итоге ту и другую на тот свет. По странному совпадению, обе тоже получили по пуле в живот и скончались только после контрольных выстрелов, сделанных значительно позже. Да, очень странное совпадение. Сам понимаешь, такие вещи никто не прощает – ни прокурор, ни судья, ни быдло с улиц.
– Меня не интересовала половая принадлежность клиентов, – вздохнул Задворных. – Как сейчас принято говорить, ничего личного, просто бизнес.
– Если ты повторишь эти слова на суде, пожизненное будет тебе обеспечено. Лучше кайся. И винись.
Кирилл с удивлением посмотрел на следователя.
– Вы что, гражданин начальник, никак советы мне даёте?
– Мы сейчас говорим без протокола. Но, вполне возможно, я могу вынести особое мнение, написать, так сказать, «votum separatum». Знаешь, что это такое?
Подследственный молча кивнул.
– Ты расскажи мне, Задворных, о том, почему ты так сглупил и подставился? – продолжил Телегин. – Волчары твоего уровня обычно подобных промахов не совершают. Я имею в виду, естественно, не физический промах, когда метят в сердце, а попадают ниже. И не ошибку, когда ты планировал пристрелить Тилляева, а едва не убил девушку.
– Вы в театр ходите? – спросил Кирилл вместо прямого ответа.
– Очень редко.
– А бывали в нашем… В театре Атаманова?
– Это который теперь стал прозываться «театром Атамановой»? Давно дело было.
– Ясно, значит, имя актрисы Светланы Севостьяновой вам ничего не скажет…
– Думаю, нет.
– Это Женщина с большой буквы, гражданин следователь. Фемина. Само олицетворение женской сущности, богиня Афродита, никак не меньше… Слова тут не помогут, её видеть надо, дышать ею. Но при этом ведёт себя как кошка: гуляет сама по себе, ни от кого не хочет зависеть. Тех, кто ей признаётся в любви или в желании переспать, либо отталкивает, либо ядовито высмеивает. Но если на кого глаз положит, своего добивается. К сожалению, я не успел завоевать её, хотя и двинулся целенаправленно. Но слишком поздно я начал. Упустил по меньшей мере несколько лет. Но кто ж знал…
– Получается, что дама-то с большим опытом? Как-то это не вяжется с блатными вашими понятиями, Задворных.
– Извините, гражданин следователь, но это не тот случай, – Кирилл дёрнулся всем телом, точно его укололи иголкой. – Если бы вы её видели, вы бы меня поняли. Любой бы понял. Да, у неё было много романов. Даже с одной поэтессой. Какой-нибудь другой женщине люди бы такого не простили, но Севостьяновой можно всё. Кроме того, она была замужем за вашим капитаном Замороковым. Не знаю, каким образом они друг с другом пересеклись, но из этого брака ничего путного не вышло. Мужик пытался её сломать. Очень сильно старался, но не смог – после развода сам запил и стал делать глупости. Немного, пожалуй, сумел её надломить, но не более того – реально самую малость. Кстати, это лишь добавляет сильной женщине шарма и привлекательности. Для тех, кто понимает…
– С Замороковым я не был хорошо знаком, эту историю потому не знаю… Вообще забавно вышло. Тот самый «Токарев», который несколько лет хранил у себя Замороков, потом попал тебе в руки, чтобы ты пошёл и застрелил любовника его бывшей жены. С одной стороны, удивительно, а с другой, начинаешь понимать, какая всё-таки деревня наш Нижнеманск… Кстати, расскажи, как твоя романтическая история вяжется с попыткой продажи «Октября» москвичам? В протоколе, как ты помнишь, если что и отражено, то порознь.
– Всё шло вроде как надо. Главреж нашего театра был в длительном отъезде… вы знаете, по какой причине… и тут мне предложили устранить администратора, потому что Атаманов, хоть и в новом обличье, но должен был вот-вот вернуться. За здание «Октября» внезапно начались подпольные торги, которые выиграли москвичи. Кроме того, за организацию передачи здания мне должны были отвалить большой куш… Мы же действительно без протокола сейчас говорим, верно?.. Ну а тут администратор, да ещё на пару с помощницей режиссёра попадают в аварию, и я тут же подставляю руку, чтобы поймать упавшее яблоко. Но отлично понимаю, что в глазах Севостьяновой после этого стану, мягко говоря, не самым приятным парнем. Хотя с теми деньгами, которые у меня уже почти что были в руках, я бы сам купил ей целый театр в собственность… Я начал действовать, но уже было поздно. Если бы… Если бы у меня под ногами не путался мальчишка Тилляев, думаю, Светлану я бы успел заполучить раньше. Но она с приездом этого пацанёнка вообще перестала видеть других. Меня, естественно, тоже. Возможно, я где-то перегнул палку, пытаясь привлечь её внимание, но она всё равно уже начала спать с этим Тилляевым. Конечно, «спать» – явно не то слово… Гражданин следователь, вот хотите верьте, хотите нет, будь на месте этого сопляка, который годится ей в сыновья, нормальный, серьёзный, взрослый мужчина, такое перенести удалось бы легче. Но понимание того, что мне предпочли это ещё толком не сформировавшееся недоразумение, просто меня убило. Знаете, я мог бы даже апеллировать к состоянию аффекта… Хм. Да, кстати…
– Не прокатит, – помотал головой Телегин. – Ты не похож на склонного к аффектам. Ты планировал застрелить Тилляева, причём готовился тщательно и целеустремлённо. Один только глушитель сразу сметёт малейшие попытки подтянуть состояние аффекта. Кроме того, доказано, что ты киллер, да ещё убивавший женщин с особой жестокостью. Таких, как ты, полагается считать людьми глубоко бездушными и не склонными к убийствам по романтическим мотивам. К тому же тебе и Константина Дедова припомнят, да не один раз. Вот почему я сомневаюсь, что у адвоката получится скостить тебе пожизненное до реального срока. Хотя, конечно, всё может случиться.
– Если адвокату покажут эту милующуюся парочку – Тилляева со Светланой, он тут же признает меня невиновным, – усмехнулся Кирилл.
– Несколько дней тому назад, – произнёс Дмитрий, проигнорировав эту реплику, – на твоём месте сидел этот сопляк, которого ты замыслил убить. Вот скажу тебе как есть, Задворных, ему я давал совершенно другие советы. Мне действительно хотелось, чтобы он присел… или хотя бы попортил свою холёную мордашку.
– Кажется, я вас понимаю… Но к чему вы клоните, а, гражданин начальник?
– Я ему сказал тогда немножко правды. Это про ту зону, на которой ты уже сидел, Задворных. И откуда сделал ноги. Возможно, если бы Ерматова скончалась, мы бы уже осудили этого шпанёнка. Возможно, кто-нибудь вступился бы за него на стадии суда, и он отправился бы в наш «пионерский лагерь». Конечно, ему бы там после репетиций всё равно предложили в камере играть пани Монику, но для таких, как он, это неизбежно в любом исправительном учреждении. Тебе же, я думаю, подобное не грозит.