Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но АНК менялся. Во второй половине 80-х годов, когда массовое движение в результате репрессий пошло на спад, в политике АНК появились новые тенденции. Как и политика СССР, она стала в тот период многослойной и неоднозначной. С одной стороны, конференция в Кабве приняла решение об интенсификации «народной войны» и поставила цель «сделать страну неуправляемой». С другой, часть руководства АНК начинала думать о переговорах. «Президент Тамбо и некоторые в АНК уже думали о начале переговоров, – говорил Пахад. – Даже не все руководство знало об этом, это приходилось держать в секрете, потому что были задействованы люди из Южной Африки, у которых могли возникнуть серьезные проблемы с режимом» [1043] .
Это был период и дипломатического наступления: с 1986 г. начались встречи с правительственными и деловыми кругами Англии и США. Разговоры о переговорах, переговоры о переговорах, встречи и контакты с оппонентами и противниками во второй половине 80-х годов стали не менее важной чертой тактики АНК, чем вооруженная борьба и пропаганда. Советские партнеры АНК были активными участниками дискуссий на эту тему. Идти на переговоры или не идти, с кем именно их вести, на каких условиях и когда – все это руководство АНК обсуждало с московскими коллегами.
Вопреки распространенному на Западе мнению, инициатором дискуссий о возможности переговоров и о роли СССР в этом процессе, был не СССР, а АНК. Э. Пахад утверждал, что уже во время визита Оливера Тамбо в Москву в ноябре 1986 г. член делегации Табо Мбеки говорил на встрече с аппаратом ЦК КПСС: «„Каково отношение Советского Союза к политическому урегулированию? У вас есть взгляд на это? У вас есть позиция? Нет, не позиция АНК, не позиция ЮАКП, а ваша собственная позиция?“… Он сказал им, что у Советского Союза должен быть свой независимый взгляд, который они должны высказывать в ООН, потому что западные державы захотят навязать нам политическое урегулирование. „А что вы можете предложить против этого?„» [1044]
В 1986 г. в Москве возникла идея привлечь АНК и СВАПО к регулярным консультациям, проводившимся между СССР, Кубой и Анголой по ситуации в регионе. Но в последний момент делегация АНК не прибыла. Позже Тамбо сказал В. Г. Шубину в частной беседе, что вызвано это было опасениями утечки информации, которая утвердила бы за АНК репутацию «советской марионетки». Очевидно, что этот вопрос стал особенно чувствительным в связи с назревавшей перспективой переговоров. В этой же беседе Тамбо впервые упомянул, что АНК сможет в будущем приостановить вооруженную борьбу в зависимости от развития событий [1045] .
В марте 1987 г. (к тому времени встречи между представителями правительства и руководства АНК шли по нескольким фронтам) Джо Слово впервые сказал в одном из своих интервью, что трансформация в ЮАР может произойти мирным путем и что он первым скажет «давайте пойдем на это», если увидит, что существует реальная перспектива мирного урегулирования [1046] .
В октябре 1987 г. Национальный исполком АНК официально заявил о возможности переговоров, но на определенных условиях, среди которых были освобождение политических заключенных, возвращение политических ссыльных, отмена чрезвычайного положения, вывод войск из тауншипов, отмена репрессивного законодательства. В то же время участники обсуждения говорили о том, что АНК не должен дать втянуть себя в переговоры в невыгодных для себя условиях и что ему нужно продолжать борьбу [1047] . Этот документ лег в основу Харарской декларации, принятой Организацией африканского единства в 1989 г. в качестве ее официальной позиции в процессе мирной трансформации в ЮАР.
Джо Слово был увлечен горбачевской перестройкой и говорил, что советская проперестроечная пресса на английском языке, прежде всего «Moscow News» и «New Times», изменила его видение СССР. Ему нравилось в перестройке далеко не все: он считал, например, что под вывеской реформирования социализма Восточная Европа и СССР подверглись массированной атаке антикоммунистической идеологии. Но также считал, что социализм, в том виде, в каком он существовал в СССР и других странах социалистического лагеря, нуждался в серьезных реформах, а причину падения социалистических режимов в Восточной Европе видел в них самих. Его вывод для АНК и ЮАКП был однозначен: социалистическая перспектива для их борьбы должна остаться неизменной, но «поскольку государство с узаконенной однопартийностью имеет тенденцию к авторитаризму», после победы «нужна многопартийная постапартеидная демократия, как на национально-демократическом, так и на социалистическом этапе». Необходимо также «демократическое соревнование за власть» [1048] . И тон, и смысл этих высказываний были для руководства АНК совершенно новыми.
Двумя годами раньше – в 1988 г. – Слово опубликовал работу, в которой важное место отводилось национальному вопросу в ЮАР и национальной политике АНК. Она была выдержана в «традиционном духе», но и здесь – впервые – Слово написал, что сталинское определение «нации», лежавшее в основе советской теории нации, не подходит для южноафриканских реалий [1049] .
В июле 1989 г. АНК принял «Основы конституции для демократической Южной Африки». В этом документе говорилось, что ЮАР должна стать унитарным нерасовым государством со смешанной экономикой и многопартийной демократией, что все граждане должны быть равны перед законом, пропаганда расизма запрещена, а права народов страны на свою культуру и язык защищены [1050] . По сути дела это было заявлением позиции АНК на будущих переговорах.
Как и в СССР, этот процесс перемен был далеко не прямолинейным, и разногласий вокруг него в руководстве АНК было не меньше, чем разногласий в советской политике. На заседании Рабочего комитета АНК, проходившем 2 мая 1989 г. и посвященном вопросу о переговорах, с основным докладом выступил Крис Хани, в тот момент начальник штаба Умконто. Он полагал, что время для переговоров еще не пришло и что, прежде чем начинать их, нужно укрепить вооруженное подполье АНК внутри страны как за счет засылки кадров из-за рубежа, так и за счет их подготовки внутри страны. Большинство руководства АНК разделяло эту точку зрения [1051] .
Процессы перемен в южноафриканской политике СССР и трансформации позиции АНК определялись многими факторами как на международной арене, так и в ЮАР и в Советском Союзе. Но эти процессы в значительной степени влияли и друг на друга. На позицию советского руководство не мог не оказывать влияния, например, тот факт, что АНК стал самостоятельным игроком на международной арене, имевшим независимые от СССР отношения и с западными странами, и в какой-то степени с южноафриканским правительством. В отличие от доперестроечных времен взаимные интересы не всегда совпадали. В принципе сохранение статус-кво в советской позиции по Югу Африки было для АНК идеальным положением дел, так как значительно усиливало его позиции при любых переговорах. Но в новой политической ситуации, особенно в контексте переговоров по ангольско-намибийскому урегулированию, это стало трудновыполнимым. Руководство АНК новую ситуацию понимало, но стремилось сдержать перемены.
Оливер Тамбо, как и Табо Мбеки, призывал СССР играть более активную роль в южноафриканском регионе, в частности, во время того же визита в ноябре 1986 г., на встрече делегации АНК в МИД после своей встречи с Михаилом Горбачевым. Но контакты с южноафриканским правительством из этой активности исключались. В результате, пишет Адамишин, советские дипломаты «… не могли встречаться с юаровскими деятелями, тогда как сам О. Тамбо контактировал с главным американским переговорщиком [1052] Ч. Крокером и готовился к встрече с Госсекретарем США Дж. Шульцем…» [1053] .
В мае 1987 г. вопрос о возможности установления прямых отношений с Преторией – не дипломатических, а практических, связанных с переговорами по ангольско-намибийскому урегулированию, – поставили перед Оливером Тамбо сотрудники ЦК. Тот ответил в принципе положительно, но предложил подождать. По словам А. Л. Адамишина, даже осенью 1987 г. А. Ф. Добрынину не удалось отговорить Тамбо от запрета на контакты представителей СССР с официальными лицами ЮАР [1054] .
При всех переменах в политике АНК и при том, что до поры до времени официальные отношения АНК с СССР оставались неизменными, по крайней мере на поверхности, шероховатостей, вызванных перестройкой, становилось все больше. Тот факт, что высказывания Старушенко и Гончарова, как и некоторые публикации советской прессы, давали великолепный материал южноафриканской пропаганде, не мог не вызвать недоумения и опасений со стороны АНК. Анковское руководство не могло понять и озабоченности многих советских ученых и журналистов судьбой белого населения.
Э. Пахад говорил: «Старушенко… О, мы ссорились. Он и я. Я говорил ему: „Вы не понимаете Южной Африки. Вы уделяете слишком большое внимание белым южноафриканцам…“ Они [русские. – А. Д., И. Ф. ] были уверены, что не нужно ненавидеть белых. Они были уверены, что белые – и это не было неверным – будут играть какую-то важную роль, и мы с этим соглашались. Но, на мой взгляд, они сильно преувеличивали ее, и это была одна из причин, которые вели к проблемам» [1055] .