Читать интересную книгу Россия и Запад - Михаил Безродный

Если Айхенвальд настаивает на «трагической серьезности», то Ремизов предпочитает анекдот как витальную форму отношения к действительности. «Розановы письма» — первое и едва ли не единственное выражение такого совершенно не типичного для эмиграции самосознания, в котором трагический взгляд на сложившиеся обстоятельства жизни намеренно вытесняется иронией и эпатажем. Противопоставляя анекдот трагедии, писатель утверждает простую истину: в трагедии есть место человеку, а где есть человек, с его слабостями и простыми радостями, — там всегда найдется место анекдоту. Более того, понятия вечного и серьезного в жизни переплетаются с мизерабельным, обычным, негероическим существованием человека. На шкале ценностей трагедия эмигранта не столь беспросветна, как трагедия всеобщего непонимания между людьми.

____________________ Елена Обатнина

Политкорректность и эвфемизация языка

Политкорректность и эвфемизация языка — не синонимы. Лексика политкорректности в некоторых отношениях представляет собой лишь часть общего корпуса эвфемизмов, так как включает в себя только те эвфемизмы, которые входят в лексико-семантические гнезда, группирующиеся вокруг тем дискриминации социальных меньшинств. К последним принято относить группы, выделяемые по религиозному, национальному, возрастному, имущественному, половому признакам, а также по состоянию здоровья и сексуальной ориентации. В других отношениях политкорректность, наоборот, выходит за рамки набора эвфемизмов, так как включает еще и «феминистскую» лексику, которая к эвфемизмам не относится (главным образом, это названия женских профессий и социальных ролей).

Иногда политкорректность[868] и эвфемизацию смешивают. С. Г. Тер-Минасова вспоминает эпизод, когда защищавшая диссертацию преподавательница заметила об отзыве оппонента, что в нем освещены как позитивные, так и спорные стороны ее работы. Тер-Минасова называет такую замену слова негативным проявлением политкорректности[869]. В шутливом контексте любой эвфемизм можно, конечно, назвать политкорректностью, но в строго терминологическом плане это неверно.

Эвфемизация — риторический прием, состоящий в снятии неприятных ассоциаций, которые входят в значение какого-либо выражения. Этот прием используется по разным причинам. В основе эвфемизации могут лежать суеверия и страх (черт — анчутка, лукавый, нечистый, палач — заплечных дел мастер, смертная казнь — вышка), мистическая и сакральная табуизация (Бог — Всевышний, умереть — упокоиться, похороны — последний путь), речевой этикет (бедный — неимущий, вонь — запашок или амбрэ), снижение меры критичности какого-либо недостатка (как в примере Тер-Минасовой), личная симпатия и нежелание кого-либо обидеть (глупый — простодушный, наивный, наглый — нескромный), затушевывание истинного положения дел по политическим причинам (застой — стагнация, наказание — санкции), подчеркивание профессионализма (например, в языке медиков, юристов: самоубийство — суицид, смерть — летальный исход), стремление подчеркнуть официально-бюрократический стиль (поднять цены — пересмотреть тарифы, уволить — освободить от занимаемой должности), желание польстить потребителю в рекламных целях (омоложение — коррекция возрастных изменений).

Эвфемизмы возникают в языках из шутки, красного словца или галантности ради. Например, прекрасный пол, моя половина, Ваш покорный слуга, женщина бальзаковского возраста. Некоторые эвфемизмы — удачные метафоры из текстов писателей; например, обозначение животных братья наши меньшие закрепилось в языке благодаря Есенину[870].

Есть эвфемизмы повторяющиеся, регулярно воспроизводимые в похожих контекстах; их можно отнести к единицам языка (таково подавляющее большинство примеров в этом тексте). Другие окказиональны, ситуативны[871].

По критерию «истинность» эвфемизмы неоднородны: некоторые отображают реальность объективнее, чем заменяемые ими слова (например, эвфемизм люди с миграционным прошлым точнее отражает суть дела, чем замененное им слово иммигрант, поскольку речь идет обычно о смешанных группах людей, отдельные представители которых являются детьми или внуками иммигрантов); другие содержат «не всю правду», отражают реальность лишь частично (разойтись во мнениях вместо поссориться); третьи являются полнозначными синонимами замененного слова (несбалансированная психика — то же, что неустойчивая психика); четвертые содержат прямую ложь (товары повышенного спроса вместо товары первой необходимости, спонсор вместо богатый любовник). В связи с их неоднородностью в аспекте истинности рассматривать любые эвфемизмы как затушевывание или искажение реального положения дел, что часто происходит в полемике вокруг доктрины и языка политкорректности, неправильно.

Механизмов эвфемизации несколько. Во-первых, это опущение (забвение): некоторые слова и выражения перестают использоваться в обиходной речи, о них «забывают», и они постепенно переходят в ранг историзмов и архаизмов[872]. Во-вторых, перефразирование: замена одних лексем другими, не отягощенными отрицательными ассоциациями. В качестве замен используются слова с отрицаниями, специально сконструированные словосочетания вместо однословных обозначений, иностранные (новые) слова вместо привычных, синонимы другого стиля или слова, обозначающие родовое понятие по отношению к видовому (гиперонимы)[873]. В-третьих, грамматика: морфология и словообразование; одним из мощных средств эвфемизации в русском языке является аффиксация[874]. В-четвертых, использование специальных «эвфемистичных» лексем: например, вставки во фразы модальных слов, выражающих неуверенность, снимающих категоричность (наверное, по-моему, по-видимому). Есть и иные способы смягчения эмоционального компонента значения при восприятии, но от их описания приходится отказаться из соображений объема[875].

Эвфемизмы требовались и продолжают требоваться власти (государственным структурам) для манипулирования взглядами и настроениями населения, для сокрытия агрессии, камуфлирования социальных проблем. Эвфемизация политической лексики происходит во всех государствах, но особенно яркое ее проявление наблюдается в языках тоталитарных режимов: при нацизме в Германии, при советской власти в СССР, при режимах народной демократии в странах социалистического лагеря. Здесь механизмы оруэлловского новояза работали на полную мощность. Поскольку политические режимы целиком строились на идеологиях, им требовался специальный язык, который эти идеологии отражал и фиксировал. Кроме того, нужно было выдавать желаемое за действительное, называть белое черным и наоборот. На языке лежала особая нагрузка: он должен был исподволь внушать гражданам, чтобы они доверяли не своему здравому смыслу и органам чувств, а словам партийного руководства, смысл которых с данными органов чувств и собственными убеждениями часто расходился. Любое свободное слово могло означать угрозу режиму. Поэтому языки тоталитарных систем, построенные главным образом на лозунгах, военной лексике и эвфемизмах, были обязательны и внедрялись во все сферы жизни и во все официальные тексты, устные и письменные.

Вот только некоторые примеры эвфемизмов советской эпохи. Отрицательные явления социальной жизни именовались отдельными недостатками, пережитками капитализма, родимыми пятнами капитализма. Перебои с продуктами и товарами первой необходимости носили название временные трудности. Хрестоматийными стали эвфемизмы из сферы карательных операций, подавления инакомыслия: десять лет без права переписки (вместо расстрел), особый порядок осуждения (вместо расстрел без применения судебной процедуры). Органы госбезопасности получили краткое эвфемистическое наименование органы. Государственный антисемитизм обогатил русский язык эвфемизмами безродный космополит и сионист (вместо еврей). Карательные действия администрации, насильственная коллективизация, уничтожение зажиточного крестьянства, организация массового голода квалифицировались позднее партийной верхушкой как перегибы на местах. Эвфемизмы производились не только властью и распространялись не только через печатные органы, радио и телевидение; они появлялись и «в народе» — как ответ на примитивный, лживый и надоевший новояз властей. В среде интеллигенции в ходу были ироничные или презрительные эвфемизмы: без купюр, гегемон, пятый пункт, положить на полку, совдепия, Софья Власьевна. В разговорной речи превращались в шутливые или презрительные эвфемизмы и некоторые цитаты из программных документов КПСС и советской литературы: серпастый и молоткастый (вместо паспорт); ум, честь и совесть (вместо партия). Еще одно явление народной разговорной речи в сфере эвфемизмов состояло в превращении изобретаемых властью эвфемизмов в лексику презрительную или бранную: так, выражением крайней степени презрения стало слово сексот (сокращение от секретный сотрудник), которое изначально было эвфемизмом для обозначения негласного сотрудника органов госбезопасности. Презрительный оттенок приобрело слово нацмен (представитель национальных меньшинств). Существуют мемуары, лингвистические исследования и словари, дающие представление о лексике советского новояза как продукте неустанного творчества тоталитарной пропаганды и ответного сочинительства не жалующих эту пропаганду остроумцев[876].