— Не можете ли вы сказать, кто тот господин, который держал банк?
— Это известный Перкалье, маркиз де Прие, его вы могли бы знать в Венеции, где он был посланником. Тот, кто спросил у вас про аббата Жильбера, — кавалер Зероли, муж дамы, которая пригласила вас к ужину. Все остальные — графы, маркизы и бароны, каких повсюду можно встретить великое множество, и, конечно, всё это записные игроки. Когда здесь проезжает какой-нибудь иностранец, они ловко завлекают его. Если он играет, ему трудно ускользнуть, потому что тут все заодно, как жулики на ярмарке. Берегитесь, они намереваются поживиться и за ваш счёт.
К вечеру мы возвратились в гостиницу и застали всех игроков уже за картами. Ко мне подошёл кавалер Зероли и предложил партию в фараон по сорок цехинов. Я согласился и к тому времени, когда подали ужин, остался без этих денег, впрочем совершенно не огорчившись. Мне нужно было бы уехать, но у меня не хватало решимости. Оставалось только обещать себе сугубое благоразумие и осторожность, что при наличии у меня больших денег в бумагах и золоте казалось не очень затруднительным.
Вскоре после ужина маркиз де Прие составил банк на триста цехинов. Я понял, что могу рассчитывать лишь на большой проигрыш и малую прибыль, — несомненно, будь у него наличные, он поставил бы в банк целую тысячу. Положив перед собой пятьдесят лисбоннинов, я скромно объявил, что, как только проиграю их, сразу же иду спать. В середине третьей талии я взял банк, и маркиз объявил, что ставит ещё двести луидоров.
— Я охотно принял бы ваше предложение, если бы не решил уже ехать завтра утром на рассвете. — С этими словами я удалился.
На пути в комнату меня остановил Дезармуаз и спросил в долг двенадцать луидоров. Я ожидал чего-либо в этом роде и сразу же выложил деньги. Рассыпавшись в благодарностях, он сообщил, что мадам Зероли утверждала, будто задержит меня по крайней мере ещё на день. Я улыбнулся и вызвал своего камердинера, чтобы спросить, предупреждён ли возница.
— В пять часов он будет у дверей.
— Превосходно, — вставил Дезармуаз, — но я готов биться об заклад, что вы не уедете.
Мы расстались. Я лёг спать, смеясь в душе над этим предсказанием.
В пять часов утра пришел возница и объявил, что одна из лошадей заболела, поэтому ехать никак нельзя. Дезармуаз, очевидно, догадался о каких-то махинациях, но и теперь я лишь посмеялся, вытолкал возницу вон и послал своего камердинера потребовать в гостинице почтовых лошадей. Прибежал хозяин с уверениями, что у него ничего нет, и нужно ждать до полудня, так как конюшню опустошил маркиз де Прие, пожелавший уехать в час ночи. Я ответил, что согласен ждать до двух часов и рассчитываю на его слово.
После этого я вышел и направился к фонтану, где уже собиралось всё общество. Меня сразу окружили с выражениями удовольствия по поводу отложившегося уезда. Я справился у кавалера Зероли о его супруге и получил ответ, что она ещё в постели, и с моей стороны было бы весьма любезно пойти поднять её. Последовав его совету, я возвратился в гостиницу и без дальнейших церемоний вошёл к мадам Зероли с уведомлением, что послан её мужем.
— Вы, кажется, должны были уехать?
— Я отправляюсь в два часа.
Эта молодая женщина показалась мне в постели много аппетитнее, чем за столом. Я помог ей застегнуть корсет, и вид её прелестей зажёг меня. Однако же сопротивление превзошло мои ожидания. Я сел на постель и стал говорить о своих чувствах и о том отчаянии, в которое повергает меня невозможность доказать ей до своего отъезда искренность моих намерений.
— Но ведь только от вас зависит остаться, — возразила она со смехом.
— Тогда поддержите во мне надежду на вашу снисходительность, и я отложу отъезд ещё на день.
— Вы слишком торопитесь. И, пожалуйста, сидите спокойно.
Достаточно удовлетворённый тем, что она позволила мне, делая, как это обычно принято, вид, будто уступает силе, я был вынужден умерить свой пыл при появлении мужа, который имел достаточно предусмотрительности, чтобы мы заранее услышали его приход. Когда он пришёл, жена обратилась к нему с самым невинным видом:
— Я убедила господина Казанову остаться здесь до послезавтра.
— Прекрасно, моя дорогая. Это весьма кстати, тем более за мной остался реванш.
При этих словах в его руках каким-то образом появились карты и, усевшись на постель с другой стороны, так что жена его служила подобием стола, он принялся сдавать.
Я не мог ни отступить, ни сосредоточиться на игре и проигрывал до тех пор, пока не объявили, что подан обед.
— Пожалуй, мне уже не успеть одеться, — заявила красавица, — и придётся обедать в постели, конечно, если вы, господа, согласитесь составить мне компанию.
Как было отказаться? Муж пошёл сделать необходимые распоряжения, и я, ободренный свежим проигрышем почти двадцати луидоров, приступил к мошеннице с ультиматумом, угрожая уехать сразу же после обеда, если она не пообещает ещё до вечера осчастливить меня.
— Приходите завтра в девять утра, мы будем одни.
После сего, получив ещё довольно существенное приложение к обещанному, я согласился остаться.
Мы отобедали у постели, и мадам изъявила желание встать. Я вышел, договорившись вернуться, чтобы развлечь её игрой в пикет. Мне уже надо было восполнить содержимое кошелька.
Я покинул мою красавицу лишь в восемь часов, сославшись на головную боль. Всё-таки я успел проиграть дюжину партий по луидору каждая. Прощаясь, я напомнил ей о данном обещании.
Утром Дезармуаз сообщил мне, что вся компания, не видя меня за ужином, изощрялась в догадках, куда бы я мог подеваться. Мадам Зероли принимала как должное подшучивания двух других дам и похвалялась, что может сколь угодно долго задержать меня в Эксе. В действительности же я был не то что влюблён, но скорее всего испытывал какое-то любопытство и, к тому же, чувствовал бы себя уязвлённым, если бы мне пришлось уехать, ни разу не добившись полного обладания ею.
Ровно в девять часов, минута в минуту, я вошёл к ней в комнату и увидел её уже одетую. На мои упрёки по этому поводу она отвечала, что не видит причины для моего недовольства. Рассердившись, я выпил чашечку шоколада, не сказав ей ни слова.
Потом она предложила мне реванш в пикет, однако я отказался, заявив, что из-за испорченного ею настроения буду играть лучше обычного, а выигрывать деньги у женщин не в моих правилах. С этими словами я встал, собираясь удалиться.
— Сделайте по крайней мере милость, проводите меня до фонтана.
— Ни в коем случае. Вы глубоко ошибаетесь, если принимаете меня за новичка. Я не испытываю ни малейшего желания делать вид, будто доволен, когда на самом деле к этому нет никакого резона. Вы можете приглашать к фонтану кого угодно. Прощайте, мадам.