уже ничто не поможет.
Я сначала невольно обижаюсь, но потом соглашаюсь: уж больно сильны мои воспоминания о той Нике, мною придуманной и мною же убитой.
Провожаю ее до метро, сажаю в вагон, двери закрываются, и сквозь стекло я вижу ее мягкую, искреннюю, родную улыбку и глаза, серые и теплые, как апрельский туман, и прощальный жест маленькой руки.
Потом поезд исчезает в черном тоннеле, а я стою еще некоторое время как завороженная и смотрю на то место, где только что была Ника. В ноги забирается пустота и медленно ползет вверх, заставляя сердце стучать глуше и реже, но я стряхиваю ее, словно осенние листья, — она уже не властна надо мной.
Легко взбегаю по лестнице метрополитена, выхожу на улицу. У обочины стоит машина сестры, она нетерпеливо машет мне, и я машу в ответ. Сестра притворяется сердитой и открывает дверцу. Я забираюсь внутрь, на душе у меня тепло и спокойно. Сестра говорит:
— Я уже начала волноваться. Где ты так долго была? Я звонила тебе — ты что, не слышала?
Я смотрю на мобильник — три неотвеченных вызова, но не помню, чтобы мой телефон звонил.
— Наверное, после концерта звук не включила, извини.
— Ладно, — сестра смотрит на меня недоверчивым и немного тревожным взглядом. — Если все в порядке, тогда поехали, отметим твой дебют.
— Поехали… Да, все в порядке, — говорю я, и мы едем домой. Там сестра достает из закромов кучу красок, кисточки, халаты и перчатки. Теперь мы можем начать отмечать мое выступление. Странно, почему отмечают какое-то событие всегда одним и тем же способом. Ведь мы хотим выделить этот день из ряда одинаковых, запомнить, что в этот день произошло что-то особенное. И мы обязательно запомним его. Запечатлеем в своей памяти как точку отсчета, с которой начнется новый этап нашей жизни. Каким он будет — мы не знаем. Я и сестра разводим краски и начинаем рисовать. Сбоку я рисую маленькую фигурку с коротко остриженными каштановыми волосами. Сестра с подозрением смотрит на нее, но ничего не говорит. На стене остается еще много места, но у нас так много всего впереди! Уставшие, но довольные, мы ложимся спать.
* * *
Она погибла через три месяца — об этом кратко сообщил ее брат в своем единственном письме ко мне.
Я постаралась сделать так, чтобы у меня было как можно меньше времени на мысли и воспоминания. И все же, когда выдается свободная минутка, я хожу по нашим местам, но воспоминания уже не причиняют мне боли, не вносят разброд в мои мысли; чувствую одно лишь успокоение и светлую грусть. Иногда проскальзывает мысль о том, что надо было держать ее, ни за что не отпускать. Но потом понимаю, что Маленькие принцы никогда не задерживаются здесь надолго. Теперь, когда ее уже на самом деле нет, я не могу отступиться от того, что ей пообещала. Жить, как облака, я еще успею научиться. А пока меня ждет простая человеческая жизнь, и мне нужно научиться жить как человек.
Снег мягко опускается на лицо, я встаю со скамьи и иду домой. Скоро придет сестра с работы, мне нужно успеть приготовить ей ужин. Это будут блинчики с творогом — она их очень любит.