Кожа на костяшках трескается до крови, руки начинают скользить. Лёгкие горят уже. Останавливаюсь, сажусь на пол, дышу и смотрю в стену. По коже мурашки от озноба. Пот испаряется, снижая температуру. Голова так и не прошла, и музыка начинает бесить.
Вырубаю всё. Накинув пиджак на плечи, босиком выхожу на крыльцо и вставляю в губы сигарету. Подняв взгляд к небу, прикуриваю, крепко затягиваюсь до покалывания во всём теле и лёгкого шторма в голове. Ко мне подходит старый друг — рыжий пёс, подобранный тогда во дворе. Охрану попросил привезли. Говорят, наших ротвейлеров строить пытается.
— Молодец, — глажу его по холодной шерсти.
Он садится рядом со мной и тоже куда-то смотрит, дёргая носом и иногда фыркая.
Приходить домой к шести у меня точно не выйдет. Может, к восьми? И мы будем ужинать все вместе. Можно попробовать. Но сначала отпуск, потом, если Фил справится с делами за время моего отсутствия, я уйду в свой бизнес. Закрепимся, Егора подтяну. Уверен, ему понравится иметь именно свои заработанные деньги. Это что-то про наше, чисто мужское. Наверное, гордость.
Ещё несколько раз покрутив в голове план, который я обдумываю в последнее время всё чаще, возвращаюсь в дом, останавливаюсь перед мигающей нарядной ёлкой. Мой первый настоящий Новый год с семьёй…
Интересно, если я куплю Егору мопед для езды по посёлку, как быстро Ведьма меня четвертует? На эту «пипетку» сейчас тоже придумали права, но у нас здесь ментов нет, только ЧОП и личная охрана в домах.
А Дуне?
Хмыкнув, подхожу ещё ближе к ёлке. От неё приятно тянет хвоей. Вдыхаю глубже в себя этот запах и касаюсь блестящего шарика, висящего на ближайшей ветке. Он закручивается на нитке, переливается в свете гирлянды.
Что же подарить этой девочке? Наверное, лучше спросить у неё.
На душе только всё равно не празднично. Сложный день, тяжёлый вечер.
Поднимаюсь в нашу с Ирой спальню. Сначала ухожу в душ, после ложусь и осторожно обнимаю свою женщину, чтобы не разбудить.
— У нас всё будет хорошо, — едва слышно шепчу ей в волосы. Согреваюсь, и глаза закрываются, а открываются от чёткого осознания, что в постели я один.
Сажусь, оглядываюсь. Сердце в груди колотится в панике, и дебильная мысль в башке: «Сбежала?».
Быстро натягиваю домашние спортивные штаны и спускаюсь вниз. Ориентируясь на голоса, оказываюсь на кухне и выдыхаю, прислонившись плечом к косяку. Тут…
Ебанулся ты, Ворон. Тебе тоже пора в отпуск.
— Ты чего? — Дуня ставит на стол тарелку с хлебом.
— Всё нормально, — успокаиваю её. — Ир, — подхожу к ней, обнимаю и через плечо заглядываю в кастрюлю с нашим завтраком, — у нас же всё хорошо?
— Да, — тихо отвечает она.
— Егор ещё спит?
— Нет, — снова односложный ответ.
— И-ра, — рыкнув, разворачиваю её к себе. Смотрит на меня своими красивыми болотными глазами, а там бездна, но меня в неё не впускают. — Ир, что происходит, а?
— Ничего, — она пожимает плечами и отводит взгляд к окну. — Позови сына завтракать.
— Сейчас, — прижимаюсь губами к её щеке. Ноль реакции.
Да блядь!
Так, стоп. Выдыхаю…
Ухожу наверх. Сначала к себе, чтобы умыться и нормально одеться. Затем к сыну. Стучу в дверь.
— Скоро приду, мам! — возмущается сын.
— Это папа, — улыбаюсь. — Давай спускайся. Тебя ждут.
Девочки уже за столом. Дуня уплетает кашу, Ира обеими ладонями обняла кружку с чаем и прижала её к губам. Задумчиво застыла, глядя в одну точку. Кладу ладони ей на плечи, целую в макушку. Никакой отдачи, между нами словно снова стена, и она становится всё толще.
Сажусь напротив неё. Есть не хочется, мне хватает её настроения. Оно встаёт костью в горле, и туда больше ничего не протолкнуть.
Егор присоединяется к нам только минут через пятнадцать. Волосы влажные после душа, выглядит сегодня получше, если не считать расплывшихся под глазами синяков.
— Чего так долго? — повернувшись к сыну, спрашивает Ира. Он ищет, чтобы ей ответить, но она тут же задаёт следующий вопрос. — Как твоя голова?
— Всё отлично, мам. Можно я поем? — берёт с тарелки бутерброд с маслом и сыром, а Ира снова замолкает.
После завтрака дети расходятся по комнатам. Я ловлю свою женщину в объятия и прижимаю ягодицами к раковине.
— Ну я же извинился, — целую её в щёку, решая, что с Филом мы можем договориться и по телефону.
— Я простила. Отпусти, мне со стола надо убрать, — упирается ладонями мне в грудь.
— Я сам сделаю.
— Ладно, — кивает она и уходит, оставив меня на кухне одного.
Мля, и как достучаться?!
Встряхнувшись, заказываю для неё большой букет цветов. Не для того, чтобы подмазаться. Пусть улыбнётся. И она даже улыбается, но так, что меня снова морозит.
До конца дня вот так. Если бы не дети, я бы подумал, что мы в склепе.
Ира подпускает меня к себе ночью, но я быстро ощущаю, что ничего не выйдет. Не хочет она. Пиздец какой-то!!!
Ухожу молотить грушу, потому что нервы звенят от ситуации, которую я не могу решить. Все другие, блядь, могу! Одного из опаснейших террористов замочили, а со своей женщиной ни хера не получается!
Курю до жжения в лёгких. Сука, до тошноты! Не помогает. И спать тоже не помогает, потому что утром мне не отвечают на поцелуй, хотя очень старательно делают вид, что это не так.
И день проходит как предыдущий.
— Ир, ну что не так? Скажи мне, я…
— Все так, — перебивает она, укладываясь в кровать. — Завтра праздник, я хочу выспаться.
— Конечно, — целую её в щёку, поправляю одеяло и выхожу на улицу. Мороз градусов пятнадцать. Только мне не холодно, потому что внутренности горят, а в отношениях у нас какой-то треш.
Я физически ощущаю, как пропасть между нами увеличивается, но совершенно не понимаю, как это остановить. Ира больше не разговаривает. Односложные фразы и глупые отмазки не считаются за нормальный разговор. Ведьма наглухо от меня закрылась. Как туда пробиться?
Да, я накосячил, но всё ведь можно исправить. Я хочу исправить!
Может, сам праздник нам поможет?
Мы с Псом снова долго сидим вдвоём на крыльце, пока у меня не деревенеет задница. Бля, да у меня даже мысль появляется тормознуть сегодня на диване, раз в спальне меня не ждут, но я тут же гашу в себе этот юношеский всплеск и поднимаюсь к Ире. Хер я её оставлю! Обещал быть рядом? Я буду рядом!
Спать только не выходит. Всякая муть в голову лезет. Я лишь Иру крепче к себе прижимаю, чтобы чувствовать, что она здесь.
Очередное утро режет мне глаза ярким светом. Тёплые губы касаются щеки. Да ладно? Ещё не веря, что моё наказание закончилось.
— Сколько на часах? — никак не пойму по освещению.
— Одиннадцать уже, — отвечает Ира.
Сажусь, прикрывая утренний стояк одеялом. Ловлю Ведьму за руку, подтягиваю к себе и прижимаюсь щекой к груди. Она гладит меня по волосам. От неё уютно пахнет едой. Я бы заказал, но девчонки всё же решили готовить сами. Говорят, так вкуснее. Согласен. Даже если это будет простая яичница, приготовленная руками моей женщины, это будет вкусно и празднично.
Весь день у нас суета. С одним из охранников перетаскиваем большой стол из столовой в гостиную, чтобы сидеть у ёлки. Егор помогает со стульями. Справившись с салатами, девочки показывают нам свои новые платья.
— Очень красивые, — говорю им правду. — Самые!
За окном темно уже. Слышны взрывы фейерверков и петард. Егор с надеждой смотрит на мать. Ему тоже хочется пойти и что-нибудь бахнуть. Мы закупились.
— Только очень осторожно, — наказывает Ира, и детей сдувает на улицу.
Пользуясь моментом, обнимаю её, собираясь поцеловать, но телефон, который теперь даже в домашних штанах лежит в кармане, начинает настойчиво звонить.
— Чёрт… — закатываю глаза. — Перезвонят, — склоняюсь к губам своей Ведьмы.
— Возьми, — увернувшись от поцелуя, говорит она.
— Не хочу.
— Паш, всё равно же будет звонить, — хмурит брови. — Ответь.
Вынимаю трубу из кармана. Смотрю на экран и усмехаюсь. Эти точно будут, пока не отвечу.