— Я очень хочу сделать тебе подарок. А денег у меня полны карманы. Только на Дерби я получил в призах больше тысячи рублей.
Виолетта никак не отреагировала. Тогда, немного погодя, он предложил:
— Давай в будущем году приедем сюда на собственной машине?
— У меня машины нет и в ближайшие пятьдесят лет не предвидится, — пыталась отшутиться Виолетта. Он настаивал:
— Я бы мог даже и сейчас купить, если бы она продавалась без очереди, а к будущей весне мне точно обещают.
— Нам бы пока хоть на чужой уехать, — опять в сторону увильнула Виолетта.
— Я это мигом организую, вон сколько моторов скопилось, — уверил Олег. — А можно сюда приехать на месяц. Даже и навсегда! А что? Ты хотела бы жить здесь всегда?
— Нет, — ответила Виолетта без промедления, потому что вопрос этот она сама себе уже задавала.
— Почему?
— Не знаю. Хотя есть ли на свете место краше этого?..
— Так почему же ты не хотела бы жить здесь всегда? Я, например, знаю, почему не смог бы: здесь нет ипподрома и лошадей, а без них какая же жизнь? А ты почему?
— Я сказала, не знаю. На чем мы поедем домой?
Олег начал сновать среди машин, подступал то к одному то к другому шоферу, но все, выслушав его, мотали головами — и таксисты, и «леваки».
Виолетта ждала, стоя на пыльной и жаром дышащей асфальтовой дороге, спрятаться от солнца было негде. Все сюда приехали, в основном, либо парами, либо группками, одинокие редко попадались.
— Эй, хозяйка, что же ты, хозяйка…
Рядом с ней оказалась большая и дружная компания ребят и девушек — все в спортивных костюмах, в кедах и с рюкзаками, одинаково веселые и беззаботные — ни такси, ни «леваки» не интересовали их. И песня была у них общая, все охотно подхватили:
…Что-то нынче вечером, хозяйка,На тебе особенное платье…
Они пели и рассматривали Виолетту без изумления, без зависти, улыбались ей добро, приветливо. Виолетта сразу почувствовала, как хорошо им и весело, какие простые и ясные у них отношения между собой.
Захотелось сесть вместе с ними на каменную обочину, вытянуть запыленные ноги, прислониться к чьему-то плечу.
Виолетта встретилась глазами с гитаристом и невольно по-доброму улыбнулась ему. Чем-то он похож на Саню Касьянова… Улыбкой? Узкими светлыми глазами? Бывают же такие притягательные лица: есть в них что-то отчаянное и благородное. И тут же вспомнила уверенный взгляд Олега: будто всему миру он хозяин. И кофточка его дареная стала противна, содрать ее с себя, что ли?
…Наш корабль давно уже на рейдеМачтами качает над водою…
Гитарист улыбался и сам качал головой, будто изумляясь, какую отличную пиратскую песню он вздумал петь.
Виолетта сделала несколько шагов назад, чтобы исчезнуть с глаз компании, спрятаться за незнакомыми людьми — скорее вон отсюда, вон с этого «рейда», можно уехать и без Олега!..
И тут же послышался его голос:
— Полный порядок!
Приоткрыв дверцу такси, он махнул рукой:
— Порядок, едем!
Виолетта молча села на переднее сиденье.
Ветер монотонно шуршал за окном, сливаясь с шелестом шин по асфальту. За дорогу не перекинулись ни единым словом. Олег умел чувствовать ее настроение. Оставался ровным, улыбчивым, готовно услужливым.
Сияющий, зеленый, ухоженный мир расступался по обеим сторонам дороги. Виолетта неотрывно сумрачно смотрела перед собой. Вчера вечером они вышли на длинный узкий балкон, опоясывающий гостиницу. Близкие звезды глядели меж клыкастых вершин. Пахло снегом, горными ручьями, сухой сосновой хвоей. Олег был так же спокойно-приветлив, открыто любовался ею.
Запрещая ему так смотреть, Виолетта спросила:
— Здесь, наверное, тоже живут тролли?
Он снисходительно усмехнулся.
Чего-то он все-таки не понимает. Какой-то он… гладкий. Из одних побед и удач. И с тысячей рублей в кармане…
Виолетта досадливо переместилась на своем сиденье. Он заботливо перегнулся сзади:
— Устала, малышка?
Она дернула плечом, не отвечая.
В Домбае до самого отъезда она чувствовала себя совершенно беззаботно, хотя там опасность во всем — в обвалах, в снежных, всегда готовых обрушиться шапках, в мгновенных сменах освещения, в постоянно и торопливо проходящих над скалами облаках. А вот приближаются такие знакомые горы Машук, Бештау, Развалка. Они даже буднично выглядят из-за того, что разрезаны дорогами, окружены полями, садами, дачами, каменными карьерами. Однако же почему чем ближе Железноводск, тем неотвязчивее тревога на сердце?
Она поняла, в чем дело, уж возле самого своего дома, — Саша Милашевский, вдруг он опять ждет ее, затаился?
Осмотрелась — нет. Даже улыбнулась. Протянула Олегу узенькую легкую руку: до завтра, до утра.
Глава девятая
1
Дрожащая, посерев лицом, стояла Виолетта перед матерью, только и смогла выговорить:
— Вот…
Анна Павловна взяла у нее из рук записку.
— Господи, как высокопарно, — произнесла она, прочитав. Потом всмотрелась в залитое слезами, ставшее детски беспомощным лицо дочери. — Ну, чего ты испугалась? Слова-то какие ведь выкопал! Что же это должно означать, а? Я не понимаю. Чего он хочет-то? — Она снова прочитала записку, замолчала. Тень испуга промелькнула у нее в глазах. Анна Павловна отошла к окну, минуты две она думала. Виолетта кусала губы, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
Мать отошла от окна, присела к гримерному столику, принялась спокойно натягивать новый корейский парик, темный, блестящий, душистый — гладкая стрижка с длинной челкой. В парике Анна Павловна сразу стала строже и ярче. Не спеша, она положила тени на веки, растушевала сиреневым подбровья.
Виолетта следила за ее размеренными движениями.
— Мама, да ты что? Как ты можешь!
— Что такое? — невнятно отозвалась та: она подводила губы. С перламутровым тюбиком в пальцах Анна Павловна повернулась к дочери. — Возьми себя в руки и успокойся. Ничего страшного не произошло. Хочешь, скажу — почему? — Анна Павловна снова отвернулась к зеркалу. — Я ведь все-таки актриса (она нравилась себе в зеркале) и изучала немножко психологию. Обыкновенный целевой невроз.
— Что, что? — Виолетта ссутулилась, потерянно и жадно слушала, стараясь отыскать в словах матери надежду и утешение.
— Дикий поступок. Чтобы обратить на себя внимание. Ему, бедняжке, сильно не везло в последнее время. А хотелось блистать. А тут еще ты. Так ведь? Неудачи… ты — с Олегом… Хотелось выделиться, выкинуть что-нибудь такое, чтобы ахнули. Вот и выкинул! Подростковая истерия. Его, видимо, все-таки переоценили как жокея. — Легким прикосновением Анна Павловна обласкала виски и челку. — Наверняка переоценили. Я лично сразу отдала предпочтение Николаеву и, как видишь, не ошиблась. На Дерби он был великолепен. Прекрасный мальчик! Как он всех раскидал! — Анна Павловна щегольнула словцом, подхваченным на ипподроме. — Слава, малышка, — страшная вещь! Ты еще молода, не понимаешь, а меня арена многому научила. Из-за славы, малышка…