Когда я прочла в журнале дневник больного Пастернака[400]: «Если мне станет хуже, я хотел бы, чтобы ко мне позвали моих друзей», я подала прошение о визе, которую мне дали на 2 июня.
Поздним вечером 30 мая я стояла перед раскрытым чемоданом, в который собирала вещи для поездки к нему в Переделкино. Было уже за полночь, как вдруг по радио прозвучала, как гром, весть о смерти поэта, Нобелевского лауреата Бориса Пастернака[401].
К ИСТОРИИ ПОЯВЛЕНИЯ ВОСПОМИНАНИЙ ЛИЗЕЛОТТЫ ЛААБС О РЕНАТЕ ШВЕЙЦЕР
В 2003 году я познакомился с приехавшей из Германии Лилией Цибарт — организатором «Цветаевских костров» в Шварцвальде. Одной из тем наших бесед была влюбленность двух больших поэтов России: Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Я рассказывал о своих встречах с Ольгой Ивинской, мы побывали в Переделкине и Измалкове, на могилах Пастернака и Ивинской. В одном из рассказов упомянул о письме Лаабс к Ольге, пришедшем из Берлина в год 80-летия Ивинской. На письме был берлинский адрес, и я попросил Лилю узнать в Германии что-либо о Лизелотте, а быть может, и о жизни Ренаты Швейцер.
Через некоторое время от Лили приходит поразительная весть о том, что Лаабс жива и в апреле 2004 года ей исполнится 100 лет. Лиля с Лизелоттой обменялись письмами. И тогда я поспал через Лилю письмо для Лаабс:
Дорогая фрау Лизелотта!
Мне бесконечно радостно узнать о Вашем письме к моему другу Лилии Цибарт. Ваше явление на мои поиски сведений о Ренате Швейцер — элемент нового чуда, которое меня сопровождает с момента встречи в 1988 году с Ольгой Ивинской — последней, яркой и верной любовью одного из гениальных поэтов XX века Бориса Пастернака. Мне удалось в 1992 году издать в России книгу Ивинской «Годы с Борисом Пастернаком» к 80-летию Ольги Всеволодовны.
В то же время к ней пришло и письмо из Германии от Вас, знавшей Ренату Швейцер, которая очаровала своей перепиской Пастернака. Ольга с теплотой рассказала мне о встрече с Ренатой в Переделкине 17 апреля 1960 года, в день Пасхального Воскресения. В 1999 году оказал помощь в издании первой книги стихов Ивинской, которые она посвятила своему любимому — поэту Борису Пастернаку.
Книгу подготовили дочь Ольги, Ирина Емельянова-Козовая (профессор Сорбонны, с 1985 года живущая в Париже) и сын Ольги Митя (переводчик и поэт, живущий в Москве). Высылаю Вам в подарок эту книгу стихов Ольги «Земли раскрытое окно». Готовлю к изданию книгу о Борисе Пастернаке и Ольге, где приведу череду удивительных стихов поэта, связанных с жизнью и любовью Пастернака и Ольги. Много неизвестных любителям поэзии Пастернака комментариев к этим стихам поведала мне Ольга Ивинская за семь лет наших многочисленных встреч и бесед в ее московской квартирке на Вятской улице. Скончалась Ольга Ивинская 8 сентября 1995 года и покоится на переделкинском кладбище в двухстах метрах от могилы Пастернака. В свою книгу включаю материалы о Ренате Швейцер.
Искренне прошу Вас, любезная фрау Лизелотта, если возможно, прислать мне через Лилю некоторые сведения:
Краткую биографию Ренаты. Особо интересна ее творческая часть. Фотографию Ренаты.
Передать рассказ Ренаты о ее встрече с Пастернаком и Ольгой в Переделкине.
Сообщите, пожалуйста, об усилиях Ренаты по спасению Ольги, когда Ивинскую арестовали после смерти Пастернака.
О контактах Ренаты с Фельтринелли, Жаклин (финансовые, творческие и пр.), если о таковых Вам что-либо известно.
Буду Вам искренне благодарен за любую весточку.
Обнимаю. Ваш Б. Мансуров.
Я послал в Германию с этим письмом к фрау Лизелотте также книгу стихов Ольги Ивинской «Земли раскрытое окно» и копию письма фрау Лаабс к Ольге от 1992 года. Я просил Лилю встретиться с Лизелоттой и узнать что-либо о судьбе Ренаты Швейцер.
Лиля с интересом отнеслась к этому сложному вопросу и обратилась к Лаабс с просьбой о встрече. Фрау Лаабс с готовностью согласилась на встречу и пригласила Лилю в Берлин в дни празднования своего столетия в апреле 2004 года.
Привожу ниже текст беседы Лили с Лизелоттой Лаабс, который Лиля перевела на русский язык.
ИНТЕРВЬЮ С ЛИЗЕЛОТТОЙ ЛААБС
Лизелотта Лаабс, в девичестве — Хенер, отметила 19 апреля 2004 года 100-летний юбилей. В 2000 году в Берлине вышла ее книга «Жизнь Лило Хенер. Калейдоскоп одной древней жительницы Берлина». В этой книге есть описание эпизода «вызволения» денег, подаренных Пастернаком Ренате Швейцер (речь идет о 25 тысячах немецких марок), которые она никак не могла получить. Это было в 1959 году.
Фрау Лаабс любезно позволила мне в начале апреля 2004 года посетить ее и задать несколько вопросов. Об этом меня попросил Борис Мансуров. В Берлине я встретилась с женщиной необычайно ясного ума, сильной и волевой в свои 100 лет. Фрау Лаабс рассказала о том, как она познакомилась с Ренатой Швейцер.
Лизелотта Лаабс: В 1957 году я поступила на работу в клинику Вильмельсдорф в качестве социальной работницы. Помимо иных обязанностей моим долгом было выслушивать людей. В 1959 году мне позвонила одна дама, сказала, что она наша сотрудница, и попросила разрешения прийти. <…> Итак, эта дама пришла и представилась Ренатой Швейцер, сказав, что она работает массажисткой и занята лишь до обеда. До этого я не знала ее.
Она рассказала, что состоит в переписке с Борисом Пастернаком, что это необыкновенная, замечательная переписка, а потом принесла и показала мне несколько писем. Рената сказала, что Пастернак передает ей через одну графиню-парижанку деньги, но деньги эти Рената все еще не получила. Пастернак в каждом письме спрашивает, получила ли она их. И вот Рената Швейцер узнала, что я вскоре еду в Париж. Она попросила меня зайти к этой графине и поговорить от ее имени об этих деньгах. На что я ответила: «Да, но вы должны мне рассказать о себе, чтобы я знала, от чьего имени я выполняю поручение». Понимаете, я подумала, что, вероятно, есть же какая-то причина, из-за которой графиня не переводит деньги.
<…> Рената рассказала, что она много лет была спутницей жизни самого большого у нас по тем временам дирижера Фуртвенглера. Она приехала в Берлин из Гамбурга, чтобы учиться музыке. Происходила из зажиточной семьи. И вот она, живя в Берлине, впервые идет на концерт. В тот вечер дирижировал знаменитый Курт Фуртвенглер. Он потряс ее. Она, знаете ли, вообще была человеком легко воспламеняющимся, даже непредсказуемым. После концерта она зашла к нему в артистическую комнату. Домой к себе он поехал вместе с нею. Так началась дружба, которая длилась почти 20 лет. Он потребовал, чтобы она оставила учебу, студенчество и была полностью занята им.
Так мы говорили, я узнала многое о ней и спросила, могу ли я использовать эти данные в разговоре с графиней, если понадобится. Ответ был утвердительным. Мне это было необходимо на тот случай, если графиня в Париже подумает, что какая-то одинокая, находящаяся в нужде женщина из Берлина хочет примазаться к имени Пастернака. Приехав в Париж, я позвонила графине. Она назначила время около двух часов дня. <…> Мне открыл служащий. Мы прошли в комнату. Крошечная комната с видом на Сену.
<…> Я пробыла у нее примерно полчаса. Рассказала о причине своего прихода, об этих взаимосвязях. О Фуртвенглере тоже говорила. Мне показалось, что мой рассказ возымел действие и сыграл свою роль. Тогда она не сказала, что вышлет деньги. Мы простились. В беседе она была приятной, но сдержанной. Через 14 дней, когда я вернулась в Берлин, деньги уже давно были переведены. Рената, конечно, обрадовалась, пригласила меня к себе. Она жила тогда в Ланквице. Жила совершенно просто. В однокомнатной квартире. Совершенно просто! У нее была довольно большая коробка с письмами Фуртвенглера, более двухсот писем. Она показывала мне эти письма. Последнее письмо от него было <…> абсолютно невозможным, гнусным! Но его смерть она переживала сильно: несколько месяцев была больна, так безутешна была она из-за его смерти.
Позже я еще раз была у нее. В тот раз она показывала мне письма Пастернака. Это были совсем другие письма — полные любви. Интересные письма.
Однажды она пришла ко мне и сказала: «Я должна непременно поехать к Пастернаку. Не хотите ли вы меня сопровождать? Я не знаю русского, а вы хоть немного можете говорить».
Да, сказала я ей, но вы же помните, что в каждом письме, которое вы давали мне читать, он вам пишет: «Пожалуйста, не приезжай!» Думаю, он настаивал на этом потому, что на то были как личные, так и политические причины. Она, однако, с этим не считалась. В нашей клинике говорили, что она готова переступить через все, чтобы добиться своей цели! Я напомнила ей, что нам нельзя будет посетить его в Переделкине. Тогда нельзя было.
Несколько дней я думала. Все взвесила, но согласилась. У меня была еще такая мысль: может быть, я смогу ее удерживать от каких-то опрометчивых поступков, потому что я всегда думаю, что делаю. И вот уже все: она мне заказала и визу, и билет, я заболела гриппом с осложнением на легкие. Врачи сказали: «Ни в коем случае!» Сказать честно, это меня не сильно огорчило. Эта поездка была мне не очень-то по душе, говорю это открыто. Мне пришлось извиниться.