— Он отверг меня.
Бэлла вскинула голову.
— Что?
— Я больше не Первая Супруга.
— Вот… черт.
— Так что я действительно должна вернуться в Святилище. Чтобы ему было легче выбрать ту, что займет мое место.
То, что она сказала, было правильным, но на самом деле, она сама в это не верила. И голос выдавал ее чувства. Даже она слышала свою неискренность.
Забавно, но умение говорить одно, в то же время утаивая свои истинные мысли, было мастерством, которое она отточила еще за время, проведенное на Другой Стороне. Когда она жила там, ложь была делом простым и обыденным, как белые одежды, традиционный способ укладывать волосы или механическое заучивание церемониальных текстов.
Теперь же лгать было очень тяжело.
— Не обижайся, — сказала Бэлла, — Но мой внутренний измеритель вранья зашкаливает.
— Измеритель… вранья?
— Ты врешь мне. Послушай, я могу дать тебе непрошеный совет?
— Конечно.
— Не позволяй, чтобы тебя поглотила вся эта ситуация с Избранными. Не вздумай затеряться в этом. Если ты действительно веришь в то, чему тебя учили — это прекрасно. Но если тебе постоянно приходится бороться со своим внутренним голосом, значит, это не твоя судьба. Уметь хорошо врать — едва ли добродетель.
Все было именно так, подумала Кормия. Именно этим она и занималась всю жизнь. Лгала.
Бэлла приподнялась на подушках.
— Я не знаю, как много ты слышала обо мне, но у меня есть брат. Ривендж. Он жесткий и властный мужчина, всегда таким был, но я люблю его, и мы очень близки. Мой отец умер, когда мне было четыре года, и Рив встал во главе семьи. Рив замечательно заботился о нас, но в то же время — он нас контролировал настолько, что в конечном итоге я уехала из семейного дома. Я должна была… Он сводил меня с ума. Господи, ты бы слышала, как мы ругались. Рив не имел в виду ничего плохого, но он приверженец старого воспитания, очень традиционного, и это значит, что все решения принимал только он.
— Но, похоже, что при этом, он все равно оставался достойным мужчиной.
— Абсолютно. Но дело в том, что после двадцати пяти лет под его тотальным контролем, я оставалась просто его сестрой, а не самой собой, если ты понимаешь, о чем я. — Бэлла потянулась и взяла Кормия за руку. — Лучшее, что я тогда сделала — просто ушла и познала себя. — Ее глаза загорелись. — Было не легко, и прошло… не без последствий. Но, даже не смотря на то, что мне пришлось пережить, я все равно настоятельно рекомендую тебе решить, кто ты есть на самом деле. Я имею в виду, знаешь ли ты, кто ты, как личность?
— Я Избранная.
— А еще?
— И… все.
Бэллы сжала ее ладонь.
— Задумайся, Кормия, и начни с малого. Какой твой любимый цвет? Что ты любишь есть? Рано ли ты встаешь? Что делает тебя счастливой? От чего ты грустишь?
Кормия посмотрела туда, где стояла кадильница, и подумала обо всех молитвах, которые знала, молитвах, которые подходили под каждый жизненный случай. Подумала о песнопениях. И церемониях. В ее распоряжении был огромный духовный словарь, но это были лишь слова, не действия.
Вот и все. Или нет?
Она посмотрела Бэлле в глаза.
— Я знаю… Я люблю розы цвета чайной лаванды. И я люблю строить разные конструкции у себя в голове.
Бэлла улыбнулась, а затем зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— А это, подруга, хорошее начало. Ну, ты хочешь досмотреть «Проект Подиум»? Пока ты со мной, телевизор отвлечет тебя от тягостных мыслей, а Фритц придет с обедом не раньше чем через двадцать минут.
Кормия откинулась на подушки рядом со своей… подругой. Не сестрой, нет, а с подругой.
— Спасибо, Бэлла. Спасибо тебе.
— Пожалуйста. И я люблю ладан. Он очень успокаивает.
Бэлла направила пульт на телевизор, нажала какие-то кнопки, и на плоском экране появился Тим Ганн. Он был в швейной мастерской, его аккуратно уложенные серебряные волосы напоминали отглаженную ткань. Рядом с ним стояла одна из дизайнеров и, качая головой, смотрела на свое частично раскроенное красное платье.
— Спасибо, — снова сказала Кормия, не поворачивая головы.
Бэлла просто протянула руку и сжала ладонь девушки, и они обе сосредоточились на том, что происходило на экране.
Глава 29
Пошатываясь, Лэш покинул дом своих родителей. Его руки были обагрены кровью. Колени тряслись, шаг был отрывистым. Споткнувшись о собственные ноги, он посмотрел вниз. О, Боже, его рубашка и сапоги тоже были покрыты этим дерьмом.
Мистер Д выскочил из Фокуса.
— Вы ранены?
Лэш не нашел, что ответить. Обмякший и дрожащий, он едва мог стоять на ногах.
— Это заняло… больше времени, чем я думал.
— Ну, теперь, сэр, давайте-ка, садитесь в машину.
Лэш позволил низенькому парню подвести себя к машине и усадить на пассажирское сидение.
— Что это у Вас с руками, сэр…?
Лэш отодвинул лессера в сторону и наклонился, его душили рвотные спазмы. Что-то черное и вязкое выходило из его рта и стекало по подбородку. Он вытер и посмотрел, что это было.
Не кровь. По крайней мере, не такая как обычно…
— Я убил их, — сказал он хрипло.
Лессер опустился перед ним на колени.
— Конечно, вы сделали это, и Ваш папочка может Вами очень гордиться. Эти сволочи никак не Ваше будущее. Ваше будущее — это мы.
Сцена произошедшего постоянно прокручивалась в голове Лэша, и он тщетно пытался остановить ужасные картины.
— Моя мать кричала громче всех. Когда она увидела, как я убиваю своего отца.
— Не отца. И она не была вашей матерью. Животные. Они же были простыми животными. Это как убить оленя… или, нет, крысу, понимаете? Они же паразиты. — Убийца покачал головой. — Они были не такие, как Вы. Вы просто думали, что они такие же.
Лэш посмотрел на свои руки. В одной была цепь, в другой нож.
— Так много крови.
— Да уж. От них всегда море крови, от этих вампиров.
Последовало долгое молчание. Которое, как показалось, длилось год.
— Послушайте, сэр, у Вас тут бассейн имеется где-то рядом?
Когда Лэш кивнул, лессер спросил:
— На заднем дворе?
Лэш снова кивнул.
— Отлично, мы отведем Вас туда, и Вы умоетесь. И здесь на заднем сидении есть чистая одежда, так что сможете переодеться.
Еще до того, как Лэш осознал, он уже был в душевой бассейна. Смывая с себя кровь своих родителей, он смотрел на красную воду, стекающую воронкой в канализацию у него под ногами. Он вымыл нож и цепь, вышел из душа, и прежде чем обернуться в полотенце, повесил стальные звенья себе на шею.
На цепи висели две собачьих бирки. На одной значился номер родословной ротвейлера, а на второй — дата смерти Короля.