Читать интересную книгу Записки рецидивиста - Виктор Пономарев

На другой день на работе ко мне подошел начальник лесопункта, спросил:

— Ты когда-нибудь лес валил?

— Было дело, начальник, — ответил я.

— Так вот, Пономарев, получи пилу, пойдешь пока лежневку строить. А поднатаскаешься, бригаду тебе дадим. Сейчас иди к инженеру по технике безопасности, он тебя проинструктирует. Хохлы уехали, на зиму опять приедут. К зиме тебя и сделаем бригадиром.

— Ну, начальник, раз так решили, будь по-вашему, — ответил я. — А за доверие — спасибо.

Наступило короткое северное лето. По выходным дням мы с Машей ходили или в лес за грибами и любовь делать, или ездили на станцию Пинюг, это большой железнодорожный узел. Здесь большие универмаги, гастрономы, больницы. Здесь же в райотделе милиции я регулярно отмечался.

В этот раз я поехал в Пинюг провожать Юрку Перца на Украину. Он уезжал последним из бригады и сопровождал два вагона леса. До отправления поезда еще было время. Зашли в столовую, «трахнули по малышке» (выпили по чекушке водки) и сидели пили пиво. У меня родилась в голове хорошая мысль:

— А что, Юра, когда ты приедешь домой, то дашь мне телеграмму? Так, мол, и так, умерла бабушка. Срочно приезжай. Давно, Юра, я на Украине не гулял, не пил горилки.

— Какой разговор, Демьян. Тебя-то отпустят в ментовке?

— Постараюсь уговорить участкового.

На этом мы ударили по рукам, еще «раздавили одну малышку». Подошел поезд, и Юра уехал.

Глава 5

БРАТВА ТЕБЯ НЕ ЗАБУДЕТ

1

Прошло с полмесяца, получаю телеграмму: «Умерла бабушка». Я поехал в Пинюг к участковому, объяснил ему, так, мол, и так, столько лет не видел бабушку, и вот она умерла. А кроме нее у меня больше никого нет. Попросил дать разрешение съездить на похороны. Участковый позвонил в леспромхоз, спросил начальника, как я работаю. После этого без каких-либо возражений в ментовке мне выдали справку-разрешение на выезд.

По такому поводу я пригласил участкового в столовую, где мы с ним хорошо вмазали. А на другой день Маша сажала меня в Пинюге на поезд. Прощальный гудок паровоза, и поезд улетел в сиреневую даль. Я ехал на Украину к кентам и еще не знал, и даже не догадывался, что ждет меня впереди.

В одном купе со мной ехал знакомый мужик Генка, Шалопай кликуха, тоже работал на лесоповале. Но ссылка кончилась, и он ехал домой в Воронежскую область. До Москвы нам предстояло ехать вместе. Мы быстро с ним скентовались. Он хоть и был «безникому» (лицо, не входящее в преступную группировку), но тоже не первый раз «сидя лакал» (отбывал срок). Набрали мы полкупе бухалова и: «шумел камыш, деревья гнулись», «солнце всходит и заходит», «по тундре, вдоль стальной магистрали, где мчится скорый Воркута — Ленинград». С гитарой тоже повезло: мужик один из нашего вагона одолжил за бутылку водки. Вот мы под гитару в два голоса и выдавали номера. Из коридора только реплики доносились: «Вот зеки дают».

В антрактах нашего музыкального калейдоскопа Шалопай и рассказал мне, за что «чалился» по третьей «ходке», за что в ссылку попал.

— Шел я ночью пьяный от бабы из одного села в свое Худяково. А дорога мимо кладбища проходила. Ночь, темно, дождик срывается. Подваливают двое парней, говорят:

— Пошли, мужик, дело есть.

Присмотрелся, морды незнакомые. Своих поселковых я всех знаю. Отвечаю им:

— Ребята, нет у меня никаких делов. Че я пойду с вами?

— Пойдешь, падла, куда денешься, — сказал «семафор» (высокий парень) и приставил «пику» (самодельный нож) к груди.

Сзади в спину кольнуло что-то острое. У меня в кармане тоже была «приблуда» (финский нож), но в такой ситуации что можно сделать? Зарежут, и весь фуй. Пошел я с ними. Возле одной могилы остановились, дают лопату, говорят:

— Копай.

Стал я копать, куда деваться? Могила свежая, лопата легко идет. А парни на лавочку сели возле соседней ограды. Долго я копал, весь взмок и отрезвел полностью. Что они задумали, я уже давно «рюхнулся» (догадался), хотят с жмурика «прикид» снять. Есть такой промысел в преступном мире. Откажись я копать, дадут по чану и подхоронят к покойнику. И никто не узнает, где могилка моя. Когда докопал до крышки гроба, парни дали мне мотыгу с короткой ручкой и бутылку вина, длинный сказал:

— Выпей для бодрости духа, сейчас самое интересное кино будет, а мотыгой ломай доски.

Я так и сделал. Потом дали мне плоскогубцы. Я сначала не врубился. Но второй успокоил меня:

— Зубы дергай. Если мы не получим от тебя одиннадцать «ржавых» (золотых) зубов, считай, и ты покойник.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», — подумал я, и стало так тоскливо на душе. Но вслух сказал:

— Темно, как в жопе, как я их дергать буду? Хоть бы фонариком посветили.

— Может, твоему кенту еще обезболивающий укол сделать, чтобы не так кричал? — засмеялся «семафор».

Я присел в могиле, плоскогубцами стал шарить в пасти жмурика и дергать все зубы подряд, чтобы не ошибиться, и подавать наверх. Тут дождик усилился, раздались раскаты грома, и полыхнули молнии. Я шаркал плоскогубцами по пасти покойника, чую, больше «не стучит», значит, все зубы выдернул. Говорю ребятам:

— Все, парни, больше нет. Помогите вылезти.

Но те и не думали этого делать, развернулись и пошли прочь, крикнув напоследок:

— Ты пока закапывай, а мы скоро вернемся.

Я попытался вылезти из могилы. Но не тут-то было. Глина так раскисла, что я раз за разом сползал в могилу. В очередную попытку я уже был почти наверху, оставалось ногу забросить на край могилы. Но тут кто-то сильно дернул меня за ноги вниз, и я упал на крышку гроба. От страха я вскочил и пулей вылетел из могилы. Был уже наверху, как за спиной услышал страшный хохот и голос: «Убей их! Убей!» В темноте под дождем, не разбирая дороги, я аллюром прошел не меньше километра. Упал и долго лежал «в распятии» и приходил в себя. Потом поднялся и пошел.

На трассе заметил «Москвича», кто-то возился в нем, подняв капот. Тихо-тихо я подобрался поближе. По голосам узнал своих новых знакомых. У них машина заглохла, вот и возились. А на меня такая злость накатила, и этот голос в мозгах: «Убей их! Убей!» Прямо наваждение какое-то. Не отдавая себе отчета, я выхватил из кармана «приблуду» и метеором набросился на своих подельников. Они не ожидали. Короче, одного «начисто сделал» (убил), а другого только изуродовал. За что червонец и получил.

Такую грустную историю рассказал мне Шалопай. После чего я сделал вывод:

— Да, Гена, не весело тебе в могиле пришлось, да и стоматолог из тебя хреновый получился. А червонец ты схлопотал наверняка за то, что второго не ухоркал. Не выполнил волю мертвеца, обидел его. Вот и поплатился. Другой раз учти: «Мертвец всегда ботает истину». Мне в жизни самому не раз приходилось в могилах «на дно ложиться», но мертвецов я никогда не обижал.

— Вообще-то ты прав, Дим Димыч. Второй на следствии меня-то и опознал.

2

Приехали мы в Москву на Ярославский вокзал. Здесь наши пути-дороги с Шалопаем разошлись. Я сел на «горбатую» и поехал на Киевский вокзал. Дело было к вечеру, на Ужгород поезд шел только утром. Я сдал свой «угол» в камеру хранения и вышел на привокзальную площадь, пошастал по ней. Хорошо: лето, вечер, тепло, люди косяками бродят. А когда солнце почти село, хорошая мысль подвалила: «Съезжу в кабак приличный, покайфую по-человечески до полуночи, а до утра на „бане“ перекантуюсь».

Сел в такси, «волк» (шофер) спросил:

— Куда?

— Куда-нибудь, браток, в кабак приличный, — ответил я.

Волк привез меня в ресторан «Арбат», сказал:

— Хороший ресторан. Я сам в него часто хожу. Не пожалеешь, парень.

Я расплатился с таксистом и сунулся к двери. Но не тут-то было. Массивная стеклянная дверь оказалась закрытой, за ней стоял пожилой худощавый швейцар в синей форме и с мордой генерала. Руками я попытался объяснить генералу, чтобы тот открыл дверь, но он только покачал головой из стороны в сторону. Тогда я прибег к испытанному и надежному приему: вытащил из кармана червонец и рукой припечатал его к стеклу. Подействовало безотказно. Генерал зашустрил ключом в замке и открыл дверь. Я сунул червонец ему в нагрудный «чердак».

— Держи, отец. Нюх, что ли, потерял? Своих совсем не признаешь. Райка-официантка здесь? — сказал я больше для понта.

Старик раскланялся и как-то униженно ответил:

— Виноват, однако. Не признал. Вы ж всегда не один приходили. А Райка, кажется, здесь, наверху.

Я вошел в зал, и мой храбрый пыл поубавился, опешил я поначалу. Громадный зал, море столов и людей, справа большая сцена. Вверху ярусом над залом, эдакой подковой располагался второй зал. Из «распятия» меня вывел второй генерал с желтыми лампасами, он подрулил ко мне и по-приятельски сказал:

— Наверх, пожалуйста, проходите.

И я попылил по ступенькам. Только поднялся на второй этаж, ко мне подскочила клевая молодая официантка в белом коротеньком фартуке.