– На «чайках».
– У нас «кобры». Видал?
– Видел. Осилим, товарищ полковник.
– Сколько вылетов? – поинтересовался Покрышкин.
– Двести сорок, – отчеканил лейтенант, блеснув из-под нависшего лба сияющими глазами светло-карего цвета.
– Результат?
– Сто пятьдесят успешных штурмовок, четыре сбитых самолета.
– Теперь здоров? – спросил Дзусов.
– Хоть сегодня в бой.
– Хорошо. Кто следующий? – Комдив подошел к молоденькому лейтенанту с пушком на подбородке.
– Лейтенант Цветков!
– Давно в армии?
– С тридцать второго года.
– Ого! – недоуменно воскликнул полковник. – С пеленок, что ли?
– Воспитанник части, – пояснил Цветков.
– А на войне?
– С двадцать второго июня сорок первого года. Начал со Львова.
– Хорошо. Следующий, – продвинулся Дзусов.
– Лейтенант Трофимов, – степенно козырнул невысокий худенький летчик с выразительными голубыми глазами.
– Воевал?
– Три сбитых, товарищ полковник.
– А что такой худой, плохо кормили?
– Не в коня корм, – бросил реплику сосед, удивительно похожий на Трофимова, только поплотнее его. В строю хрюкнули. Дзусов строго посмотрел на соседа.
– Лейтенант Карпов, – невозмутимо козырнул летчик.
Комдив молча миновал его и подошел к следующему.
– А вы?
– Солдат Сухов.
– Как так солдат? Зачем мне солдат? Проверить! – Комдив повернулся к Покрышкину.
– Я летчик, товарищ полковник. Только после школы воевал в кавалерии, – объяснил стройный, подтянутый солдат. Гимнастерка, брюки, обмотки на ногах – все было на нем старенькое, выцветшее, но чистое и отглаженное. А выражение его лица, особенно озорных черных глаз, как бы говорило: «Пожалуйста, проверяйте. У меня все в порядке».
– Есть проверить! – повторил указание Покрышкин и невольно улыбнулся. Этот паренек ему сразу чем-то понравился. Так же представились другие летчики: Жердев, Кетов, Березкин.
Комдив уехал по своим делам, а Покрышкин задержался: хотелось поподробнее узнать о каждом новичке. На вид они выглядели неплохо, только вот Березкин. Худенький, не развит физически, не имеет опыта боевых действий. В 84-м полку летал на связном «По-2».
– Значит так, – объявил Покрышкин. – Сейчас пойду на задание, как вернусь, так и начнем занятия.
В первые жаркие июньские дни он часто летал на боевые задания, естественно, сильно уставал, поэтому занятия с молодыми летчиками проводил в основном на земле.
Оперативный отдел штаба 4-й воздушной армии, выполняя указание командующего фронтом генерал-лейтенанта Петрова, особое внимание стал уделять организации патрулирования истребителей над сухопутными войсками. Теперь прикрытие наземных войск и отражение массированных налетов противника они стали осуществлять путем выноса зон патрулирования за линию фронта на территорию, занимаемую врагом, и, кроме того, пролетом пар и групп истребителей в глубь немецкой территории с целью своевременного предупреждения КП истребительных частей о приближении вражеских самолетов и перехвата их на дальних подступах к прикрываемым зонам.
Такие полеты отнимали у летчиков много сил и энергии. Но уже седьмого июня немецкое командование приступило к переброске бомбардировочных подразделений на центральный участок Восточного фронта под Белгород и Курск. Количество самолето-вылетов в люфтваффе на Кубани резко сократилось.
Теперь Покрышкин мог всерьез взяться за молодых. Начал он с того, что слетал с каждым на «спарке» по кругу и в зону пилотажа, потом с каждым в паре, приказывая им по очереди выполнять роль то ведущего, то ведомого. Ребята оставили хорошее впечатление, их можно было быстро подготовить.
Но Березкина, по его мнению, следовало отправить обратно в запасной полк. Какой из него истребитель – машину пилотирует, как свой «кукурузник», шарик скольжения у него без движения, взлет и посадка мягкие. Покрышкин смотрел, смотрел, потом решительно заявил:
– Слезай! Ты что – молоко возить собрался или воевать? Так летают школьники, а не истребители! Понял? Иди походи по аэродрому, присмотрись, как другие летают, а потом еще раз попробуем…
Березкин чуть не заплакал от обиды. С восьмого класса он начал мечтать об авиации, стал заниматься спортом для укрепления мышц, добился, чтобы его приняли в аэроклуб и, наконец, стал пилотом. Вроде бы неплохо освоил «кобру», и на тебе, обратно в запасной полк.
– Не расстраивайся, Славик, – утешал друга Костя Сухов. – Еще не все пропало. Ведь он же не поставил вопрос о немедленном возвращении в запасной полк. Так? Он только сказал – иди присмотрись. Значит, у него есть на тебя виды. Согласен? А раз так, значит, надо налечь на учебу. Забудь, чему тебя учили в аэроклубе, всем этим дамским штучкам… Машиной нужно управлять по-мужски, решительно и резко, чтобы она чувствовала твердую мужскую руку. Понял?
Костя не заметил, как стал подражать Покрышкину в его манере говорить с человеком. А Слава, горько переживая, что завтра-послезавтра его друзья пойдут в бой, а он останется на аэродроме «волам хвосты крутить», и не подозревал, что Покрышкин просто применяет в отношении его своеобразный воспитательный прием. Считал, что каждый человек должен пробивать себе дорогу своим трудом, и чем с большими трудностями он столкнется, тем злее будет, и это пойдет ему на пользу в этой страшной войне. Бесцеремонно убрав молодого летчика с самолета, он раззадорил его, а теперь наблюдал, как он себя будет вести и что будет предпринимать.
Меж тем молодежь постигала секреты летного мастерства. Пуская учеников себе в хвост, Покрышкин показывал им свои приемы ухода из прицела противника, заставляя при этом каждого четко повторять все свои эволюции.
Улетая на очередное задание, он оставлял ребятам свой уже порядком истрепавшийся альбом и приказывал разобрать очередные фигуры, подготовить к его возвращению вопросы. Через час и двадцать минут, объявлял он, занятия будут продолжены. И точно, через час двадцать его машина заруливала в капонир, Покрышкин выбирался из кабины на крыло, вытирал вспотевший лоб, брал из протянутой Гришей Чувашкиным пачки папиросу, делал для успокоения несколько глубоких затяжек, потом говорил технику:
– Нормально. Тяпнул «месса»… Можешь нарисовать еще звездочку.
Потом спрыгивал на землю, отходил в сторонку, чтобы не мешать специалистам, подготавливающим истребитель к очередному вылету, и начинал разбор полета с летчиками своей группы.
Каждый из них докладывал: что делал, что видел, на что обратил внимание. Молодежь слушала одного – завидовала: какой дерзкий, смелый; слушала другого – недоумевала: переоценил противника, третьего – «слона» не заметил. А ведь все они обсуждали один эпизод.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});