не хочется? Работать тоже не хочется? А? Разбаловался там, на войне. Гитлер бежит, а тебе бы за ним трофеи только подбирать.
Николай смеялся.
— Не всегда и не везде бежит, батя. Сейчас, например, на Висле, ребята пишут…
— Ну и пусть пишут. Наш Митька тоже пишет. Я ж о нем ничего не говорю. У него руки и ноги целы.
В этом месте Марфа Даниловна всплескивала руками:
— Да что ты говоришь! Побойся бога!
— А ничего я не говорю, — дразнил ее старик, — говорю, что руки и ноги целы, может еще и повоевать. А у этого… Покажи-ка, пальцы работают?
Николай пытался пошевелить пальцами, но это еще не выходило — чуть-чуть только удавалось на несколько миллиметров отодвинуть большой палец.
— Тоже мне вояка! — Никита Матвеевич, сплюнув на пол (после чего всегда оборачивался, не заметила ли «старуха»), растирал ногой плевок и брался за рубанок. — Пока твои пальцы заработают, война кончится. Что тогда делать будешь? А?
— Еще не знаю, Никита Матвеевич.
— А пора бы знать. Не нам же, старикам, после войны все делать. Бездельник ты, вот что…
Николай любил заходить к Ковровым, хотя там всегда был отчаянный беспорядок. Старик мастерил какие-то этажерки и полочки, Марфа Даниловна что-нибудь гладила или штопала, Петька, сидя в углу на полу, путался в каких-то проволоках и паял детали какой-то никому не известной машины. Николай сидел в углу, покуривая, и с завистью смотрел на всех троих. Шипит примус с кипящим на нем столярным клеем, шипит Петькин паяльник, пахнет клеем, смолой, керосином, и от всего этого становится как-то уютно и весело. Что и говорить, иногда просто приятно посмотреть, как другие работают, когда сам лишен этой возможности.
Вообще с того дня, как он выпил в этой квартире первый стакан чаю с малиновым вареньем, Николай почувствовал, что дни вовсе не так уж длинны. Его даже перестал раздражать полковник Зилеранский со своей язвой. Нашлись какие-то общие, помимо лечения, темы для разговоров, и все чаще строгая, всем недовольная сестра-хозяйка, заглядывая в палату, говорила: «Нельзя ли потише, товарищ Митясов, ваш голос даже в операционной слышно. Просто не узнаю вас…» А операционная сестра Дуся, все и всегда обо всех знавшая, начиная от главного врача и кончая вчера только поступившим больным, как-то после перевязки покачала головой и сказала дежурной няне:
— Появилась женщина. Факт.
11
Острогорским должны были привезти дрова. Валин институтский завхоз был расторопен и загодя, еще до наступления первых осенних холодов, обеспечил всех сотрудников хорошими дубовыми дровами. Договорено было, что Яшка привезет их на своей машине, а Николай с Петькой Ковровым распилят и наколют их.
Дрова должны были привезти в четыре, но Николай задержался со своими процедурами и вышел из госпиталя в начале пятого.
На мосту, у входа, столкнулся с Сергеем.
— Ты куда? — спросил Сергей.
— В гости.
— К кому?
— К знакомым.
— Обзавелся уже?
— Да, обзавелся.
Николай ожидал дальнейших вопросов в стиле Сергея, но тот только сказал:
— Я тебя провожу. Не беги только, мне под гору трудно.
— Ты где пропадал? — спросил Николай.
— Где надо, там и пропадал.
— Просьбу мою, конечно, не выполнил?
— Почему — конечно? В адресном столе Куценко нет. Если б был, я б тебе сообщил.
Когда они спустились с горы, Сергей сказал:
— Ты что, в театр торопишься? Боишься опоздать?
— Нет, не в театр.
— Так чего ж ты бежишь? Двуногий… Мне протез ногу натер.
Они пошли тише.
— Я видел твою Шуру, — сказал Сергей.
— Где? — Николай удивленно посмотрел на него.
— Не все ли равно где.
— А откуда ты ее знаешь?
— Знаю, и все. По-моему, ты должен к ней сходить.
Николай остановился:
— Говори толком.
— Ага… Заело.
— Брось дурака валять. Когда ты ее видел?
— Может, сядем?
Они сели на парапет у входа на стадион.
— Так где ты ее видел?
— В обувном магазине встретил.
— Ну?
— Я считаю, что ты должен к ней пойти.
— Зачем?
— Это уж твое дело. Но я так считаю.
— Слушай, Сергей. Какого дьявола ты говоришь загадками?
Сергей мрачно улыбнулся:
— Она тебе говорила, что я у нее был?
— Ты? У нее? Нет, ничего не говорила. Зачем же ты к ней ходил?
— Так просто. Захотелось.
— А ну тебя…
Николай встал.
— Сядь, сядь… Я тебе серьезно говорю — сходи к ней. Я видел ее после вашей встречи. Тут что-то не то. У меня ведь есть на это чутье.
— Что она тебе говорила?
— Ничего не говорила. Я говорил. Мы прошлись с ней до Днепра и обратно. Ей надо было на площадь Сталина. Кроме того, я познакомился с дядей Федей. Не в этот раз, а в первый, когда заходил к ней.
Николай вопросительно взглянул на Сергея. Сергей смотрел куда-то в сторону.
— Пацан. Верь моему слову — тут что-то не так.
Николай промолчал. Ему было неприятно, что Сергей заговорил о Шуре. При чем тут Сергей? И зачем он заходил? И зачем вообще он вмешивается?
Сергей дернул его за рукав:
— А может, в забегаловку заскочим? Здесь недалеко. Та самая, где мы познакомились. Тяпнем по маленькой, и катись на все четыре стороны.
— Не хочу.
— Вот черт трезвый! Ты что, вообще перестал водку пить?
— Просто не хочется. Не интересует сейчас.
— И что из себя представляет дядя Федя?..
— Тоже не интересует. И вообще, это мое дело. Не твое и не чье-либо, а мое. Понял?
Сергей пожал плечами:
— Ну, раз не мое, тогда… Будь здоров.
Он крутнул в воздухе палкой и ушел.
Только пройдя квартал, Николай почувствовал, что разговаривал с Сергеем не так, как надо. Ну чего, спрашивается, он на него разозлился? Ну, не его это дело, допустим, но ходил-то он ведь к Шуре не для себя, а для него, Николая… Может, вернуться? Николай взглянул на часы. Без четверти пять. Поздно.
Придя к Острогорским, Николай застал всю квартиру толпящейся вокруг сваленных на полу здоровенных плах и обсуждающей, на сколько времени их может хватить и что экономнее — на две или три части пилить каждую плаху. Петька правил пилу.
— Мы сейчас с дядей Колей покажем класс. Он теперь тоже левша. — Петя был левшой.
Яшка с шумом расчищал место для козел.
— Бесплатно делать не будем, учтите это, Анна Пантелеймоновна. Всякая работа вознаграждения требует.
— Ладно, ладно. Уходите уже.
— Я не шучу. На четвертый этаж все-таки таскали.
— Да уходите, ради бога, не мешайте. — Анна Пантелеймоновна пыталась вытолкнуть здоровенного Яшку из кухни, но тот упирался. — По рюмке наливки, так и быть, уж дам.
— И не на кухне, а у вас, из рюмочек,