Одной из первых версий была версия мифологического направления, согласно которой:
Троян – не историческая, а мифическая личность, славянское языческое божество. Эта точка зрения основывается на упоминании двумя древнерусскими памятниками языческого бога Трояна и на сказаниях южных славян о царе Трояне, погибшем от солнечных лучей. Возражения против этого мифологического направления состоят в том, что Троян не считается главным, верховным богом славян, а следовательно, он никак не может олицетворять ни язычество в целом, ни последний век язычества.
Известный историк XIX века Костомаров выдвинул гипотезу, согласно которой Трояны – это три полянских князя, основатели Киева: Кий, Щек и Хорив, «Земля Трояня» – земля Киевской Руси (Троя или Троянь), основанная Троянами, то есть тремя братьями, на трех горах. «Века Трояна» Костомаров объясняет как древнюю священную старину народных преданий, воспетую Бояном. «Тропа Трояна» – это путь полян из степей на Киевские горы под предводительством трех братьев «Троянов».
Любознательный читатель:
– Однако в Запеве «Слова о полку Игореве» говорится не о Трояне, а о «вѣщем Боянѣ»?
– Это так, но уже через одну строфу этот первый Боян дезавуирован настоящим Бояном, который «…не 10 соколовъ на стадо лебедѣй пущаше, нъ своя вѣщiа персты на живая струны въскладаше; они же сами княземъ славу рокотаху». «Трояны» поостереглись напрямую «высветить» свое имя, посчитав, что мистификация быстро раскроется. И не ошиблись: более 200 лет «Трояны» под именем «Бояна» не были расшифрованы.
Историк И. Е. Забелин поддержал идею Костомарова о трех братьях-киевлянах, обобщив ее на все времена зарождения государственности на русской земле. В книге «История русской жизни с древнейших времен» он высказал мысль о том, что Трояном в «Слове» назван весь русский княжеский род. При этом он ссылается на «идею трехбратного рода у славян», указывая на легенды о трех братьях-скифах, трех братьях – основателях Киева, о трех братьях – основателях русской государственности (Рюрик, Трувор, Синеус)[478].
Эпилог
На седьмомъ вѣцѣТроянивръже Всеславъ жребейо дѣвицю себѣ любу.
«Слово о полку Игореве»
Мысль И. Е. Забелина о «трехбратнем роде у славян» весьма плодотворна в том плане, что «трехбратство» свойственно было не только легендарным князьям – основателям первых государственных образований Древней Руси (Азово-Черноморская Русь, Новгород-Балтийская Русь и Днепровская (Киевская) Русь), но оно проходит красной нитью и вовсех формах устного народного творчества (эпосы, былины,сказания, думы, сказки, наконец). Число «три» в результатеприобрело некий магический оттенок: «Три богатыря» в лице Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича воплощают собой пограничную стражу на рубежах, особо подверженных нападениям степняков, возглавляемых, как правило, трехглавыми Соловьями-Разбойниками. Обратим внимание и на то, что эта троица богатырей имеет характерное для своего времени социальное происхождение: князь – Добрыня Никитич; представитель крестьянства – Илья Муромец и священнослужитель – Алеша Попович. Случилось так, что и коллективный автор «Слова о полку Игореве» имеет аналогичную сословную принадлежность: В. К. Тредиаковский – выходец из простого народа; Иоиль Быковский – священнослужитель; А. И. Мусин-Пушкин – граф, особа, приближенная к трону, своеобразные «три богатыря».
Любая крестьянская семья мечтала и, как правило, воплощала эту мечту в реальную действительность – иметь трех сыновей: одного для Бога (частая смертность младенцев); другого для Царя (долгосрочная служба в армии); третьего для себя, то есть фактически для продления рода. А ежели выживали все трое, то они становились героями народного эпоса, каждый из них наделялся характерными поведенческими качествами, например, как у А. С. Пушкина в «Коньке-Горбунке»:
У крестьянина три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак[479].
Какими высокими чувствами любви к своим детям, оптимизма об их будущем и неиссякаемым юмором обладал русский народ, называя «дураком» самого умного и удачливого по жизни младшего сына?
Вполне закономерно, что притчи о трех братьях, трех героях (или антигероях), «Троице» и «Трое» из народного эпоса переместились в литературу. Вот уже княгиня Ярославна в «Слове о полку Игореве» в своем плаче взывает к трем стихиям: ветру, Днепру и Солнцу. А вот уже у А. С. Пушкина: «Три девицы под окном // пряли поздно вечерком» в «Сказке о Царе Салтане…». У него же в «Руслане и Людмиле» на свадьбе Руслана и Людмилы:
Сидят три витязя младыя;Безмолвны за ковшом пустым,……………………………………Не слышат вещего Бояна;Потупили смущенный взгляд;То три соперника Руслана;В душе несчастные таятЛюбви и ненависти яд.
(Рогдай – воитель смелый, Фарлаф – крикун надменный, хазарский хан Ратмир. – А. К.)
Все трое бледны и угрюмы,
И пир веселый им не в пир[480].
Удивительно, но случилось так, что также как над созданием «Слова о полку Игореве», так и над доработкой его первоначального текста «под древность», а также над подготовкой к печати его окончательного текста «трудились» всякий раз «Три богатыря», соответственно: В. К. Тредиаковский, И. Быковский, А. И. Мусин-Пушкин; А. И. Мусин-Пушкин, И. Н. Болтин, И. П. Елагин; А. И. Мусин-Пушкин, А. Ф. Малиновский, Н. Н. Бантыш-Каменский. Во всех трех «троицах» («Троянах») участвует «серый волк», поистине «серый кардинал» – граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин. Недаром великий «скептик» Андре Мазон интуитивно «угадал» в нем одного из соавторов «Слова о полку Игореве». Еще ближе к истине подошел великий советский ученый-историк Александр Александрович Зимин, можно сказать, чисто математически «вычисливший» второго члена «Троицы» («Трояна») – «сизого орла» – Иоиля Быковского. Справедливости ради мы просто обязаны назвать имя «пророка в своем отечестве», впервые «вычислившего» «соловья старого времени» – Владимира Михайловича Богданова, который уму непостижимым методом впервые за всю более чем 200-летнюю историю «словистики» назвал имя автора «Слова о полку Игореве» Василия Кирилловича Тредиаковского[481]. Таким образом, сформирована еще одна «троица» – первооткрывателей «Трояна»: Андре Мазон, А. А. Зимин и В. М. Богданов.
Но не только цифра 3 занимает в русской народной речи особое место, столь же эпический оттенок несет на себе цифра «семь», видимо, со времен сотворения мира Создателем, завершившим свою работу за семь дней. Цифра «семь» прочно вошла в многочисленный арсенал русских пословиц, поговорок («Семь пятниц на неделе», «Семь раз отмерь – один раз отрежь»; «У семи нянек дитя без глазу» и т. д. – нам удалось насчитать свыше двадцати подобных искорок народного творчества). Как и следовало ожидать, и эта цифра «перекочевала» из фольклора в литературу, прежде всего в сказки: «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» (А. С. Пушкин, куда же без него?); «Волк и семеро козлят»; отразилось в названиях советских фильмов: «Семеро смелых»; «На семи ветрах», «Семь невест ефрейтора Збруева» и т. п. Цифрой семь, как несмываемым клеймом, помечены самые мрачные периоды «смутных времен»: «Семибоярщина» – начало 17го века; «Семибанкирщина» – начало 90-х годов 20-го века.
В «Слове о полку Игореве» семерка просто обязана была появиться, она и появилась в нужное время и в нужном месте. Речь идет о мятежном полоцком князе Всеславе Брячиславиче – внуке Изяслава Владимировича, сына Владимира Святославича («Крестителя») и Рогнеды. Этому персонажу в «Слове» посвящен довольно пространный фрагмент, который некоторые исследователи считали самостоятельным произведением, – «Песнь о Всеславе», – лишь впоследствии включенным в состав «Слова». После братоубийственной битвы на р. Немиге «…Немизѣ кровави брезѣ не бологомъ бяхуть посѣяни, посѣян и костьми Рускихъ сыновь», Всеслав оказался вместе с двумя своими сыновьями в плену у киевского князя Изяслава Ярославича, будучи посаженным в «поруб» (темницу). Когда в 1068 году в Киеве вспыхнул мятеж горожан против князя Изяслава, Всеслав Брячеславич был освобожден мятежниками и «посажен» на киевский престол 15 сентября 1068 года. Прокняжив 7 месяцев, Всеслав был свергнут в апреле 1069 года и вновь возвратился в Полоцк. Именно с овладения киевским столом начинается в «Слове» пассаж о Всеславе Брячиславиче: «На седьмомъ вѣцѣ Трояни, връже Всеслав жребій о дѣвицю себѣ любу. Тъй клюками подпръся о кони, и скочи къ граду Кыеву, и дотчеся стружіемъ злата стола кіевскаго».
Безусловно, интересный экскурс к событиям столетней давности о деятельности мятежного князя-оборотня, тем не менее он не имеет никакого отношения к событиям, воспетым в «Слове о полку Игореве». Поэтому украинский поэт И. Франко и белорусский поэт М. Богданович посчитали этот фрагмент инородным вкраплением в сюжет «Слова», а Богданович даже перевел его на белорусский язык как самостоятельное произведение под названием «Песнь про князя Всеслава Полоцкого».