Читать интересную книгу Второй день на царствии - Юрий Витальевич Яньшин

секретарем Таможенного союза, в должности которого и пребывал до тех пор, пока не стал советником Президента.

— Что ж, вполне обычная история карьерного чинуши. Не вижу, за какие такие заслуги его можно было бы назначать в Минфин, — проговорил Валерий Васильевич, разводя руками в непонимании.

— Дело не в его карьерных прыжках, а в том, что он изнутри знает проблему финансирования отраслей и направлений, умеет сверстывать бюджет и находить консенсус между противоположными сторонами. Кстати, это он отговорил в 2013-м Януковича от подписания Ассоциации с ЕС, раздобыв оригинал соглашения и сделав его перевод на хохломову.

— Ну, положим, не лично он добывал текст соглашения, а куда более ловкие ребята из СВР, — сморщился Афанасьев.

— Возможно, — не стал спорить Борис Иванович, — но вы наверное не в курсе, что это именно благодаря его стараниям в 2008-м на просторах СНГ не разгорелась таможенная война, а ведь все шло именно к тому.

— Ладно, не спорю, но что еще примечательного вы в нем находите, кроме ловкости и пронырливости?

— Пронырливость, как вы метко выразились, для Министра финансов — не самое плохое качество. Но кроме этого он еще и крупный ученый, имеющий в своем активе труды по выявлению неизвестных ранее закономерностей в смене технологических укладов. Где каждый уклад представляет воспроизводящуюся целостность технологически сопряжённых однородных по техническому уровню производств, в процессе развития мировой и национальных экономик, заключающаяся в том, что технологический уклад в своём жизненном цикле проходит фазы эмбрионального развития в условиях доминирования предшествующего технологического уклада, рождения при исчерпании последним возможностей расширения, роста, зрелости и упадка, проявляющиеся в форме длинноволновых колебаний экономической активности с чередованием периодов устойчивого подъёма и неустойчивого депрессивного состояния. Я хорошо знаком с этими его трудами, и полностью разделяю его взгляды в этом направлении.

Пока Юрьев произносил эту длинную и малопонятную тираду, лица его собеседников приобретали вид осунувшихся и потерявшихся во времени и пространстве людей, как будто они прослушали лекцию о «теории квантовой запутанности» на китайском языке. У бедняги Михайлова выпала авторучка из рук, а флегматичный до состояния нирваны Вальронд в изумлении открыл рот, повернувшись к оратору всем телом с переднего сиденья. Что уж говорить за Кондратьича, который чуть не врезался на полном ходу в едущий впереди БТР, по причине того, что усиленно старался понять абракадабру произнесенную Юрьевым. В состоянии ступора пребывали все за исключением Рудова, который шевельнув щеточкой своих седоватых усов, проворчал:

— Вы бы, Борис Иваныч, того… как бы это сказать, попроще, что ли, а то, понимаешь, создаете тут на ровном месте аварийную ситуацию. Чуть ли не половину хунты запросто могли уничтожить, птичка вы наша — Сирин.

— Прошу меня простить, если я слишком уж вычурно изъяснялся, — начал оправдываться Юрьев, но тут же осекся, встретившись взглядом с остекленевшими глазами Афанасьева. — Валерий Васильевич, что с вами?!

— А? Что? — встрепенулся тот, начиная приходить в себя. — Где я?! Кто вы?!

— Вы — Афанасьев Валерий Васильевич, — пролепетал не на шутку перепугавшийся адъютант, — а мы едем в вашей машине.

— Да?! — удивился тот. Затем немного помолчал, вздохнул и проговорил ни к селу, ни к городу. — Злые вы. Я домой хочу. К маме.

Машина взорвалась от дикого хохота, да так, что рулевое колесо в руках у Кондратьича опять начало рыскать из стороны в сторону, будто машиной управлял сильно нетрезвый человек. Смеялся и сам Афанасьев. Смеялся переломившись пополам Вальронд, наверное первый раз за много лет. Смеялся Юрьев, не ожидавший такой реакции со стороны руководства на свой ученый спич. Грохотал Рудов, у которого от смеха даже брызнули слезы из глаз. Дробным, козлиным смешком заливался Михайлов. Наконец, быстро отсмеявшись, Афанасьев вернулся к деловому тону:

— Ладно. Верю. Великий ученый этот ваш Глазырев, но ведь признайтесь, не за эти же его качества вы так ратуете за данную кандидатуру? Что-то, значит, есть в нем еще, или я ошибаюсь?

— Он внесен в санкционный список всех европейских государств и Соединенных Штатов.

— Ага, — вырвалось междометие из уст Верховного.

— И еще его люто ненавидит Кристин Лагард — директор-распорядитель МВФ.[106]

— За что?

— За его стойкое желание вырвать наш Центробанк из лап того же МВФ из-за его подчиненности внешним регуляторам и за навязанную нам, еще в бытность Касьянова, политику, так называемого «бюджетного правила».

— Вот с этого и надо было начинать, Борис Иваныч! — наставительно высказался диктатор. — Кстати, просветите-ка нас по поводу этого правила. Только, пожалуйста, без зауми, своими словами.

— По-простому, бюджетное правило — это указивка МВФ, которую они дают нам ежегодно о том, сколько нам печатать дензнаков и как расходовать профицит бюджета, буде он появится. Как сейчас помню, в 19-м, пока меня не выперли, я присутствовал на совместном ежегодном заседании с их посланниками. Простите, не удержусь, процитирую на память: «Официальным органам рекомендуется также воздерживаться от квазибюджетных операций со средствами Фонда национального благосостояния, а следует продолжать инвестировать их в качественные иностранные активы (даже после достижения ликвидной части фонда 7 % ВВП), чтобы сберечь ресурсы для будущих поколений и избежать процикличности».[107]

— Собаки, — скрипнул зубами Рудов. — Они нам еще приказывать будут, куда деньги вкладывать?!

— Да это и так из текста ясно куда — в иностранные активы, а не в собственную промышленность, — дополнил его Валерий Васильевич.

— За одно это его стоило бы назначить министром, — осторожно прозондировал почву будущий премьер.

— Да. Вы правы, Борис Иваныч, нашего эмиссионера ни в коем случае нельзя оставлять в их грязных ручонках, — утвердительно кивнув головой, процедил сквозь зубы Афанасьев.

— Кстати, о Центробанке, — встрял Сергей Иванович, — что вы Борис Иваныч думаете по поводу руководства нашим банком?

— Вы имеете в виду Эльвиру Сахипзадовну?

— Да. У нас все через это место проходит, — не совсем понял или не расслышал, как следует, ее отчество Рудов.

— Я думаю, что эта верная ученица Жака Аттали[108] слишком уж послушно ведет себя со своими кураторами из Бильдербергского клуба,[109] к тому же она, на мой взгляд, перестаралась в борьбе с инфляцией, а уж ее последние действия я вообще отказываюсь понимать.

— Ну-ка, ну-ка, пожалуйста, расскажите, — подался всем телом вперед Афанасьев, — а то мы, знаете, как-то не очень следили до сих пор за делами подобного рода.

— Нашего покойного президента можно критиковать за многие совершенные на посту деяния, но у него нельзя было отнять понимания истинной роли золота в качестве подушки безопасности для экономики в угрожаемый период. Он над каждым добытым килограммом трясся подобно мифологическому Кощею. И это благодаря именно его неустанным стараниям наши золотовалютные средства вышли