письмом, как чей-то голос окликнул меня.
— День добрый, мисс Смит.
Я крепко зажмурилась, поскольку знала наверняка, что когда обернусь, то обнаружу сидящую в открытом экипаже миссис Мелькорт, а Михельсон, ее кучер, станет делать вид, что не слышит ни единого слова.
Я снова, но теперь уже расслабленно, сунула руку в правый карман, нашарила там пальцами носовой платок, вытащила его и, поворачиваясь, сделала вид, что промокаю пот со лба.
— День добрый, миссис Мелькорт, — сказала я.
Женщина слегка нахмурилась: — Вполне ли вы здоровы?
— Должна признаться, должно быть, я переоценила нынешний полдень. Я отправилась, было, на прогулку, но, как оказалось, лишь перегрелась.
— Имеется несколько гораздо более приятных мест для прогулок, несли чем эта дорога, — сказала миссис Мелькорт.
— Это правда, но сын мистера Хиллока, Джон, сказал мне, что заприметил недалеко отсюда пшеницу хохлатую, — проговорила я первую пришедшую мне на ум ложь.
— Что это такое?
— Это редкий цветок, — сказала я.
На миг эта женщина воззрилась на меня. Но затем кивнула в сторону экипажа: — Ежели вы уже вдоволь поохотились за цветами, то, быть может, захотите насладиться поездкой обратно до особняка. И обратно к вашей работе.
Это слово ужалило меня, в точности, как она и намеревалась. Не было ничего на свете, чего бы я хотела сейчас меньше, несли чем ехать добрую милю, а то и больше, в одном экипаже с женщиной, которая все эти последние дни, казалось, едва терпела мое присутствие в своем доме. Но настаивать на том, чтобы вернуться в особняк пешком, было бы с моей стороны глупо. Этим я лишь наврежу себе сама, а также окончательно собью свои и без того натруженные ходьбой ноги.
Я кивнула, соглашаясь, и Михельсон слез с козел, чтоб отворить передо мною дверцу. Подобрав свои юбки, с его помощью я взобралась в экипаж.
Когда я уселась напротив и наискосок от миссис Мелькорт, она сказала:
— Я только что была с визитом у Леди Киннер. вы вспомните ее, она была на балу.
— Да, я припоминаю. Надеюсь, она в добром здравии.
— Да, как и полагается любой женщине, с таким количеством денег и столь малым числом обязанностей, как у нее. Ее племянница вернулась из Бостона.
Я вся напряглась, обострив все свое восприятие, хотя делала вид, что рассеянно слежу взглядом за сельскими пейзажами, проплывавшими мимо.
— Мисс Орлеон такая воспитанная молодая леди и вполне очаровательная. Мэттью был ей представлен, когда ездил в Лондон на Сезон в прошлом году.
Мои брови взлетели вверх непроизвольно.
— Неужто это так забавно, что Мэттью посетил Сезон? — спросила миссис Мелькорт.
— Он, кажется, вполне довольствуется своими розами на своей ферме Вистерия.
— Жизнь — это нечто большее, чем цветы, мисс Смит. У него есть долг — жениться, а я твердо намерена проследить, чтобы женился он удачно. Он более не может продолжать жить от щедрот мистера Мелькорта.
— От щедрот?
— Мой муж предоставляет в пользование Мэттью ферму Вистерия, а также оплачивает прочие его нужды.
Мы погрузились в неловкое молчание и ехали так, покуда не завидели въездные ворота Хайбери Хаус. Я взглянула на миссис Мелькорт, подумав, что пора поблагодарить ее за то, что подвезла меня обратно, как вдруг она наклонилась ко мне вплотную:
— В этом домовладении вы занимаете своебразную позицию, мисс Смит.
— Я не думаю о себе как о ком-то, кто имеет какое-либо отношение к этому домовладению, поскольку здесь я не более, чем гостья, — сказала я.
миссис Мелькорт еще ближе приклонила ко мне свою голову:
— И все же мой муж платит вам заработную плату за вашу работу. Гостям платить не принято.
Я была уже готова ответить, когда мое сердце начало сильно колотиться, а моя голова стала вдруг легкой и пустой. Я прижала руку к груди.
— Мисс Смит, вам дурно? — спросила меня миссис Мелькорт второй раз за нынешний день, от ледяного звука ее голоса, казалось, даже раскаленный летней послеполуденной жарой воздух мог остыть.
Это странное ощущение поглотило, было, меня, но тут же рассеялось. Я чуть покачала головой: — Я в порядке, благодарю, — решив, что, как только вернусь в свой коттедж садовника, то тотчас же приложу к шее влажное полотенце и распущу шнуровку корсета.
миссис Мелькорт, прищурившись, глядела на меня: — Вы выглядите слегка бледной.
— Вздор, — сказала я, покуда Михельсон останавливал экипаж. Из конюшни выскочил мальчик — помощник конюха и поймал брошенные ему кучером поводья, удерживая лошадей.
Я уже встала, когда миссис Мелькорт сказала: — Вам лучше позволить Михельсону помочь вам спуститься наземь.
— Я сделана из более прочного материала, чем большинство дам, — сказала я. Ногу, дрожавшую и подламывавшуюся, я уже поставила на ступеньку короткой лестницы, разложенной так, чтоб спуститься с подножки экипажа вниз. Мое сердце снова поплыло, но я сделала глубокий вдох. Одна ступенька. Две ступеньки. Три ступеньки.
Когда мой ботинок коснулся земли, весь окружающий мир перед моим взором сжался вдруг до одной точки, не более булавочной головки размером, а затем все стало черным.
Когда я открыла глаза вновь, оказалось, что я смотрю в лицо незнакомому мужчине в черном пальто, внушительные бачки кудлатились по бокам его лица, по последнему писку моды конца прошлого века.
— Вот вы и вернулись к нам, мисс Смит, — сказал он, отсаживаясь назад.
— Кто?.. — я попыталась сделать усилие и сесть, но не сумела, а лишь поняла, что не знаю, где нахожусь, и понятия не имею, как я тут очутилась.
— Я Доктор Ирвинг, — сказал он.
— Что произошло?
Доктор Ирвинг оглянулся через плечо и я осознала, что в дверном проеме, заполнив его без остатка,