Но что, если он ошибался относительно местонахождения Эммы? Вдруг ему и в этот раз не удастся найти Хельвиту? Неожиданно обрушевшееся понимание, казалось, лишило его способности мыслить.
Неожиданное понимание… Ведь Гаррет тоже был захвачен. Каким-то образом пленен… Каким-то?! Став свидетелем мастерства Люсии, почувствовав на себе силу Регины, а также скорость Никс и абсолютную холодность и злобу Кадерин, Лаклейн понял, что недооценил врага.
— Гаррет у валькирий, — сказал он Боу по встроенному в машине телефону, пока Харман гнал по туманным улицам Шотландии. — Вызволите его!
— Проклятье! Это не так то и легко, Лаклейн.
Нет, это легко. Лаклейн хотел, чтобы Гаррета освободили. А Боу был сильным ликаном, известным своей безжалостностью.
— Освободите его, — прорычал он.
— Мы не можем. Не хотел тебе этого говорить, но их замок стерегут чертовы призраки.
Гаррет, последний из членов его семьи, находился в когтях у безумного и безжалостного существа, под охраной античного бедствия.
И… Эмма тоже его покинула.
Сознательно его оставила. Совершила осознанную попытку его бросить. Подползла к гребаной протянутой руке вампира…
Глаза заволокла пелена.
Нет, нужно бороться. Снова и снова он перебирал в голове всё, что знал о ней, в надежде найти подсказку к пониманию мотивов ее поступка.
Семьдесят лет. Колледж. Преследуемая вампирами. Именно ее они разыскивали все это время. Но с какой целью? Какая фракция? Анника — была ее приемной матерью. Настоящая же мать Эммы, по ее словам, являлась лидийским потомком. Елена. Вот от кого ей досталась ее красота.
Когда они приблизились к аэропорту, солнце почти взошло. Лаклейн зарычал от отчаяния. Теперь он ненавидел восход, и никогда больше не хотел его видеть. Она была где-то там, и он не мог ее защитить. А вдруг ее уже пригвоздили к земле, оставив умирать в открытом поле?! Он так сильно вонзился когтями в кожу, что на ладонях выступила кровь, рана на руке все еще оставалась не обработанной.
Думай! Прокрути в голове все, что узнал о ней. Ей семьдесят лет. Колледж…
Он нахмурился. Ему и раньше случалось встречать лидийских женщин. У них была бледная кожа, как у Эммы, но темные волосы и глаза. А Эмма была светловолосой и голубоглазой.
Значит, ее отец тоже должен быть…
Лаклейн замер. Нет!
Не возможно!
«А что, если он мой отец?» — спросила как-то Эмма.
И Лаклейн ответил… что ребенок Деместриу был бы злобным, грязным паразитом.
Нет.
Даже если его разум принял то, что она дочь Деместриу, сам Лаклейн не мог смириться с тем, что она сейчас в его руках. И ведь это его бездумные слова могли толкнуть ее на такой поступок.
Отправиться в Хельвиту, к Деместриу, который, не моргнув и глазом, разорвал бы на куски даже собственную дочь, пока та умоляла бы о смерти.
Если ему не удастся скоро ее найти…
Лаклейну предстояло не просто найти Хельвиту, а сделать это быстро. А он уже обыскивал тот регион России вдоль и поперек, все тщетно. Возможно, в прошлый раз он и был близок к тому, чтобы обнаружить место, но его поймала и жестоко избила дюжина перемещающихся вампиров.
Он отправится в Россию и снова найдет ее…
В сознании всплыла картина: Эмма под ним, ее голова лежит на подушке, окутывая Лаклейна изысканным ароматом ее волос. Он бы никогда не забыл ее запах. С той самой первой ночи, как узнал в ней свою пару, Лаклейн навсегда запомнил этот аромат, впитал в себя. Внезапное воспоминание дало подсказку, намекая ему использовать этот запах.
Он сможет ее найти. Ему это уже удавалось. Стоит только оказаться поблизости от Эммы, и он сможет проследить ее прямо до Хельвиты.
Лаклейну было суждено отыскать ее.
***
Низкий голос раздался из темноты:
— Что ж, посмотрим-ка, за кем гонялся мой генерал.
Эмма взглянула в направлении, откуда донесся звук. Еще секунду назад она, без сомнения, была одна в комнате. Но уже в следующее мгновение — еще до того, как он зажег лампу, — Эмма заметила фигуру, сидящую за большим столом. Глаза вампира сверкнули красным.
Казалось, от него исходило напряжение. Он смотрел на нее так, будто видел привидение.
Совсем одна, она была вынуждена ждать в этом жутком замке, слушая то и дело раздающиеся снизу крики, которые стихли только к восходу. За это время она прошла через своего рода катарсис. Ее мысли прояснились, а решительность только усилилась, став абсолютной. Она чувствовала себя так, как, ей казалось, чувствовали себя ее тетки перед великой битвой. И теперь она ждала, чтобы все закончить… так или иначе. Эмма знала — эту комнату живым покинет только один из них.
Деместриу вызвал стражу.
— Когда Иво вернется, не впускай его сюда, — приказал он вампиру. — Какой бы ни была причина. И ни слова о том, что нашел ее. Если проговоришься, то лишишься внутренностей на долгие годы.
Что ж. Она росла, слушая не менее популярные в Ллоре угрозы — те, что начинались с «если этого не произойдет или не случится» и заканчивались «тогда приготовься к последствиям» — но этот парень был не плох.
Переместившись к двери, Деместриу закрыл ее за стражником на засов.
Знаааачит… никто не может переместиться внутрь или наружу, и теперь, никто также не может выйти отсюда?
Когда Деместриу вернулся на свое место, любое удивление, которое он испытывал до этого, исчезло. Он хладнокровно ее изучал.
— Ты точная копия своей матери.
— Спасибо. Мои тетки часто говорили то же самое.
— Я знал, что Иво что-то задумал. Знал, что он что-то разыскивал и что потерял дюжины наших солдат — в одной только Шотландии троих. Поэтому решил забрать у него то, к чему он так усердно подбирался. Но не ожидал, что это будет моя дочь.
— Что ему от меня нужно? — спросила она, хотя и догадывалась, теперь, когда имела четкое представление о своей гребаной родословной.
— Иво веками что-то замышлял, целясь на мою корону. Но он знал, единственное, что Орда считает священным — это кровное родство. Он не смог бы править, не имея связи с королевской семьей. И так случилось, что он нашел эту связь. В моей дочери.
— Так он решил, что просто убьет тебя и заставит меня выйти за него?
— Именно, — последовала пауза, и затем он спросил: — Почему ты никогда не искала меня до этого дня?
— Я узнала о том, что ты мой отец примерно восемь часов назад.
В его глазах вдруг мелькнули чувства, но они оказались столь мимолетны, что Эмма подумала, будто ей привиделось.
— Твоя мать…не сказала тебе?
— Я не знала ее. Она умерла сразу после моего рождения.