— Ты же видишь, я вовсе не смеюсь, милая, — холодно проговорил Александр. — И никакого вранья больше не будет. Время вышло! Ты хочешь правды — я скажу тебе правду. Никакого обмана, никаких отговорок, пусть будет одна только голая, неприукрашенная правда!
Молниеносным движением он схватил ее за запястье и дернул вниз. Она упала на землю рядом с ним и попыталась увернуться, но он поймал ее рот поцелуем, заставив ее уступить. Джонет боролась, стараясь его оттолкнуть, но Александр опрокинул ее на спину и прижал к земле всей массой своего стройного и мускулистого тела.
Он целовал ее, не отпуская, и ей пришлось сдаться, потому что иного выхода не было. Ничего больше не было, кроме его чувственных и страстных губ, властно зовущих за собой. Под их натиском ее собственные губы разжались, и тут его язык начал уже знакомую ей искусную и искусительную игру.
Джонет со стоном уступила. Она вернула его поцелуй полной мерой, чувствуя, как между ними вспыхивает жар, и отдаваясь безрассудной горячей волне вопреки своей собственной воле.
Александр отпустил ее запястья, и руки Джонет обвились вокруг него. Александр хочет ее… и она его хочет. Зная о нем все, ненавидя его, она все-таки хочет его. Он по-прежнему обладает этой властью над нею.
Он медленно и неохотно оторвался от нее.
— Ты хотела правды? Что ж, это и есть правда, моя милая. Мы оба хотим этого так, что почти ощущаем на вкус! И я, и ты, хотя ты не знаешь и не можешь даже представить себе, что хочешь. Но я знаю, и поверь мне, это пытка! И так было с той самой минуты, как я впервые тебя увидел. — Александр тяжело вздохнул. — Но ничего между нами быть не может. Только несколько ворованных минут дешевого удовольствия, о которых мы оба скоро пожалеем. У меня, по крайней мере, хватает ума, чтобы это понять!
Его взгляд, потемневший от страсти, приковывал ее к себе, его рот был еще влажен от ее поцелуя.
— Я не чудовище, каким Мьюр меня тебе представил, — продолжал Александр. — Ты мне небезразлична, и я не хочу погубить тебя. Ни ради удовольствия, ни даже из мести.
С минуту Джонет лежала неподвижно, глядя на него. В его лице, пылающем страстью, все-таки пробивалась какая-то нежность, сострадание, от которого ей хотелось плакать.
— Если я тебе небезразлична, не отсылай меня прочь. О, Алекс, умоляю, не отсылай меня!
— Как? Ты предпочла бы остаться здесь и стать моей любовницей? Любовницей человека, которого презирает вся Шотландия, человека, вынужденного служить тому, кто больше платит, чтобы содержать свое поместье? Боже мой, что подумает граф Мьюр о своей примерной воспитаннице? Да он перевернется в своей свежей могиле, клянусь тебе!
Его рот язвительно искривился.
— А может, я что-то не понял, и ты не намерена долго ждать? Что ж, слово за тобой. Я полностью в твоем распоряжении, моя дорогая.
Джонет оцепенела.
— Как удивительно в тебе сочетаются доброта и жестокость, Алекс. Это делает тебя совершенно невыносимым.
В его улыбке больше не было тепла.
— Я знал, что это приведет тебя в чувство. До чего же быстро скисает вино, стоит лишь добавить к нему каплю уксуса! Так будет и с нами, Джонет. Ты сказала, что никогда не простишь меня. Насколько я тебя знаю, ты и себя не простишь. Поверь, дальше не будет легче, милая. Любовь скоро превратится в ненависть. Ты возненавидишь меня даже больше, чем сейчас. И что с тобой тогда станет? Никто тебе не позавидует, так и знай!
Сидя на земле, он продолжал, не глядя на нее:
— Я отсылаю тебя во Францию, Джонет, вопреки своим собственным желаниям. Это лучшее, что я могу для тебя сделать. Ну вот, теперь мы выяснили правду, хотя вряд ли нам обоим стало от этого легче. Я, например, предпочел бы обман.
Джонет некоторое время лежала неподвижно, не сводя глаз с сурового профиля Александра. Несмотря на только что проявленную им расчетливую жестокость, он все-таки признался, что неравнодушен к ней. И, возможно, выручит Роберта. Каким-то непонятным образом она знала об этом с самого начала. Если бы только он позабыл о мести, если бы только согласился помочь, перед ними открылся бы весь мир.
Она тоже села.
— Скажи мне правду, Алекс. Ты мог бы вывезти Роберта из Эдинбурга, если бы захотел?
— Да, — его голос словно покрылся ледяной корочкой. — Если бы захотел.
— Так сделай это, — прошептала Джонет. — Если я и вправду тебе небезразлична, как ты говоришь, сделай это ради меня. И тогда я стану для тебя всем чем захочешь и насколько захочешь. Я буду тебе любовницей, женой… сделаю все, что прикажешь. А если тебе этого мало, вспомни об имении Максвеллов. Я ведь богатая наследница, Алекс. Как только Ангус будет свергнут…
— К тому времени, как Ангуса свергнут, Мьюр будет уже в могиле, — перебил ее Александр.
Он поднялся, взгляд его серых глаз был лишен всякого выражения.
— Приходи, когда тебе нужен буду я, а не Мьюр! А если нет, Бога ради, оставь меня в покое!
* * *
Следующие два злосчастных дня Джонет провела, разрываясь между ненавистью к Александру и к себе самой, сочиняя и повторяя про себя страстные обличительные речи. Ей хотелось ранить его побольнее, и тут же — неизвестно откуда — рождалось нелепое и безрассудное желание извиниться.
Александр держался холодно и отчужденно, но был неизменно вежлив. Большую часть времени он проводил с Дианой на верховых прогулках и соколиной охоте, делая все от него зависящее, чтобы ни при каких обстоятельствах не оставаться наедине с Джонет.
Со стороны могло показаться, что пережитое испытание, едва не уничтожившее ее, совершенно его не затронуло, если бы раза два она случайно не поймала на себе его пристальный взгляд. Это был голодный неистовый взгляд, тот же самый, что так испугал ее у пруда.
Втроем они встречались только за столом, и Джонет поначалу чувствовала себя неловко. Но Диана была веселой и остроумной хозяйкой, чуждой всяких условностей, а Александр проводил время за обсуждением жизни и обычаев при английском и французском дворе. По молчаливому уговору никто из них не упоминал Роберта Максвелла.
Третий день с самого рассвета принес предгрозовую духоту, сгущавшуюся с каждым часом. После полудня Александр и Диана отправились на прогулку, но воздух был так тяжел, что они вскоре вернулись.
Джонет занялась шитьем. Портниха Дианы помогла ей сшить несколько незамысловатых платьев. Ткани они нашли в кладовой.
Внезапно в комнате появилась сама хозяйка.
— О, я вижу, вы заняты делом, — заметила она.
— Да, — Джонет заставила себя улыбнуться. — Мне хотелось бы заплатить за ткань. Если вы не возьмете мои драгоценности, я пришлю деньги, когда доберусь до Франции.