Читать интересную книгу Бойцовые псы - Сергей Волошин

Григорий Теймуразович неопределенно пожал плечами.

— И ещё. Это из опыта моего с ним общения. Толь ко очень уверенный в себе и в своей силе человек может заранее объявить о предстоящем убийстве и потом безнаказанно совершить его. А он так и сделал да ещё спрашивал моего совета — с кого начинать? С Городинского или Пирожникова.

— Вы это серьёзно? В таком случае почему вы так говорите со мной о своем компаньоне и моем, как вы сказали, конкуренте?

— С некоторых пор он для меня бывший компаньон. Я знаю только одно. Если вы попытаетесь его подмять под себя, как-то использовать или заставить работать на себя, то сами не заметите, как станете работать на него… И не сможете возразить! И это тоже из моего личного опыта. Повторяю, он очень опасен. Это — булат, если помните известное стихотворение Пушкина, где золото полагает, будто всё может купить. Причём он, этот провинциальный завоеватель столицы, практически неуязвим.

— Вы это что — серьёзно? — хмыкнул Григорий Теймуразович. — Или стараетесь меня заранее напугать? Он что, бессмертный?

— Как Кощей, — усмехнулся Седов. — С одной стороны, это превосходный следователь, использующий очевидные преимущества профессии в своих личных целях, а стало быть, знающий, как сделать любое преступление безнаказанным. С другой стороны, только что стал депутатом Госдумы. Со статусом неприкосновенности. Как вы думаете, этого достаточно, чтобы стать Кощеем, или нет?

— Пожалуй… — пробормотал Григорий Теймуразович. — Пожалуй, вы правильно сделали, что предупредили меня…

— Только что мы всё о нём да о нём, — сказал Седов. — Во-первых, если вы желаете продолжать наш разговор, то должны мне сказать, кому я обязан информацией о моём с ним знакомстве?

— Покойный Валера Пирожников сказал, — вздохнул Григорий Теймуразович. — За несколько часов до своей гибели. Как будто чувствовал… И еще один вопрос, если можно… Опять по весьма печальному поводу. Сколько хороших людей в последнее время гибнет насильственной смертью! Когда это кончится, вы можете мне сказать?

Самого себя об этом спроси, подумал Седов. Тоже мне, гуманист с большой дороги…

— Вы меня хорошо слышите? — спросил Григорий Теймуразович.

— Простите, о ком вы? — спросил Седов настороженно, чувствуя холод под ложечкой.

— Неужели вы ничего не знаете о гибели вашего давнего знакомого Игоря Андреевича Хлестова! Ни в жизнь не поверю!

Седов не ответил, только недоуменно посмотрел на собеседника.

— Значит, не знаете, дорогой Александр Петрович, — сказал тот. — А между тем его убили. Мне бы и ни к чему, но вот племянник его, Андрей Логунов, работающий в моем аппарате, поднял тревогу: пропал дядюшка. И вот сообщение: случайно наткнулись ребятишки — они любят по свалкам шляться. Труп завалили мусором в районе кольцевой железной дороги… Убили примерно неделю назад. Андрюша полагает, будто его дорогого дядюшку убили за долги. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Что, проводите собственное расследование? — спросил в свою очередь Седов, стараясь собраться с мыслями. Игоря Андреевича таки убили, кто? Лёха опять перестарался? Или же с этой гнидой кредиторы расплатились? В любом случае обвинение падет на него, Седова.

— Расследование как раз требует провести упомянутый мною Андрюша Логунов, — пожал плечами Григорий Теймуразович.

— Я понимаю, почему вы спрашиваете именно меня. Но я не имею к этому никакого отношения, — пробормотал Седов. — Я не знаю, в чем тут дело и чем смогу быть вам полезен.

— А вы постарайтесь, — мягко улыбнулся Григорий Теймуразович, и у Седова внутри все похолодело. — Раз убивают людей из моего окружения или как-то со мной связанных, мне хотелось бы знать, что вокруг меня происходит. Как вам хочется знать, что происходит с вашей юной любовницей, которую нехорошие мальчики посадили на иглу… Не удивляйтесь моей осведомлённости. Я только что, при вас, передал ваши данные о ней, а мне тут же сказали, что о ней известно, и постараются в ближайшее время узнать все, что с ней случилось.

— У вас хорошо поставлена служба информации… — Седов старался на него не смотреть. — Только у меня нет ни ваших связей, ни ваших возможностей. И всё, что я мог вам сказать, я уже сказал. Узнаю что-то новое — сообщу дополнительно.

— Ну разумеется, дорогой! — сказал Григорий Теймуразович. — А пока — кофейку? Позвольте, я за вами поухаживаю.

Через несколько минут, когда они допивали кофе, раздался телефонный звонок. Григорий Теймуразович снял трубку. Лицо его изменилось, он мельком взглянул на Седова, поцокал языком, покачал головой. Потом внимательно посмотрел на Седова.

— Её только что обнаружили в морге тридцать шестой больницы. Её нашли вместе с одним мальчиком мёртвыми в парке Сокольники. Слишком большая доза наркотиков. Примите, дорогой Александр Петрович, мое самое искреннее соболезнование. И думаю, что наш разговор на этом следует прервать. Пока. Нам с вами о многом ещё предстоит поговорить. О мно-гом…

— …Не будь дураком, — погладила его по плечу Света Самохина, когда Седов рассказал ей о случившемся. — И постарайся-ка её забыть. Такая женщина из-за тебя страдает… — Она покачала головой, дрожащими пальцами достала очередную сигарету. — Небось думаешь — вот какая бездушная сука эта Светка. А я не бездушная. Просто в нашем с тобой возрасте…

— Где она? — спросил он, тупо глядя мимо нее. — Ирина где?

— Ушла. Не захотела смотреть свой материал. После того, что увидела. Ну куда им всем против этой несчастной девочки? Но Ира — пока что единственная, у кого хватает совести это признать.

— Я хочу побыть один, если можно, — попросил Седов.

Глава 13

— …Ну ты, в натуре, здорово их раскрутил, — сказал старший из братьев Серовых, он же «родной», кивнув в сторону привокзальной площади, на которой собрался весь город. — Умеешь работать с массами, умеешь.

— Стараемся… — скромно сказал Каморин.

— Ну так иди, тебя избиратели ждут, — сказал «двоюродный». — Скажи им, как себя вести в твое отсутствие, кого слушаться и как вообще дальше жить…

Братья рассмеялись и налили себе еще по одной. Каморину немного плеснули шампанского.

— Хорош, — сказал «родной». — Чтобы не пахло. Тебе еще речь толкать… Ну, ты там в Москве не забывай про родные корни, про то, кто тебя в люди вывел.

— Постараюсь, — скромно улыбнулся Каморин.

— Да что ты как неродной сегодня! — воскликнул «двоюродный».

Сказать, не сказать… подумал Каморин. В Москве произошли кое-какие события. Одного Мишакова кокнули, при этом сам Балабон откинул копыта, но это и ладно бы, черт с ними… Невелика потеря. А вот куда-то подевался Канищев. И одновременно сгинул Милюков второй.

Уж не поджидают ли они его сейчас в толпе, на площади? Что им стоит: как овация грянет — один прикрыл, другой из ствола с глушителем выстрелил. Канищев в таких делах хорошо соображает, за троих. Вполне мог поставить Митю Мишакова в известность о случившемся с братом. А они, эти близняшки, друг без друга жить не могут. Значит, жди кровной мести… Проследил, поди, Женя Канищев, зачем Балабону понадобилась экипировка. И все сразу понял. С Канищева надо было начинать, вот где прокол. Или обласкать как следует, приблизить. Мало ли что он на это не поддается, что принципы у него, видите ли. Какие такие у киллера его класса могут быть принципы!

Потом еще этот прокол со стрельбой в Валета, когда тот тонул… Весной найдут тело, дырка в черепе, станут копать… И со старухой Болеславской… Сколько же он при ней лишнего наговорил? Хорошо хоть, инсульт ее вовремя хватил, дар речи потеряла, просто повезло, можно сказать, но ведь вполне еще может очухаться.

И тут ещё эта Алпатова, следователь из Москвы, как крот копает. У нее, видите ли, кое-какие вопросы возникли… И постоянно, говорят, в Москву звонит.

Наверняка уже кто-нибудь раскрыл ей глаза на гибель Валета: если не свои, в милиции, то Шаландин или его пристебаи из группы поддержки на выборах… Своевременно получил он эти депутатские корочки, ничего не скажешь. Везун! Но он помнит и другое: карта идет только пять минут. История с Канищевым и Митей Мишаковым — это сигнал. Мол, смотри в оба, еще чуток — и пошла последняя минута. Дальше, в столице, надо быть аккуратнее во сто крат.

— Что-то вдруг как-то грустно стало, — сказал он вслух. — Расставаться не хочется. Столько здесь пережито. Столько всего было.

— Ты, главное, не забывай там свои правильные слова про плацдарм, — напомнил «двоюродный».

— Родя, опять ты за своё! — прервал «родной». — Человек все хорошо понимает. И не забыл, кому чем обязан. Но и мы ему обязаны, верно я говорю? И потому хочу пожелать нам всем, чтобы все это помнили. И никому не пришлось напоминать.