Несмотря на то что Тредиаковский практически покинул светское общество и ушел в схиму, травля его как автора «Тилемахиды» и «Трех рассуждений о трех главнейших древностях Российских» продолжалась. Другого ожидать не приходилось, поскольку Тредиаковский пошел на неслыханную дерзость: рассуждать о первенстве и достоинствах славянского языка… весьма аргументировано доказывая оное даже с точки зрения общепринятой в то время (и до сих пор у многих, к сожалению!) библейской концепции существования мира. Такого допустить было никак нельзя!!! Вторая часть его книги начинается так:
«О первоналичии Россов». Ясно же, если доказано первенство языка, то естественно доказано было тем самым и первенство, первоналичие словенского и, в первую очередь, росского народа». Тут и началась травля – замалчивание, насмешки, изгнание из Академии Наук, которой заправляли все те же немцы. Несомненно, вся эта травля и безобразие усугубила и без того болезненное состояние Василия Кирилловича и приблизила его кончину.
Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что Екатерина Вторая была прекрасно осведомлена о существовании славянской докириллической письменности, о чем не преминула сообщить в одном из писем Вольтеру, показав ему тем самым, что она управляет не варварами, а народом с глубинной историей. Тем самым, значит, и возвеличив себя в его глазах за счет того самого унижаемого народа. Но Тредиаковскому она позволить этого не могла, как не могла простить аналогию своего воцарения на престоле, четко прописанную в его переведенной «Телемахиде»:
Та и-причина, что До́бры Цари бывают прередко,А по-пребо́льшей части они толь Злы-и-Злотво́рны,Что отнюдь не-могли б Справедливы быть Вышнии Боги,Ежели б по степени в жизни их Злодеяний,Не казнили уже́ тех в муках вечных по́-смерти[474].
За свои злодеяния на земле «Цари» в «Тилемахиде» «заключены страдать и мучиться зельно» в Аду:
Страшно было видеть ему, коль-Цари жесточайшеМучимы суть, погрешивших всех других Человеков.Как? Помышлял он, толико должностей, бедствий толико,Казней толь, и трудностей толь к познанию Правды,Чтоб от-Других как, от самих и-себя защититься!А наконец, толь-мучение лютое оным во-Аде,Толь по за́вистях многих себе, суетах по-то́ликих,И по-толиких дознанных противностях в жизни прекратко[475].
Валерий Васильев в предисловии к последнему изданию книги В. К. Тредиаковского пишет: «Россией триста лет управляли Романовы, практически немцы по крови и воспитанию, и никакого «превосходства» словенского языка они, естественно, допустить не могли, не говоря уже о «первоначалии Россов». Тщились видеть в этой роли себя однако, но, увы…
Надеемся, что все же наконец-то наступит новая эпоха, в которой восстановится историческая справедливость и будут востребованы идеи и факты, изложенные Тредиаковским в своих произведениях, в частности, в области звукообразной этимологии…»[476].
У самого же Василия Кирилловича уже не было никаких сил, чтобы отвечать на все эти выпады многочисленных злопыхателей. Все силы и разум свой он положил на алтарь своего последнего труда. Метроном отбивал последние годы, месяцы, недели, дни и часы этой многотрудной, но в то же время счастливой жизни. Жизни полностью, без остатка отданной на благо любимой России, о процветании которой он думал до последнего вдоха. Умер Василий Кириллович Тредиаковский 6 августа 1768 года. По одним сведениям похоронен в Петербурге, по другим – в Москве, на Лубянке, в древней Гребенской церкви, позже снесенной. Могилы его до наших дней не сохранилось[477]. Нам представляется, что похоронен он был на погосте Черниговского Троицко-Ильинского монастыря.
Недописанная рукопись «Слова о полку Игореве» оказалась в руках Иоиля Быковского, пообещавшего умирающему В. К. Тредиаковскому завершить его работу и опубликовать по мере готовности. Дальнейшая судьба протографа нам уже известна из вышеизложенного.
Таким образом, к автору в лице В. К. Тредиаковского невольно подключились еще два соавтора. Во-первых, Иоиль Быковский, дописавший последнюю главу – «Возвращение князя Игоря из плена», где впервые появляются атрибуты православного христианства: храм Святой Богородицы Пирогощей и традиционное окончание церковно-славянских произведений «Аминь». Можно даже «вычислить», с какого момента побега Игоря из плена начал дописывать поэму И. Быковский: «Солнце свѣтится на небесѣ – Игорь князь вѣ Руской земли», поскольку далее до самого конца Песни нет ни одной энклитики. Кроме того, он переписал протограф древнеславянским письмом (полууставом).
Во-вторых, сопричастным к написанию «Слова» оказался граф Мусин-Пушкин, самостоятельно, а возможно с помощью И. П. Елагина и И. Н. Болтина, «затемнивший» текст «Слова» для придания ему древнего происхождения. С этой же целью в текст поэмы были введены многочисленные гапаксы и сделаны перестановки. Нужно отдать должное этим, мастерски встроенным конъектурам, природа которых не нашла полного объяснения до сегодняшнего дня. На этом же этапе в ткань Песни был «вплетен» фрагмент из жизни Всеслава Полоцкого.
Итак, «авторов» трое, но оставили ли они некий знак о своем авторстве в самой поэме, как это было принято в древне– и среднеславянской литературной традиции? Авторы летописных сводов и отдельных летописей, как правило, оставляли свое имя в зашифрованном виде в конце летописного труда. Соавторы «Слова о полку Игореве» уже по традиции нового времени оставили свое имя в начале повествования: «Боянъ бо вѣщіи, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълком по земли, шизымъ орломъ подъ облакы?». Итак, автор повести коллективный, и имя ему «Троян» в составе: соловья, что «мыслію растекашется» <генеалогическому, то есть историческому> древу – поэт и историк В. К. Тредиаковский; сизого орла, парящего под облаками, т. е. духовного лица Иоиля Быковского; наконец, серого волка, рыскающего «по земли», иными словами менеджера – графа Мусина-Пушкина, поистине «серого кардинала», обеспечившего реализацию проекта за счет своих и государственных средств (волка ноги кормят).
По существу, мистификацию протографа «Слова о полку Игореве» осуществил именно Мусин-Пушкин. Похоже, что к концу своей жизни он совершил акт покаяния за содеянное прегрешение.
Если провести историческую параллель, то А. И. МусинПушкин и сотоварищисделали из рукописи В. К. Тредиаковского нечто похожее на то, что всю свою сознательную жизнь делал Петр Павлович Ершов (1815—1889 годы), «усовершенствуя» сказку «Конек-Горбунок», написанную в 1834 году А. С. Пушкиным. Из цензурных соображений Пушкин пошел на мистификацию, памятуя, что в противном случае произведение не могло быть опубликованным.
Версия пушкинского авторства сказки «Конек-Горбунок» была впервые выдвинута Александром Лацисом в 1993 году, а в 1996 году в виде статьи «Верните Лошадь!» опубликована в пушкинской газете «Автограф». В последующем статья А. Лациса неоднократно издавалась в различных СМИ, в том числе в книге «Верните Лошадь!», вышедшей в 2003 году в издательстве «Московские учебники и Картолитография» и переизданной в 2013 году издательством «Алгоритм» под названием «Почему плакал Пушкин».
Большую работу по восстановлению первоначального текста «Конька-Горбунка» проделал известный журналистпушкинист В. А. Козаровецкий, опубликовав в 2009 году восстановленный текст сказки в издательстве ООО НПЦ ПРАКСИС, предпослав изданию обстоятельную, информационнонасыщенную вступительную статью: «Сказка – ложь, да в ней намек». В книге впервые опубликована первоначальная пушкинская редакция сказки, включающая цензурные изъятия 1834 года. Учтена также пушкинская правка сказки, не вошедшая в издание 1834 года.
Итак, Троян – коллективный автор «Слова о полку Игореве» – многое объясняет в загадке появления в повести многочисленных «троянизмов», не нашедших разумного объяснения до сегодняшнего дня.
Первые издатели «Слова…» отказались прокомментировать имя Трояна, указав: «Кто сей Троян, догадаться ни по чему невозможно».
Одной из первых версий была версия мифологического направления, согласно которой:
Троян – не историческая, а мифическая личность, славянское языческое божество. Эта точка зрения основывается на упоминании двумя древнерусскими памятниками языческого бога Трояна и на сказаниях южных славян о царе Трояне, погибшем от солнечных лучей. Возражения против этого мифологического направления состоят в том, что Троян не считается главным, верховным богом славян, а следовательно, он никак не может олицетворять ни язычество в целом, ни последний век язычества.