ему, — все это и есть употребление не на пользу, а во зло, и мне кажется, наше общество вправе запретить подобное злоупотребление.

И опять же, — будет ли для общества неразумным утверждать, что этими средствами производства, если они будут употребляться на пользу, а не во зло, должны непременно пользоваться те, кто умеет ими пользоваться, — иными словами, все нормальные и здоровые люди, которые сообща зарабатывают себе на жизнь? Будет ли неразумным утверждать, что их нужно использовать в соответствии с естественными и справедливыми принципами, принятыми всем обществом, находящимся в здравом уме, и что, кроме того, поскольку ими должны пользоваться все, то они не могут находиться в чьем-то исключительном владении, то есть принадлежать лишь некоторым, ибо, если какие-нибудь частные лица или группы их обладают правом исключительной собственности на эти средства, то они могут отказать в праве пользования ими тем, кто мог бы ими пользоваться, за исключением тех случаев, когда они поставят полезных людей в неравноправное положение по сравнению с людьми бесполезными, — иными словами, когда они станут их хозяевами и будут навязывать им образ жизни по своему усмотрению. Поэтому, на мой взгляд, сырье и орудия должны принадлежать всему обществу в целом и использоваться всеми его членами на условии, что они сами исправляют ущерб, наносимый средствами производства, и не присваивают себе сырье и орудия в неположенном размере.

Таково, следовательно, наше разумное общество, где все могут заниматься производством и все действительно им занимаются, никто не платит подушного налога, чтобы получить позволение трудиться, то есть жить, и где никто не налагает на себя никаких тягот иначе как по собственной воле. Таково общество, цель которого — приспособить преобладающее число естественных условий и естественной среды для благ всех и каждого. Людей такого общества я называю разумными, но их называли также всякими прозвищами, к примеру — нарушители восьмой заповеди (да и всех заповедей вообще), разбойники, убийцы, ненасытные грабители, враги общества — словом, социалисты.

Взгляните на иное общество и решите, не понравится ли оно вам больше. В нем, как и в нашем первом обществе, все нормальные и здоровые люди могут производить богатство своим трудом, используя сырье и орудия. В этом обществе достаточно сырья и орудий, и тем не менее на этом сходство кончается, ибо часть людей, которые могли бы выполнять полезную работу, не хочет работать, другая же часть — не может. Кое-кто из второй группы людей не находит никакой работы и явно голодает, другие не могут найти ничего, кроме бесполезной работы, и тем самым помогают своим братьям умирать с голоду, а все, кто хоть что-нибудь производит, как мы уже видели раньше, находятся в унизительном положении в сравнении с теми, кто ничего не производит.

Закон природы, согласно которому пропитание дается трудом, таким образом, перевертывается, поскольку усердно работающие люди получают мизерную плату, в то время как почти не работающие катаются как сыр в масле. Разумно ли это? И тем не менее это прямой и необходимый результат тех прав на собственность, которые поддерживаются общими усилиями всей нашей армии, флота, полиции, судей, адвокатов, священнослужителей и других, готовых на любую ложь и насилие ради ограждения этой собственности. Это — плоды монополии. Поля теперь уже не используются только для первоначальной цели, для выращивания хлеба, откорма скота, для постройки домов, но используются также и во зло, как механизмы для выжимания ренты ради мнимого блага отдельных лиц. И приблизительно так же обстоит дело с орудиями труда: накопленный труд прошлых поколений, машинное оборудование, средства передвижения — все это теперь отнюдь не используется просто как средства производства. Теперь это стало их второстепенным назначением, а закон совершенно не обеспокоен этим обстоятельством, потому что теперь он покровительствует именно подобному неправильному применению орудий (а оно ныне стало первостепенным их назначением) в интересах хозяев, применяющих эти орудия во зло — для выжимания из производителей ренты, процентов и прибылей.