Читать интересную книгу Слезы темной воды - Корбан Эддисон

Но Дхуубан не обратил на него внимания.

– Могадишо? – с сияющим видом переспросил он. – Зачем нам было идти к Могадишо?

«Ты лжешь, – подумала Меган. – Теперь я это вижу. Но пойди пойми, где здесь правда, а где ложь».

– Я закончила с этим свидетелем, – лаконично сказала она, встала и посмотрела на Кайли и Исмаила. – Пойдемте со мной.

Она повела их по коридору в зал заседаний, где они до этого готовились. Когда Кайли закрыла дверь, Меган напустилась на Исмаила:

– Мне было бы гораздо легче, если бы вы поговорили со мной. Я как будто играю в шахматы в темноте.

Исмаил посмотрел на нее:

– Сейчас неподходящее время.

Она дала выход своему разочарованию:

– Вы точно сошли с ума. Он лжет под присягой, а вы спускаете ему это с рук. Дело идет о вашей жизни.

– Он хороший парень, – сказал Исмаил с приязнью, удивившей ее. – Я не виню его.

Меган покачала головой, злясь, но не зная, что с этим делать.

– Хорошо. По крайней мере, вы можете помочь мне понять его поведение. Что означали все эти улыбочки и цыканье зубом?

Исмаил заговорил откровенно:

– Когда он цыкал зубом, он обдумывал ваши слова. А когда улыбался – нервничал.

Меган стремительно анализировала сказанное. Дхуубан начал вести себя странно, когда она спросила его о вертолете, но отвечал без труда до тех пор, пока она не задала ему вопросы об автомате Исмаила и местонахождении лодки на воде. «Он не был готов к этим вопросам. Тут-то я и распознала ложь».

– Теперь я сообщил вам кое-что, правда? – сказал Исмаил.

Ее гнев начал стихать.

– Да, пожалуй.

Она посмотрела на часы. Была половина одиннадцатого.

– Идем точно по графику. Давайте поговорим с Османом.

* * *

Меган потребовалось семь часов, чтобы взять показания у остальных свидетелей. К тому времени, когда она позволила Масу встать со стула, она была совершенно вымотана, но довольна. Показания пролили новый свет на умы и личности обвинителей Исмаила, высветив общий пункт в их рассказах, – тот, где вымысел начинал сливаться с фактом: запуск военного вертолета.

Из всей группы Осман был наименее красноречивым и самым незрелым. Когда она задавала ему вопросы, периоды задумчивого молчания чередовались у него с бурными всплесками разговорчивости. Сондари оказался милым застенчивым подростком, чей рассказ разбил ей сердце. Он не желал отправляться с пиратами на дело; ему хотелось учиться в школе. Но его мать была слишком бедна, чтобы прокормить пятерых его братьев. Он украл пистолет у друга и присоединился к команде Гедефа в последнюю минуту. Мас был более расчетлив, чем другие, и более сдержан. Он отвечал на ее вопросы спокойно, глядя ей прямо в глаза. Кроме того, он, похоже, был единственным, кого не запугал Исмаил, с которым он постоянно обменивался взглядами во время дачи показаний.

Именно улыбки выдавали их игру. Когда Сондари говорил о выстрелах, он буквально весь светился. Осман вышел из своего нервозного состояния и тоже улыбнулся ей, хотя и не столь охотно. Даже Мас раз или два показал свои зубы, но только тогда, когда она задала ему вопросы, заставшие врасплох Дхуубана. Сондари и Осман предположили, что Исмаил стрелял в Дэниела и Квентина из одного и того же оружия. Но Мас заявил, что ничего об этом не знает, потому что, борясь с Исмаилом, не мог рассмотреть все как следует. Кроме того, он дал уклончивый ответ на вопрос о местонахождении лодки.

– Всем командовал Афиарех, – сказал он. – Я не знаю, куда он нас вез.

«Чушь», – написала Меган в блокноте.

Когда Мас вышел из комнаты со своим адвокатом, Меган посмотрела на Элдриджа Джордана.

– Мы можем поговорить?

Джордан кивнул. Афроамериканец лет за тридцать, с овальным лицом и живым взглядом, он был выпускником Принстона и юридического факультета Виргинского университета – тип амбициозного прокурора, которому рано или поздно суждено стать судьей. Они заняли свои места в зале заседаний, и Меган сразу перешла к делу:

– Элдридж, я очень вас уважаю. Я уважаю Клайда. Но показания пиратов не согласуются. Они говорят по заготовленному сценарию. Они следуют ему, пока не заходят в тупик, после чего начинают импровизировать. В Дэниела и Квентина стреляли из разного оружия. Утверждать, что Исмаил был единственным стрелком, просто бессмысленно.

Джордан сложил ладони домиком.

– Была драка. Он выпустил из рук автомат и подобрал другой. Если бы оружие было у нас, мы могли бы получить отпечатки пальцев, но оно лежит на дне океана. Все, что у нас есть, – это устные показания. И прямо сейчас ваш подопечный соглашается с ними. Он не отрицает, что именно он нажал на спусковой крючок.

– Вы заметили, как все они начинали улыбаться, как только речь заходила о стрельбе? – спросила она. – Сомалийцы всегда улыбаются, когда нервничают.

Взгляд Джордана потемнел.

– Если ваш подопечный хочет еще что-нибудь сказать, мы готовы его выслушать. Но сейчас наша теория – единственное, что согласуется с имеющимися показаниями. Пусть присяжные решат, правы мы или нет.

Меган покачала головой, зажатая в тиски между подзащитным, не желающим говорить, и системой, отдающей его судьбу в руки двенадцати обычных людей, не имеющих юридического образования и не знающих о Сомали ничего, кроме страшилок, увиденных в новостях.

– Я дам вам знать, если что-нибудь изменится, – сказала она и направилась к двери.

Ясмин

Средняя Джубба, СомалиКонец апреля 2012 года

Когда пошли дожди гу, мир Ясмин изменился. Земля пустыни, некогда сухая, как шкура слона, размягчилась и превратилась в глину, на которой прорастали целые поля травы и ярких цветов, казалось, существовавшие исключительно ради красоты. Джубба наполнилась дождевой водой, и ее вялое течение оживилось, ускорилось, разливая в воздухе журчание.

Ясмин бодро занималась своими обязанностями и при каждом удобном случае ходила к реке. Иногда в отдалении она замечала стада коз, рогатого скота и верблюдов, пасущихся на лугах. В другие дни она видела только деревья, поля, небо и облака: безмятежный Эдем, появившийся почти в одночасье, будто сам Бог коснулся земли и наполнил ее новой жизнью.

Джамаад загружала ее домашними делами, почти не оставляя ей свободного времени. Она убирала дом, стирала и чинила одежду, готовила еду, ходила за водой, кормила и поила молочную корову, которую купил им Наджиб перед последним отъездом. Когда у нее выдавалась свободная минута, она думала о своем разговоре с Исмаилом. Он назвал ее Косол. Это прозвище Адан дал ей, когда она была маленькой девочкой. Она любила смеяться. Ей очень хотелось восстановить эту часть себя. Как славно было бы снова стать свободной, бегать с ветром, петь с птицами и хохотать просто потому, что это так весело!

Каждую третью ночь она забиралась на дерево хигло и проверяла телефон – нет ли новых сообщений, но ее почтовый ящик всегда был пуст. Она понимала, почему Исмаил молчит, но это разочаровывало ее. Перед нападением на школу они были так близки, всем делились друг с другом. «Скоро, – заверила она себя. – Скоро я его снова увижу».

Потом в один прекрасный день, подметая в гостиной, она услышала, что в деревне поднялся шум. Она ощутила холодный укол дурного предчувствия. Ясмин надеялась получить какое-нибудь предупреждение о возвращении Наджиба. Она каждый день спрашивала Джамаад, нет ли новостей, но женщина отмахивалась от нее со словами: «Он вернется, когда вернется, дитя. Так он себя защищает».

Ясмин поспешно накинула вуаль и пошла к воротам ждать его. Когда пикап повернул во двор, она с облегчением увидела, что на этот раз он привез с собой всего двух человек. Они будут спать во дворе, и ей станет трудно проверять телефон. Но, если повезет, ночь будет темной и она сумеет пробраться к тайнику бесшумно. Она про себя помолилась, чтобы небо закрылось тучами, и поздоровалась с мужем.

* * *

Вечером, покончив с делами, она отправилась в свою комнату и приготовилась принимать его – зажгла ладан, умастила кожу розовым маслом. Он явился к ней, как призрак, бесшумно выскользнув из тени на свет. Она посмотрела ему в глаза, надеясь увидеть в них нежность, но видела лишь желание. Он овладел ею, не произнеся ни слова, утолил похоть и исчез так же быстро, как пришел.

Она накрылась одеялом и легла на кровать, пытаясь понять смысл его молчания. Он сердится, потому что она до сих пор не смогла зачать? Или его тревожит что-то иное? «И то и другое – решила она. – Он злится на меня и злится на войну. АМИСОМ отвоевывает город за городом. Скоро они вернут Кисмайо и лишат “Шабааб” основного источника доходов. И тогда Наджибу останется одно – убивать».

Ясмин лежала тихо, думая, что он может вернуться, чтобы снова овладеть ею. Но время шло, а он все не появлялся. На другой стороне дома у него была своя спальня. Вероятно, он собирался ночевать там. Она погасила свечи и выключила фонарь, погрузив комнату во тьму. Потом подошла к окну, отодвинула занавеску и выглянула на улицу. Его людей она не увидела и не услышала. «Субханаллах! – думала Ясмин. – Они спят во дворе, в хлеву, который Наджиб построил для коровы».