Вадиму Фадееву, самому близкому другу, передал Покрышкин свой альбом схем и записей: «Учи только по ним. Тут обо всем сказано...»
Но летчики 16-го гвардейского полка не дали на допросах ни единого штриха в добавление к характеристике Исаева. Такого, чтобы Покрышкин трусливо повернул назад или бросил товарища, быть не могло. Своей поддержкой Вадим Фадеев и другие летчики не дали другу пропасть. В Новосибирске мать Ксения Степановна за здравие воина Александра зажгла свечи у Казанской иконы Божией Матери, у образа Николая Чудотворца...
Огромным волевым усилием Покрышкин переломил себя: «Я осознал, что поддался тогда слабости... Надо бороться за свою правоту, и бороться делом. Умирать — так в бою!»
Может быть, вырваться на фронт, в братский полк Маркелова, который сейчас где-то у Грозного? Нет, схватят и добавят обвинение в дезертирстве...
Неожиданно посыльный вызвал Покрышкина к Исаеву. Оказывается, командующий 4-й воздушной армией Н. Ф. Науменко, еще не знакомый с делом Покрышкина, приказал ему выступить перед летчиками 298-го полка, рассказать о «мессершмитте». Командиром полка оказался подполковник И. А. Тараненко. После этого выступления, ответов на вопросы довольные хозяева, командир и комиссар, пригласили гостя к столу. Удивленный свалившимися на голову капитана бедами, Тараненко, вспоминавший о ссоре в столовой как о недоразумении, обещал написать объяснение по этому поводу. Что интересно, 298-й полк, за бои на Кубани преобразованный в 104-й гвардейский, в августе 1943-го вошел в 9-ю гвардейскую дивизию, которой в дальнейшем командовал Покрышкин. Тараненко стал Героем Советского Союза, а после войны — генерал-лейтенантом.
...Прибывший из госпиталя, хотя еще и больной М. А. Погребной, ужаснувшись тому, как далеко зашло дело, у себя на квартире написал еще одну, объективную характеристику. Л. И. Павленко разоблачил обман Исаева, который не хотел отправлять этот документ в трибунал.
Клубок интриг начал разматываться в обратном направлении. Исаев все же не учел, что фронтовая репутация его комэска была очень высока. Покрышкин тайно в эшелоне автомашин, вспомнив переезды в детстве из Закаменки на левый берег Оби, уехал вслед за своим полком на новое место дислокации. Здесь о нем спросил полковник Волков, в дивизию которого на время вошел полк. Состоялся разговор с Волковым и его комиссаром, затем на полковом партбюро Александр Иванович был восстановлен в партии. Самое страшное, кажется, осталось позади...
Уже понявший, что «переборщил», Исаев предлагает Покрышкину должность своего заместителя, на что следует отказ. Александр Иванович снова командир эскадрильи. Будем воевать и воевать как надо! — скупо улыбается он в ответ на бурную радость своих ребят. Теперь никто не сможет им помешать... «Эх, Сашка! Я же говорил: все будет нормально!» — обнимет друга, заглянувшего в преисподнюю, Фадеев.
24 сентября полк перебазируется в дагестанский рыбачий поселок Манас для командирской учебы и летной тренировки на самолетах УТИ-4, Як-7 и «Киттихаук». Здесь Покрышкина вызывает уже сам командарм Николай Федорович Науменко. Генерал хочет развести Покрышкина и Исаева. Очевидно было, что после такого столкновения их отношения едва ли войдут в нормальную колею. Покрышкину предлагают должность заместителя командира полка, который перевооружается на новые Ла-5. Но своей волей Александр Иванович никогда не уйдет из родного полка! Покрышкин — воин и командир, каких в нашей армии всегда называли «батя». Одному из летчиков своей эскадрильи Василию Островскому, узнав, что его родители, братья и сестры расстреляны немцами за помощь партизанам, Александр Иванович так и сказал: «Считай меня своим «батей», нигде и никому не дам тебя в обиду...» В 30 лет после всего пережитого Покрышкин чувствовал себя ветераном, глядя на 20-летних подчиненных, убегающих после занятий на танцы...
Но, видимо, испытаниям был пока положен предел. В затерянном на карте советского юга поселке в нескольких десятках километров от Махачкалы ждала сурового летчика заслуженная награда судьбы.
В один из вечеров по прибытии в Манас Александр Иванович вместе с Андреем Трудом и Владимиром Бережным отправился в санчасть батальона аэродромного обслуживания (БАО) — навестить заболевшего Анатолия Комосу. Дежурила в тот вечер при свете коптилки из снарядной гильзы медсестра Мария Коржук. Было ей 20 лет. Как вспоминал один из пациентов лазарета тех дней: «...Миловидная девушка, даже в белом халате она выглядела элегантной. Волосы цвета спелой ржи красиво ниспадали на плечи. Приятный овал лица, открытый приветливый взгляд...»
Классическая любовь с первого взгляда. Покрышкина осенило: «Вот та девушка, которую я всю жизнь искал!». Спустя много лет Мария Кузьминична, среди многих талантов которой было и владение словом, оставила поэтичное описание той первой встречи:
«...В проеме открытой двери сначала послышались мужские голоса и смех, а затем появились три летчика... Смотрела на них, но почему-то видела только того, кто стоял в середине: капитан высокого роста, широкоплечий, подтянутый, с мужественным волевым лицом и большими серо-голубыми глазами. Природа как бы преднамеренно создала его для того, чтобы даже внешне быть только летчиком... В нем была какая-то серьезность и основательность.
«Это он!» — пронзила меня шальная мысль. Но я тут же устыдилась ее: «Господи, о чем это я думаю? Ведь я даже голоса его не слышала...»
- Капитан Покрышкин, зовут меня Саша, — представился он и, присев на скамейку, поинтересовался: — Что читаешь?
- «Отверженные» Виктора Гюго.
- Интересно было бы перечитать, я так давно ее читал, тем более что и сам недавно был отверженным.
Взглянув на него, я подумала: «Капитан, на груди орден Ленина — при чем здесь «отверженный»? Что за этим кроется?»
- А как зовут тебя?
- Кто как, — ответила я. — Кто Машей, кто Мусой... Он посмотрел на меня внимательно и как о деле решенном произнес:
- А я тебя буду звать — Мария.
- Фи, как грубо, — сказала я.
- Ничего, привыкнешь... — И действительно, всю жизнь имя Мария из его уст звучало для меня музыкой...
- А почему это вы меня все время на «ты» называете? Улыбнувшись, Саша заметил:
- А ты что, такая гордая?
- Да, я гордая.
- Виноват, исправлюсь. А то, что ты гордая, так это очень хорошо...»
Да, его Мария была гордой. Отвергнув притязания неравнодушного к ней, по возрасту годившегося в отцы подполковника начальника санчасти, она стойко переносила «гонения» — ночные дежурства по три-четыре раза в неделю. Совсем недавно их БАО был выведен с фронта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});